Читать книгу Проекция реальности - Никита Зайков - Страница 5

Ненавижу свою работу, но бегу со всех ног, потому что больше нет других мест, где я буду получать соизмеримые гроши. И так на протяжении всей жизни. Ты поступаешь не туда, куда хочешь, так как недостаточно хорош для какого-то важного человека в важном заведении. Ты не можешь выучить итальянский, причиной является нехватка денег на учителя. Ты не можешь играть на гитаре, если не способен купить её. И ты всё время бежишь. И главное причиной твоего несчастья являются на самом деле не деньги: часто ты боишься того, что любишь.

Бывает, тебя останавливает стая полицейских дронов со своими камерами и прожекторами. Утро. Я стою посреди оживлённой улицы и не понимаю, что к чему. Вокруг меня несутся многотонные автомобили с диким рёвом. Ближайшее нормальное (имеется в виду целое и оформленное законно) жилое здание в десяти километрах, поблизости только серые металлические бараки и заросшие поля, иногда ещё, если приглядеться, можно разглядеть красно-жёлтое пятно – это заправочная и закусочная. Я был там с мамой, когда отмечал свой день рождения, и познакомился с Димой. Он подрабатывал летом, мы разговорились. В тот день я узнал о Эйфории. Всё-таки оживлённая трасса не предназначена для пешеходных переходов.

– Вы пробежали в неположенном месте! Никуда не уходите, полицейский направлен для проверки документов, – говорит бездушный голос с неба.

– Если бы вы построили переход…

– Гражданин, вы что-то сказали. Это сопротивление властям?

– Нет. Я счастлив и меня всё устраивает. Да здравствует правительство федерации!

Опоздаю на работу. Я в восторге!

Свет от прожекторов начинает ослеплять, и я закрываю глаза. Шум теперь перевоплощается в волны, омывающие мои ноги. Я на необитаемом остове, на много миль только Асфальтный океан. Пусть дальше светят! Возможно, загар появится.

Приходит толстый мужик, выписывает мне штраф, который отправится в мою коллекцию. И почему они так любят придумывать мне хобби? Я улыбаюсь и благодарю.

– Ты смотри у меня! За неуважение есть отдельная статья.

– Я знаю, многоуважаемый. У меня дядя по ней сидит уже два года.

– Ну… По вам видно, что родственники не соблюдают законы.

–Да? Не представляю, почему такой вывод был сделан. Но пусть так.

– Да, пусть. До свидания, – уныло сказал мужчина и увёл дронов с собой.

Я смотрю на наручные часы. Стрелки несутся вперёд к цифре, лишающей меня премии в этом месяце. Хотя зачем мне спешить? Ах, точно! Ради денег. Зачем я терплю? Ах, да! Я хочу жить на свободе, хочу гулять по автострадам без препятствий, как сейчас, по баракам и заброшенным складам. Кого я обманываю? Ради семьи. Не бросать же их!..

После асфальта ноги привыкают к сырой и холодной земле. Ночью шёл снег с дождём. Остаётся посыпать её солью. Жёлтые лужи, осколки бутылок, пахнет мочой. Мне не привыкать. Я этот участок пути всегда пробегаю быстрее других. Соседские мальчишки играют в футбол, приходится уворачиваться от мяча. Они меня знают в лицо, поэтому приветствуют и смеются.

– Здравствуйте, мистер! – орут они, как один организм.

– И вам привет. Спешу, так бы сыграл. Удачи, ребята!

Автобус к моему счастью приходит как раз в тот момент, когда я большим скачком перепрыгиваю через лужу к остановке. Я нащупал билет.

Джинсы внизу мокрые, но мне давно всё равно. В первый раз за долгое время меня не клонит в сон. Всё, что я вижу, не кажется больше бледным и непримечательным. Осталось, правда, послевкусие, лёгкая нотка грусти.

Типичные офисы всегда пропитаны бесконечной суетой. Люди копошатся в муравейнике. Есть командующие, уборщики и рабочие, а в бюро по трудоустройству трудятся матки, пополняющие наш коллектив. Макар сидит на уголке стола, заигрывая с темнокожей девушкой, секретаршей моего босса. Какие у неё длинные ноги!

– О, не помню, когда ты последний раз опаздывал. Я думал, что звание самого пунктуального у тебя не отнимут. Эх! Ошибся, – отвлёкся Макар от беседы с Лизой и крепко сжал мою руку.

За тонкой стенкой обитает большой муравей, которого надо бояться! Он кричит и плюётся в лицо, если что-то идёт не так, но слушать тебя оно не станет, потому что ты не его уровня. Его зовут грозным именем Эдик. Стрелки часов подходят к двум, и он выбирается из своего логова. Украв и продав его одежду, наверное, можно на эти деньги было бы купить хорошую машину. Итальянские, швейцарские, немецкие, китайские известные фирмы изготавливали для него туфли, пиджаки, брюки, часы, галстуки, однако за счёт труда тайских, африканский или вьетнамских рабочих. Этакий павлин двадцать первого века. У него поднята голова, уверенный взгляд, но он эгоист от мозга до костей.

Эдуард подходит ко мне и гавкает. Я думаю о его слюне, которую уберу, когда он уйдёт. Что он мне говорит? Непонятные звуки. Самое верное в данной ситуации отвернуться и начать работать – обычно срабатывало. Я печатаю, старательно нажимая на клавиши, и краем глаза замечаю, как он убегает дальше. Мои плечи расслабляются, я устраиваюсь поудобнее в кресле.

Да, я не люблю своего босса, презираю, но это не делает его плохим человеком. Просто он потерялся также, как и многие на этой планете. Мне приятно думать, что это так…

– Как ты? Не повезло! Он на тебе гнев сорвал. Ходят слухи, что его жена второй раз изменила ему, хотя говорила, что больше так не будет. Справедливость существует? – спрашивает Макар.

– Существует жизнь.

– То есть нет?

– Нет. Справедливо только то, что выживает сильнейший и хитрейший. Эта правда, которую вижу. Надеюсь, что жизнь меня убедит когда-нибудь в обратном.

– А как тебе такое: допустим, смерть иногда может изменить и спасти тысячи или даже миллиарды жизней, хотя человек, который должен гипотетически умереть, по сути ни в чём не виноват и только косвенно, сам не подозревая, крупно влияет на историю? Значит ли это, что понятие «справедливость» очень расплывчатое и его трактовать можно лишь относительно всего человеческого рода в целом? Для одного человека мир устроен неправильно, но какое дело Вселенной и всему времени до его мнения? К тому же воспринимаем мир мы по-разному и пропускаем его через свою призму, а не чужую.

– Слушай, давай потом пообщаемся, после работы. Сейчас надо рекламировать товары.

– Людям, мало что из себя представляющим, товары, никому не нужные, которые они почему-то купят и поставят в тёмный и пыльный подвал.

– Макар!

– Хорошо, ты снова прав. Ещё есть чердак!

Первый звонок. Гудки и наконец берёт трубку женщина.

– Добрый день. Вы найдёте пару минут? – начинаю я.

– Нет. До свидания.

И наступает молчание.

Так повторяется изо дня в день и уже перестаёшь пытаться понять логику корпораций. «Здравствуйте» и «прощайте» делают твою жизнь серой. Индикатор значимости на нуле. Самое удивительное, что не кладут трубку либо одинокие, либо очень больные. Первые пытаются поддержать разговор и можно в восьмидесяти процентах случаев сказать, что им больше шестидесяти. Вторые же жалуются на плохо прожитую жизнь, боли и иногда плачут, но редко сами способны отключить телефон.

Недавно я обнаружил подвид вторых – это душевнобольные. Как ни странно, с каждым днём таких становится больше, будто это какой-то грипп, с которым не научились бороться. Они несут чепуху, кажущуюся им разумной. Главное самому не проникнуться, чтобы не сойти с ума. Я не выношу и двух минут. Приходится быстро излагать рекламные тезисы. Я бы сразу прекращал с ними общение, однако есть требование начальства, по которому всем, кому дозвонился, обязан тараторить одну и туже информацию.

– Вам будет интересно узнать, что в нашем ассортименте много изменений.

– Мой муж ел огурцы! Они были похожи на…

– Прошу прощения, – спешно прерываю я её, краснея. – Новые зубные щётки фирмы «Золотые зубы».

– Мои тени преследуют меня! – визжит она в трубку. – Меня окружают тени. Темнота! Вашти не рада.

– Э… Вам больше не придётся ходить к стоматологу. Хотите приобрести? Низкие цены.

– Помогите!

– Тогда до свидания.

Я откладываю телефон. Вздох. Две камеры смотрят на меня и ещё пятнадцать на других сотрудников. В офисе стёкла от потолка до пола. Город просматривается на много километров. Я с усталой улыбкой наблюдаю за тучами, деловым центром со своими небоскрёбами, которые похожи на пятнистых китов. Пятна включаются в одних местах и гаснут в других, стоит только кому-то оставить своё место. Но дальше трущобы, бараки, поля, дома, оставшиеся в целости с начала века. Чёрные тучи обещают осадки.

Заканчивается рабочий день, меня приглашает в бар Макар. Мы идём молча. Хорошо, когда есть друг, с которым можно почувствовать, что провёл великолепно время, хотя не обмолвился словечком. Впереди толпа, плакаты, лозунги. Шумно, как на вечеринке. Вдруг пролетает вертолёт, освещая собравшихся, их безумные глаза, требующие справедливости. Количество людей на пути увеличивается, начинают толкать и прижимать к стенам. Народ кричит и высказывает недовольство. Чем дальше, тем хуже. Темнеет и просыпаются инстинкты. Я не на шутку взволнован.

– Мне кажется, что в баре лучше посидеть в следующий раз, плохая была идея, – неуверенно мямлю я за спиной Макара и пытаюсь не отстать.

– Да? Вроде бы ты был рад, когда я позвал тебя. Дело в этих наивных?

– Отчасти. Почему ты их так называешь?

– Они верят в перемены. Знаю я эту песню. Сначала выходишь весь из себя такой, а после первой дубинки и ночи в обезьяннике тебя всё в мире устраивает. Я никого не виню. Мы пришли, кстати.

Макар выбрал столик поближе к выходу, потому что, как он сам пояснил, нам легче отсюда будет разглядеть происходящее и быстро убежать, если придётся. Пошёл снег.

Мы ждём кофе. Кажется, что Вселенная разделилась на ту, которая за окнами бара, и спокойную внутри, где официантка подаёт тебе пирожное. Посетителей мало: старик в военной форме с приколотыми наградами, уткнувшись в газету, выбивает ногой мелодию по полу; очень худая девушка, чьи кости выпирают наружу, будто их отторгает тело; мистер в кепке, который жуёт сухари и наблюдал, как и мы, за происходящим.

Принесли горячий кофе. Я отпиваю чуть-чуть и, почувствовав тепло, идущее вниз, ощущаю ещё, как каждая клетка расслабилась. Мы просто смотрим телевизор в 3D. Я, Макар и кучка чудиков.

Группа подростков с битами бьют машины. Ну в чём виноваты бездушные транспортные средства? Ты учишься подсчитывать убытки: одна вмятина – можно починить, пять – металлолом. Затем принимаются за витрины. И кто придумывает такие нелепые сюжеты? Какой жанр? Где главный герой? Столько вопросов не должно появляться при просмотре. Стёкла разлетаются в разные стороны, задевая прохожих. Начинается паника, когда взрывается первая петарда. Магазин игрушек напротив поджигает мальчик в чёрной маске. Он отходит к своим друзьям, и они вместе наблюдают за тем, как плавятся глаза плюшевых мишек. Пластик от паровозов, самолётов, роботов стекает в одну горячую лужу. Огонь пожирает соседние этажи и люди выпрыгивают, чтобы выжить. Дым поднимается высоко в небо и смешивается со снегом в серую глину. Переломы, ушибы и радостные глаза ребят, которым всё сошло с рук. Гениальный поворот сюжета! Браво автору. Новая петарда! Взрыв там, сям, маленький салют, крики в другом месте. Сотни лиц перемешиваются в потоках, и подростки теряются в толпе. Приезжают машины с вежливыми людьми, которых забрасывают коктейлями Молотова.

– Долой рабство разума! – орёт женщина с дерева. Интересно, как она туда забралась. Я чувствую, что скоро кульминация или даже финал.

– Теория хаоса гласит, что если в детерминированную систему ввести малейшее изменение, то это приведёт к необратимым последствиям и небольшое отклонение перерастёт в колапс или, вероятно, в катастрофу. Знаешь, дружище, что пошло не так в нашем случае? – спрашивает Макар и глотает пива из горла бутылки.

– Нет.

ОМОН скручивает парня, прижимая лицом к стеклу бара. Какой большой и кривой нос у этого человека!

– Они решили остаться у власти после кризиса, который сами устроили. Хаос! Система должна работать в любом случае и не зависеть от кого-то одного олигарха или нескольких. Понимаешь?

Я киваю. На самом деле мне не хочется обсуждать с ним проблемы мирового масштаба. Я бы лучше поговорил про свои, его, но ты являешься частью Вселенной, а она твоей, поэтому приходится интересоваться глобальным.

– Достали эти кризисы. Все они из-за эгоизма, равнодушия. Вспомни хотя бы историю 2021. Ужас!.. – продолжает мой собеседник.

За минуту увезли уже половину собравшихся на митинг. Догорает дом. Стало светло, как ранним утром. Скорая приезжает и уезжает постоянно.

– И это пройдёт, ничего не вечно. Система раньше была хаосом, – придумываю я, что ответить.

Мужик с охотничьей винтовкой стреляет в незнакомцев, перезаряжает, целится и снова стреляет. Я слежу за них. Он не моргает. Его убивают с вертолёта. Красное пятно течёт по серому снегу. Что он хотел этим сказать? Ещё один сумасшедший?

– Точно. Верно подмечено! Всё вокруг было раскалённой пылью: солнечная система, галактики, наша планета, твой стул, а в итоге стало тем, чем оно является.

В нас кидают мусорный бак, разбивается стекло – и вот на нашем столе вместо пирога кожура от банана, пустые пачки от таблеток и презервативы, похожие на высохших медуз. Я дождался финала! Стекло на моей одежде. Мы спокойно встаём и жмём друг другу руки.

– Думаю, что это логичное завершение беседы, – говорю я, улыбаясь.

– Согласен. Уходим.