Читать книгу Сердце огненного острова - Николь Фосселер - Страница 12

– Большое спасибо. – Флортье приветливо, но сдержанно улыбнулась официанту в белом кителе, когда тот принес ей чай на прохладную веранду. Официант вежливо ответил на ее улыбку, пробормотал пару полагающихся слов и удалился в свой угол возле двери, откуда наблюдал за клиентами, чтобы немедленно выполнить их желания.

Флортье уселась удобнее в кресле-качалке, манерно скрестив лодыжки, и поправила юбку легкого кремового платья. Взяла чашку с блюдцем, пригубила чай и довольным взглядом окинула внутренний двор отеля. Бунгало и двухэтажный главный корпус разместились вокруг просторной площадки, по краям которой росли тенистые деревья. Увенчанный куполом артезианский колодец был окружен живой изгородью из аккуратно подстриженного самшита. Пальмы в горшках и каменные вазы с цветами создавали цветовые пятна и привносили дополнительную экзотическую нотку.

Отель ей понравился. Она поселилась в приятном номере, состоявшем из двух маленьких комнат – в задней стояли кровать и умывальник, в передней, выходившей на веранду, стол со стульями. Ей нравился просторный, элегантный ресторан и то, что персонал обращался к гостям «мадемуазель», «мадам» и «месье». Нравилась еда – завтрак с крепким кофе, яичницей с беконом, тостами и фруктами, на обед – рейстафел, чай с сэндвичами и пирожными, а вечером меню из множества блюд. Нравилось и то, что она могла мыться в ванной и спать столько, сколько хотела, могла, ни на кого не оглядываясь, зажигать по ночам лампу на столике. Так что она поступила разумно, сняв номер здесь, а не в более престижном отеле «Недерланден». Она быстро выяснила, что все приезжавшие в Батавию по делам останавливались здесь, в «Дес Индес». В «Недерланден» жили только иностранцы и туристы, а они не интересовали Флортье, так же как вынужденные экономить на всем плантаторы, такие, как господин Ааренс, – те на первое время селились в районе порта, например, в «Стадсхерберг». Как бы хорошо Флортье ни относилась к господину Ааренсу, все же она надеялась, что он со своими нежными чувствами не станет ее преследовать как тень: в ее планы не вписывался мужчина, на которого она не делала ставку.

На веранде напротив нее сидел пожилой господин со старомодной пенковой трубкой в зубах и читал газету «Ява Боде». За соседним столиком двое мужчин ненамного моложе него размышляли над шахматной доской, задумчиво посасывая сигары и попивая крепкое спиртное. Флортье находила забавным, что мужчины почти целый день носили просторные костюмы из тонкой ткани, похожие на пижамы, а немногие дамы – юбки саронг и легкие блузы, а на ногах – сандалии или шлепанцы, либо вообще ходили босые. Сама она не видела никаких оснований следовать такой моде и наслаждалась завистливыми взглядами женщин и мужским восхищением, проходя мимо них в белых или кремовых летних платьях, прелестная, словно нежный цветок.

В душе она забавлялась, представляя, что подумали бы жители городка Снек, у которых даже скошенный воротник или свисающая лента вызывают неодобрительные взгляды, о непринужденной моде Ост-Индии, и наслаждалась чувством триумфа при мысли о том, что Рейндеры, Дейкстра и Хекстра все это никогда не увидят. А вот она, Флортье, добилась своего и добралась сюда. Никто из жителей Снека с его аккуратными домиками и белыми кружевными гардинами, за которыми так хорошо прятаться и шептаться, и не мог предположить, что она способна на это.

Первые дни Флортье только ела и спала, чтобы стряхнуть, смыть с себя все следы долгого путешествия. А еще подставляла туземной женщине спину для массажа. Сегодня, выждав приличествующий срок, она написала на тонкой почтовой бумаге с названием отеля письма Росендаалам, тер Стехе и Вербругге, поблагодарила их за приятную компанию и между строчками намекнула, что не прочь с ними повидаться. И после визита к парикмахеру, который работал в одном из бунгало в двух шагах от администратора и уложил ее волосы в букет из затейливых петель и завитков, Флортье сделала то, что умела лучше всего – стала хорошо выглядеть.

Она поставила чашку с блюдцем на столик, взяла веер, откинулась на спинку кресла-качалки и, плавно покачиваясь, с блаженным вздохом закрыла глаза.

Нет, она не благодарила свою тетку за то, что в тот день та велела ей помыть окна. В конце концов, тетка все время заставляла ее мыть окна, скоблить добела пол, начищать лампы и столовое серебро, чтобы выгнать из нее тщеславие и гордость. Чтобы Флортье получила возмездие за свои грехи, научилась покаянию, и ей больше никогда не лезли в голову глупые затеи. И все же это было самое лучшее, что когда-либо сделала для нее тетка Кокки: она сунула ей в руки ведро, тряпку и пачку старых газет. Флортье скомкала газетный лист, чтобы протереть им влажное стекло, и тут ее взгляд упал на рисунок холмистой местности, за которой поднимались высокие горы, потом на текст рядом с картинкой. Она расправила бумагу и прочла эти строчки. Потом медленно села на пол, разгладила ладонью газету и вновь и вновь принялась перечитывать заметку и рассматривать иллюстрацию. В ней говорилось о голландце, который одним из первых арендовал землю у туземцев и устроил на ней плантации. На Яве, по распоряжению колониальной администрации, крестьяне почти сорок лет были обязаны засевать пятую часть своих земель индиго и сахарным тростником вместо риса, а урожай сдавать в качестве арендной платы. Безземельные жители должны были отработать шестьдесят шесть часов в год в пользу правительства Нидерландов. Лишь после отмены в 1870 году этого «културстеелсел» (постановления о сельхозкультурах) нидерландские частные лица смогли брать земли в аренду, и многие быстро разбогатели на этом. Вот как тот плантатор, о котором Флортье прочла, сидя на полу в комнате тетки Кокки. Одна фраза из той статьи поразила ее особенно: жалоба плантатора, что на Яву совсем не приезжают одинокие женщины, несмотря на разрешение властей, а он и многие другие его знакомые мечтают жениться и создать семью. Нетерпеливый теткин окрик вернул Флортье к реальности; она поспешно сложила газету, спрятала ее в карман и снова взялась за работу. Начищая до блеска оконные стекла и выполняя в последующие недели и месяцы все, что заставляла делать тетка Кокки, Флортье мечтала о Яве, о том, как она выйдет замуж за богатого, но одинокого плантатора. В ее голове созрел смелый план, и ничто не могло помешать его исполнению. Ведь она была очень хитрая и решительная. А еще она уже давно находилась на грани отчаяния и стремилась уехать из Снека.

– Простите, мадемуазель.

Флортье открыла глаза. Рядом с ней стоял официант, держа поднос с бокалом шампанского.

– Это вам от месье, который сидит вон там, – сказал он.

Флортье посмотрела в указанную сторону. В нескольких столиках от нее сидел молодой, светловолосый мужчина в светло-желтом костюме и держал такой же бокал шампанского. Он слегка поклонился Флортье. Она поспешно отвернулась.

– Пожалуйста, унесите это, – с мольбой прошептала Флортье. – И передайте этому… этому господину, – тут она подняла кверху брови, – что я не понимаю, почему он решил так меня оскорбить.

– Хорошо, мадемуазель, – ответил с поклоном официант и поспешил выполнить поручение.

Флортье услышала, как мужчины вполголоса обменялись фразами. Она откинула со лба воображаемую прядь волос и быстрее замахала веером, словно ей внезапно стало жарко от возмущения и растерянности.

Через считанные мгновения возле нее раздался шорох. Она открыла глаза.

– Я… я нижайше прошу прощения, милостивая сударыня, – пробормотал молодой человек в желтом костюме и неуверенно поклонился. – Я никак не намеревался вас обидеть, боже упаси! Я только увидел вас здесь и… ну… подумал… – Его розовое, гладко выбритое лицо действительно казалось совсем молодым, хотя волосы уже поредели. Флортье отметила безвкусный цвет его костюма: очевидно, за гардеробом блондина было некому присматривать, по крайней мере, рядом с ним не было женщины, наделенной чувством стиля. И хотя жилетка была ему слишком тесна на груди и животе, костюм выглядел дорогим и был хорошо сшит, как и коричневые штиблеты.

– Мне совсем не льстит то, что вы там подумали, – прошептала Флортье, и глаза ее наполнились слезами, которые она тут же прогнала. Она глядела мимо блондина и лихорадочно обмахивалась веером.

– Нет-нет! Нет! – поспешно заверил он. – Так я о вас точно не подумал! – Он вытащил носовой платок и вытер шею. Тем временем его лицо стало цвета перезревших яблок из сада фермера Везендонка. – Увы, мы у себя в Преангере растеряли все хорошие манеры. Знаете, когда годами не выбираешься с плантации…

Флортье все еще хмурилась, но движения ее веера немного замедлились.

– Ах, я даже не представился, – испуганно воскликнул он и снова поклонился. – Эдуард ван Тондер. – Неловкими пальцами он выудил из кармана жилетки карточку и протянул ее Флортье. У него были сильные руки, но без видимых мозолей – руки человека, который привык к тяжелой работе, но уже не нуждался в этом. Флортье не взяла карточку. – Вероятно… вероятно, позже, – хрипло проговорил он и положил карточку возле чашки. Флортье не удостоила ее взглядом. – Могу ли я как-нибудь исправить свою оплошность? – прошептал он жалобным голосом. – Прошу вас!

Флортье гордо вскинула голову.

– Хм-м… – Эдуард ван Тондер надул щеки и погладил себя по груди, размышляя. – Может, поужинаем вместе?

– Послушайте, – со строгой улыбкой возразила Флортье и резко сложила веер. – Вы не можете…

– В «Кавадино», – воскликнул он, взмахнув рукой. – Очень приличный ресторан в одноименном отеле, превосходная кухня. Что скажете?

– Вообще-то… – начала было Флортье.

– Пожалуйста, – проговорил он тихо и веско. – Я очень хочу загладить свою оплошность. Я в самом деле не думал ничего плохого и оскорбительного. Я увидел вас и просто решил познакомиться. – Поскольку Флортье молчала, опустив голову, и лишь подрагивала своими длинными ресницами, он с надеждой добавил: – Позвольте мне хотя бы сделать такую попытку.

Флортье вздохнула и снисходительно взглянула на него.

– Хорошо. Если уж вам это так важно…