Читать книгу Каледонский безумец - Николай Анатольевич Костыркин - Страница 14

Здравствуй, молчаливая любовь,

Я с тобой уж было попрощался,

Ибо выбор мне теперь любой

Может выпасть волею пространства.

Я бы рад солгать – и говорить

Ночи напролёт о чём-то странном,

Только это лишь рубцы, не раны,

И не вне, а глубоко внутри.

Лето утекает сквозь листву,

Солнце улеглось на даль морскую.

И когда нас поминают всуе,

Мы с тобой ни разу не тоскуем

О былом виденье наяву.

Дух жареной рыбы, шедший от костра, где сидели, вкушая пищу, Блехерис и Ллейан, резко прерывался на берегу, у подножия которого, опустив ноги в набегавшие волны, стояли Мананнан и Бригитта. Когда в сумерках они спустились по каменной гряде к влажной песчаной полоске, море поутихло и теперь не мешало их разговору под созревшими на потемневшем небе звездами.

– Значит, вот она какая, невестка кумушки Кер, – сказал Бригитта.

– Какая есть, – Мананнан вспомнил недавние слова Блехериса и усмехнулся сам себе.

– Думаю, далеко не последняя из тех, на кого неожиданно налетает Морвран. А этот друид-расстрига должен пойти с ней?

– Наверное, – пожал плечами Мананнан, – потому что, боюсь, она без него и шагу по Эрину не ступит. Он ей что-то вроде наставника, или как там у вас, христиан, оно называется.

– Не ёрничай, – деланно насупилась Бригитта, – среди нас двоих, здесь стоящих, христиан уж точно нет.

– Я бы поспорил. Ты же у них вроде как святая.

– Ну, это… вынужденная мера. Да и вообще я уже лет как десять умерла.

– Что, не выдержала этого новомодного безумия?

– Дело в другом: сейчас люди дольше не живут. Да и умерла я настолько незаметно, что когда снова через какое-то время объявилась у себя в Килдаре, то одни уже забыли о моей смерти, другие, оказывается, и вовсе о ней не знали, а третьим было настолько всё равно, что я было вконец пожалела – можно было вообще не умирать, продолжая начатое дело без перерыва на мнимое небытие. Хорошо хоть священный дуб Килдара за эти пару зим не спилили, а то с них станется. Поубивала бы – и ничего, что христианская святая!

– Ну и ушла бы от них совсем, раз и они такие… невнимательные.

– А зачем, ты думаешь, я вообще всё это затеяла?

– Без всякого понятия. Но раз уж свиделись, надеюсь на увлекательный рассказ.

– Нетрудно поведать. Я, хоть и умерла, но вернулась во плоти. И люди меня видят. Воочию. Некоторые более сообразительные христиане, всё же сопоставив факты с обычными для них сроками жизни, объявили, что я вернулась из рая пасти их стадо дальше.

– Стадо?

– Очень уместный в данном случае оборот, благо и сами христиане не гнушаются всячески наполнять им свои ритуальные речи. Нормальные же люди смекнули, что к чему, и, видя их любимую…

– И весьма скромную.

– … богиню собственными глазами, как-то перестали воспринимать христианские проповеди, отойдя от ознакомления с новой верой. Между теми и другими начались было стычки, поэтому пришлось срочно вмешаться и каждой из сторон объяснить то, что ей нужно было услышать. Так что я теперь поистине живее всех живых, и меня питают вера и преданность как наших людей, так и христиан. Чтобы совсем уж перенаправить на себя местных почитателей заморского бога, оградившись при этом от него самого, пришлось даже свой крест придумать. Теперь здешние христиане молятся исключительно перед ним, благо чтобы сплести его из тростника или тонких прутиков, больших умений и времени не надо. Даже влюблённые – ну, ты знаешь, в Эрине что ни вера, то любовь – теперь дарят друг другу крест святой Бригитты. Старый лис Патрикей в своём раю, небось, все облака истоптал от злости. Теперь будет знать, как связываться с богиней полководцев…

– А также ворожбы, мудрости, врачевания, поэзии, кузнечного ремесла и рожениц. Бригитта, ты несравненна! И всё-таки зачем тебе это?

– Не мне. Нам.

– Нам?

– Ты не понял, глупый. Нам – Эрину. Ибо Бреатан, я убеждена, уже не спасти. Артуир пытался. У него не вышло. Ибо Артуир, хоть и великий ард-риг, но всё же человек, а не бог. А мы, дети Неба и другие древние, уже давно слоняемся по Придайну как бесправные неприкаянные странники. Нет, Бреатан уже не спасти…

– Потому что Йессу Грист забрал у тебя твоих бригантов?

– И поэтому тоже. Но не только. Если Эрин знаменит внутренними потрясениями, то Бреатан гремит на весь мир потрясениями внешними, и так будет ещё очень долго. Эрин должен быть сохранён, чтобы не пасть жертвой неравной борьбы с новыми хозяевами Бреатана, которые рано или поздно обязательно придут сюда.

– Бриг, христиан становится всё больше, и твоя маленькая месть Йессу Гристу и его плешивому бздуну Патрикею ничего не изменит.

– Староверный или христианский, но Эрин должен остаться самим собой.

– И как ты рассчитываешь этого добиться?

– Лебор.

– Что?

– Либра, библис. Как их там ещё называют христиане? Знаки силы, начертанные на телячьей шкуре. На самом деле у них это уже далеко не знаки силы в том виде, как мы привыкли воспринимать. Но, сложенные в слова, они дают силу тем, кто действует именем Йессу Гриста. И скоро они дадут эту силу и нам.

– Говорят, когда Рим убил Остров друидов, лысый учёный муж начертал об этом знаки своей скелы. Скела была сложена во всех подробностях – как резали, как жгли… Стал ли учёный муж умнее после того, как начертал скелу? Стали ли люди Рима умнее от того, что прочитали эту начертанную речь? Не слова рождают мудрость, но мудрость рождает нужные слова.

– Сойди с воображаемого гребня волны, Ман, а то ты уже начал вещать, словно какой-то римский брехун. Давай говорить о сути и без лишних красивостей. Эрин не выстоит перед христианством. А значит, христиане сделают всё, чтобы уже дети и внуки нынешних новообращённых позабыли о нас, утратили память своей земли, свою память. Свою, нашу с ними общую силу, которую затем утратим в этом случае и мы. Поэтому память надо сохранить. Совсем скоро книги с занесёнными в них скелами о христианском боге и его святых станут в Эрине обычным явлением. Их будут читать, запоминать и переписывать. На них будут равняться и беречь, как Балор берёг свой единственный глаз. Поэтому у себя в Килдаре я основала – новое для тебя слово – скрипторий, где с десяток писцов заносят в книги, пусть пока и на латыни, скелы о Детях Неба, Детях Моря и многих других. Меня, свою святую, монахи-писцы ослушаться не могут и, чтобы подолгу не забивать себе голову, считают сие действо неким божественным замыслом. Например, искусным подходом к прославлению их бога, чей верный раб Патрикей где-нибудь в конце книги изгоняет из Эрина змей, коих здесь, как ты знаешь, отродясь не водилось. Зачем что-либо объяснять людям, когда они сами себе всё объяснят – и для чего чертить знаками силы наши скелы, и зачем нужен крест святой Бригитты, и, поверь, многое другое.

– Умно, Бриг, действительно умно.

– Причём мои писцы дали клятву, – довольно усмехнулась Бригитта, – свято хранить тайну нашего скриптория. Думаю, до поры об этом действительно никто не должен знать. Разве что монахи из моей обители в Альбе, которую я там недавно основала. Решила не мудрствовать и окрестила её просто – христианский храм Бригитты. Звучно, правда?

– Не то слово, – хохотнул Мананнан. – И там тоже будет этот… скрипторий?

– Круитни Альбы – те ещё балагуры. За ними нужен глаз да глаз, и всё новое там следует тщательно выверять, а то и убить могут. Поэтому мне приходится присутствовать одновременно и там, и здесь. Наверное, нужно заканчивать с этим раздвоением – быть христианской святой более чем в одном месте уж очень муторно – и просто ездить самой к себе в гости.

– Где же ты была со своими идеями, когда Рим пришел на Остров друидов, Бриг?

Бригитта вмиг помрачнела вслед за Мананнаном.

– Я держала оборону вместе со своими бригантами. В одиночку, без других богов. Я умирала с каждым убитым воином или воительницей. С каждым брошенным в огонь младенцем. С каждым зарезанным в пылу грабежей стариком. Я столько раз умирала, Ман! И не могла умереть окончательно. Наверное, именно поэтому мне так легко удалось воскреснуть сейчас… Единый Рим поверг нас на колени, и мы долго, очень долго на них стояли вместе с доброй половиной Бреатана. Я превратилась в тень самой себя и даже женщин на сносях не могла благословлять на удачные роды. Дети стали появляться на свет мертвыми. Много, очень много мертвых детей! Бриганты пали духом и надолго отвернулись от меня, не сумевшей их защитить. Обессиленный народ и их обессиленная госпожа, мы долго были врозь. Но потом мы нашли в себе силы, чтобы воспрянуть и начать долгую, тяжелую борьбу. Это было время повсеместных восстаний и набегов на римские каэры. Но Эвраук, Эборакум, этот монстр из тесаного камня посреди прореженного тисового леса, соблазнявший многих моих людей своими бешеными нравами, оставался невредим. Ибо там сидел Бык. Так мы называли местное римское войско из-за его символа. Римляне же называли это войско Девятым испанским легионом. Мы долго готовили похищение этого Быка из Эборакума. Плели интриги, провоцировали дальние гарнизоны. На помощь пришли круинти, Фир Болг с полночной стороны. Их привёл Кернуннос. Рогатый Охотник нашел способ отомстить Риму за вырубленные во множестве леса Придайна. Вместе они заманили Быка в ловушку. Уйдя на полночь, назад Девятый легион не вернулся. Бриганты, мои бриганты ликовали, но ликовали очень тихо – Рим был в зените своей силы и власти. Наши вожди внешне принимали условия Империи, но навсегда поклялись не забывать, кто они есть, и во что бы то ни стало сохранить за собой свою землю. И когда Рим стал терять былую мощь, иссякать прямо на глазах, Эборакум доверили молодому дуксу, благородному сыну Империи – потомственному вледигу бригантов Коэлю, Коэлю Старому, который возродил Старый север. Девочка из его рода сейчас уплетает третий кусок рыбы у костра. Ей нужны силы, чтобы выносить двойню. Много сил. Пусть набирается. Мы уйдем в Килдар с зарей… И я буду следить за тем, чтобы через девять месяцев Ллейан благополучно разродилась двумя маленькими бригантиками, коих доверила мне их бабка Керридвен. Вот такие, Ман, уроки времени.

– Только не выучили ни мы, ни люди самый главный, жестокий урок, который преподал нам единый Рим. Старый север превратил себя в клоаку междоусобиц, кои так и не смог окончательно пресечь даже хвалёный Артуир.

– Что ж, в чём-то ты и прав. Но подумай, чьей воле мы подчинялись бы, стань мы такими же, как единый Рим? Испытавшие бессилие от нескончаемых потерь, мы тем не менее выжили и остались самими собой. И теперь в помощь нам могут прийти другие. Такие, как эти двое, коих родит Ллейан. Наконец-то я снова приму роды у матери божественных детей! Ты понимаешь, какое это счастье, Ман?

– Наверное, не очень, – отшутился тот, – ведь я ни у кого никогда не принимал роды.