Читать книгу Керенский - Николай Королев - Страница 13

Генерал Духонин вот уже несколько дней подряд не может выйти на связь с Главковерхом Керенским. Он, начальник штаба Ставки в Барановичах, пристально следит, насколько это возможно в его положении, за развитием событий в столице. Его удручают сообщения идущие оттуда. Как истинно российский по духу, уму и делам военный человек он жил и живет радостями и горестями Родины. Сейчас Родина была в опасности. Как ей помочь? В его руках немалые силы. В данную минуту он, Духонин, один правит фронтами. На огромном пространстве идет война. Продолжается, несмотря на то, что где то там, как из подворотни, раздаются голоса «Долой войну, айда домой!» Так мировые дела не делаются. Это только дальтоник мозговой, штатский бездельник, интеллигент, не имеющий понятия не только в военном деле но и в том, на чем крендели растут, может распространять подобную чушь.

Наконец генералу Духонину ответили по прямому проводу из Пскова:

– У аппарата Главковерх генерал-лейтенант Черемисов, слушаю Вас Николай Николаевич. Какие у нас успехи на фронтах? О них доложите позже. Что за вопрос у Вас ко мне?

У Начальника штаба Ставки повело скулы как при параличе.

– Как Вы это себя назвали – Главковерх…Александр Федорович… умерли или у нас тоже переворот.

– Считайте, что «Да». И то и другое…

– Этого нам только и не хватало. Времечко выбрано точнее не куда.

– Керенский самоустранился от дел. Свои полномочия передал мне. Прошу следовать моим указаниям.

А это уже вежливый приказ самовыдвиженца. И какая самоуверенность!

– Смею Вам заметить, перестановки и назначения в военном ведомстве происходят в ином порядке, а не как кому вздумается. А захват власти карается по законам военного времени. Я не имею прав признать Вас в должности, каковую вы обозначили. И тем более выполнять ваши приказы. К измене долгу вы меня не принудите. Случись этот разговор при нашей личной встрече, я имел право расстрелять вас на месте. За измену Родине! Честь имею!

Было над чем подумать Начштаба. По глубокому рассуждению выходило, Глава России занимает круговую оборону: с флангов и с тыла от своих генералов, предавших его, с фронта, от большевиков. Надежные полки с фронта снимал генерал Духонин, чтобы подкрепить силы Главковерха под Петроградом. Гнал эшелоны туда, где их ждали. Где за их скорейшее прибытие молились солдаты. Но те эшелоны шли в никуда, терялись на полустанках или просто не двигались с места. Не получив подкрепления, войсковые подразделения вынуждены были оставлять позиции, нести большие потери.

Но во имя чего стреляли друг в друга озлобленные люди? Кто их так умело стравливал? Мировая война – это особая статья. А внутренняя, «своя» война? Нет большего позора чем «резня» между собой граждан одной страны. Это безумие целого народа. Тот, кто ввергает народ в безумие, кто первый выкрикнул «Даешь войну гражданскую», тот и есть антихрист. Он есть самый первый в череде людских ненавистников! И его ждет участь самая мучительная в аду. Скрюченным в котле адовом, в смоле вонючей и огненной кипеть вечно. И не будет ему упокоения. Никогда. Только так! И ни как не иначе!

Было, было такое уже – сидение под Азовом, стояние под Перемышлем, многие другие геройские дела российских ратников вспомнить можно. Но вот еще одно новшество в военной тактике появилось – топтание под Петербургом. Обесславилось наше воинство. На решительный приступ Командующие (их только одних несколько десятков) сил набрать не могут, а то, что имеют в наличии, двинуть вперед у них тоже не получается. Не войско стоит перед столицей, в которой красная гвардия хозяйничает, а будто не смазанная телега перегородила дорогу поперек. Супротив кого же оно, войско, стоит (или топчется), что одно и то же? Велики ли те силы, которые не дают ни проходу казакам, ни движению поезду броневому и ни провозу пушек батарейных? Какие слухи ходят вокруг Питера на этот счет?

Лучше всех знают про революцию красных сами красные и еще всякие писатели, поспешившие из-за границ. Один дотошный американец сколотил группу для наблюдений и собирания слухов. Знать им надо кто и что делает в каждый день революции. То есть считают, за сколько дней красные победят демократов, и власть свою окончательно установят. Свои, американцы из его группы, просят поделиться наблюдениями:

– Джон, ты уже посчитал, в какие сроки большевики уложатся со всеми делами?

– Думаю, десяти дней им будет в самый раз.

– OK.

Отчаянный американец с дикого Запада, репортер тамошних печатных изданий, развил в Петербурге бурную деятельность. Особенно интересным для него с товарищами выдался вот этот денек. Среда, 25 октября. Утро. Грязные облака задевают шпиль Адмиралтейства. Промозглый ветер с Финского залива. Непогода удерживала по квартирам любителей бесцельно побродить по городу, поглазеть. Улицы были пустынны, словно предчувствуя что-то нехорошее, город не хотел просыпаться. Репортер Рид Джон, однако, находился на работе. Он шел с газетой «Рабочий путь» под мышкой, купленной им у разносчика на улице, размышляя над беспечностью русских. «Такой день, а они спят. Вроде бы у них назначено today завоевывать Зимний дворец. Но не похоже на то. В Штатах у нас все давно бы уже охрипли от криков. Мы охотно кричим, дай нам повод.» На углу Морской ему попался знакомый, также озабоченный предстоящими событиями.

– Где ваши борцы за свободу? Не видно ни кого. Моя страна хочет иметь жареные факты. Их нет ни там, ни сям, – янки начал уже перенимать русскую речь. – Не стану же я телеграфировать в Нью-Йорк, что я встретил на улице вот тебя, «отшень» важную фигуру. Ах, как это не смешно! Вот вам новость, господа! Босс будет посылать меня за такую новость ко всем чертям – матерям куда подальше за такую works.

События постепенно начинают набирать обороты. На Исаакиевской площади кучками маячат военные с оружием, непонятно, что они здесь делают. Старый человек в генеральском облачении нервно объясняет солдатам, что он генерал Алексеев Николай Иудович, и никто не смеет чинить ему препятствия и тем более его задерживать. У входа в Зимний дворец охрана. Пропуск, выписанный иностранному репортеру неизвестно где и для чего, здесь также действителен, и он проходит в монаршую обитель.

В парадных залах царит образцовый беспорядок. Грязь и захламленность, сорваны гобелены, на паркете объедки пищи, на матрасах, брошенных на пол, спящие юнкера, некоторые полотна порваны штыками. Тяжелый дух казармы. Весь вид интерьера действует удручающе.

– Что вы здесь делаете? – Спрашивает у офицера.

– Защищаем Дворец. Ожидаем атаки красной гвардии…

– Нельзя ли побеседовать с господином Премьером?

– Министр-Председатель в данный момент находится на фронте.

Потом газетчик будет сидеть на подоконнике в прокуренном насквозь зале, слушать наспех составленные выступления. Писать отчеты о том, как преобразовывается Россия из одного состояния в другое состояние.

Красные потом припишут репортера Джона Рида к великим борцам за Новую Россию. Но быть может это только его прикрытие. Он не раз еще пересечет океан, недолго посидит под арестом, как бы нарочно в Нью-Йорке и Гельсингфорсе. И будет отпущен на волю. Окончит свои дни в Финляндии. Тело, видимо, переправят в Россию на корабле, подобно тургеневскому Инсарову, когда черный гроб с его телом одиноко покоился на цепях в каюте во время перехода по штормовому Внутреннему морю к себе на родину. И конец эпопеи американского репортера окажется грандиозен. Сам вождь прочитает его «Десять дней, которые потрясли мир», высоко оценит произведение для дела мировой социалистической революции. Автора похоронят на кладбище, устроенном у кремлевской стены с воинскими почестями. Думается понятно, зачем нужно было пространно освещать этот ничего не значащий эпизод.

Произошел он в среду, 25 октября, 17 года. Был холодный, неуютный день. Америка, западные государства с опаской смотрели в восточную сторону. А Россия! Какая страна! Все была-была, как звонили по всему миру, отсталой, ниже нижнего разряда и вдруг встала на дыбы. Меньше чем за год шагнула сразу через две ступени вперед. В мире признали Россию самой демократической страной. Однако надо взять в толк тот большой недогляд, допущенный западниками относительно России, что она не только передовая по устройству, но и самая могущественная по своим богатствам и прежде всего своим народонаселением. Сильно ошибались тамошние господа. Да Бог с ними…