Читать книгу Керенский - Николай Королев - Страница 9

В приемную кабинета Министра-Председателя, больше напоминавшую зал для вернисажей, входили министры. Ожидая приглашения, они группками дефилировали по коврам, устилавшим пол. Обмениваясь новостями, которые в этот уже поздний полуденный час сводились к одному: сколько и каких войск прибыло в Петербург, чем занимается начальство гарнизона и есть ли у него хоть какая-либо надежда предупредить беспорядки в столице. Вопросы были все больше к министру внутренних дел. Тот пожимал плечами, односложно отговаривался, что ему еще не было доклада об обстановке, что скоро-скоро все всё узнают, и что господам следует набраться терпения.

Дежурный офицер отворил двустворчатые двери, пригласил господ министров проследовать в кабинет. Чинно вступая в кабинет, они отдавали приветствие его хозяину поклоном головы. Министр-Председатель стоя принимал входивших членов Правительства, также приветствовал каждого вежливым поклонением. Ритуал проходил при полном молчании, никто не проронил ни слова. Обычно такой порядок или подобный ему с некоторыми вариациями соблюдался всякий раз при открытии заседаний. Затем объявлялся регламент, очередность обсуждения первостепенных вопросов. И начиналась собственно работа умов. Сейчас все пошло не так.

– Нам надлежит обменяться мнениями по обстановке, сложившейся на этот час. Мое резюме, полагаю, не потребуется. – Премьер будто не разжимая губ, отчеканил фразу и резко взглянул на швейцарский хронометр, который он зажал в руке. – Без четверти 2 часа пополудни. Времени нам, как видите, господа, отпущено весьма скупо: один час. От силы – пару часов. – Такое вступление также было необычным. – И так, кто из господ министров берет слово? Вы, Николай Виссарионович, милости прошу господин министр.

– Я постараюсь быть краток. – Оговорился сразу министр финансов. – Анализ обстановки в столице и в ряде крупных городов на данный час, по моему разумению, вообще невозможен. Причины? Их две. Первая та, что обстановки как таковой просто нет, а есть хаос, анархия и прочее. Сие состояние общества, расклад наших сил и средств, на мой взгляд, лежат вне законов логики. А потому анализу не подлежат. Вторая – время, которое Вы обозначили. Это время не есть сей момент, а давно прошедшие, упущенные не час или два, а многие дни. Мы топчемся на одном месте. То, нужное нам время, уже ушло вперед. События нас опережают. Мы бездарно теряем драгоценную инициативу по всем фронтам. Прошу извинить великодушно за неуместную откровенность.

Министр финансов Некрасов Николай Виссарионович высказал не все свои соображения по данному вопросу. Так, он видел, что нужно и можно бы сделать по его ведомству, чтобы выправить обстановку. Без денег много не навоюешь. Актуальным было финансирование военных поставок в армию, урегулирование товарно-денежного обращения в стране. Требовалось незамедлительно привести к норме завышенные оклады, пенсии, введенные бездумно. Избавиться от преступного расточительства средств. Нуждается в совершенствовании государственная денежная система. Об этих бедах было известно Директории – Союзу пяти. Принимались решительные меры. Однако не удавалось сдвинуть воз с места. Что ни говори, а война внесла и продолжает вносить свои поправки в жизнь государства. И все это еще бы терпимо, не будь большевистской заразы. Как с ней бороться, это со своим-то народом. У кого рука поднимется на братоубийство!..

Министр торговли и промышленности Прокопович и министр иностранных дел Терещенко, как сговорившись, дружно напали на бездеятельность Директории, которая, по их словам, не видит у себя под носом, что ощутимые силы в стране готовятся подняться против новой демократической Республики.

Михаил Иванович Терещенко, сам будучи одним из пяти членов Директории (Чрезвычайного госоргана), бичует сам себя. Надо же дойти до такого. Нет уверенности в деятельности Высшего органа, и от этого происходит нерешительность при принятии действенных мер. Неумение руководить по – новому. Так что же ожидать понапрасну перелома ситуации и стабилизации обстановки. Успехи сами по себе не приходят, их, как синюю птицу, за хвост не поймать.

Генерал Вердеревский также один из членов Директории, известный сторонник решительных и крайних мер, сел на своего конька: как и почему допущены многие ошибки в руководстве Россией? Почему Ульянов и иже с ним будоражат народ, а не сидят под караулом? Или просчет с походом армии Корнилова на Петербург и арестом самого генерала. Не допусти мы все эти оплошности в свое время, не было бы ныне лишних хлопот. Да только ли этого…хлопот. Очень мягко сказано. Боюсь предположить, как бы нам в ближайшие дни не поменять своих адресов пребывания. Вот такая на этот час у нас с вами обстановка.

Известно мнение Министра – Председателя Правительства на этот счет. Почему выпустили Ульянова из рук? Да потому, что не считали его фигуру серьезным противником, или хотя бы сколь мало значимой политической величиной. Произошла однажды и прямая встреча двух «близких» знакомых. Как товарищ председателя Петроградского совета Керенский был организатором съезда рабочих и солдатских депутатов. Там же оказался и Ульянов, выступал с речью. Главный мотив ее сводился к избитым фразам. Царь, дескать, это кровавый мучитель и эксплуататор, и его царская жена-немка разграбили Россию и сейчас гонят на убой миллионы простых людей. Они, большевики, говорят, нет войне, повернуть штыки на мироедов помещиков и фабрикантов, на министров-капиталистов. Все на гражданскую войну! Нет войне, даешь войну. Диковато было слушать его нелепицу. Некоторые в зале не понимали сути призывов, переглядывались, искали объяснений. Все на войну! Вот тебе фунт лиха. Хорошенькое дело. Он продает или уже продал Россию немцу? Хват видать тертый.

Когда Ульянов пробирался по тесному проходу к столу для выступления, Керенский встретился с ним глаза в глаза. Сколько лет прошло, не сосчитать, Александр Федорович увидел в них все тоже выражение – жгучую злость. Начав свою речь, он поминутно поворачивал крупную голову, как бы призывая всех сидящих в помещении к вниманию. Вот его подбритое лицо прошлось и над столом президиума. Сидевший за ним Керенский, вздрогнул от видения так близкого к нему лица оратора. И детские годы вдруг померещились ему с отчетливостью: это лицо Володи Ульянова, этот рот его, широко открытый и осклабленный, когда он выкрикивал слова. Такие же точно, какие помнились ему.

Что-то давний знакомец его да подумал о нем, Керенском. Узнать бы об этом. Да нельзя. Но, наверное, это была злая зависть. Или ненависть. Но никак не презрение. По простым человеческим взаимным отношениям проходимец не способен питать презрение к кому-либо вышестоящему. Уходил Ульянов от стола опять же по тому тесному проходу. Сгорбившаяся фигурка протискивалась шаг за шагом вперед, и, прежде чем покинуть помещение съезда, фигурка оглянулась. Видно она не имела сил противиться этому своему желанию. И снова видение: его глаза и рот, как главные части лица, раскрывающие душу человека. Она, душа, отражается в них словно в зеркале.

На делегатов съезда, солдат и рабочих, его речь не произвела впечатления. Не тронула их глубоко, не бросила в ярости с винтовками наперевес друг на друга. Их немые озабоченные лица просили мира, работы и тишины. Лица, обезумевшие от вранья, от обмана, они будто кричали: не отбирайте у нас последнее – наши жизни. А тот, который покричал здесь и скоренько ушел, был провокатором. Были и есть на бойнях скота, кто этого не знает, козлы-провокаторы, которые живут жутким обманом собратьев – первыми идут под нож, но как-то остаются целехонькими. Что, эту мерзкую манеру они переняли у людей? Похоже…

Время истекало. Высказались все присутствующие министры кабинета. Все правильно понимают и оценивают текущий момент. В меру сил и даже сверх того трудились министры в своих ведомствах. Но сейчас они не обманывались в своем будущем. Предстоящая ночь и последующий за ней день станут решающими в жизни демократической Республики. Свободной России. Это будет ее конец или ее новый шаг вперед.

– Господа, уважаемые члены Всерос-сийского Временного Правительства. – Министр-Председатель поднялся с места, заговорил спокойно и уверенно, так как будто ничего экстраординарного не произошло и не происходит. – Мне осталось только поблагодарить Вас за труды на стезе Российского государства. Требую и в дальнейшем надлежащего исполнения обязанностей. Меня также зовут дела. Я незамедлительно убываю на фронт. Будем уповать на Всемилостивого Бога, на его помощь. Более я никого не задерживаю. Господа!

Александр Федорович как бы сбросил с плеч тяжкие вериги. Словно сама архимедова сила тяготения разом испарилась, и миром овладел вакуум. Так стало невесомо легко. Выслушав мнения министров и высказав свое видение сложившейся обстановки на данную минуту времени, он дал им тем самым понять всю шаткость власти, а быть может, и ее неминуемый конец. Пусть все знают, он законно избранный Правитель России до последней минуты не оставлял вверенный ему высокий пост, как гарант Российской государственности. В самый критический момент находился в войсках, организуя отпор преступным силам, готовившим вооруженный переворот в стране.

Но прежде чем покинуть кабинет необходимо еще позаботиться о защите Зимнего Дворца. Собрать и надежно сохранить свой личный архив и важные правительственные документы. Этими ценностями, настоящим кладом – секретами государства, захотят в первую голову воспользоваться организаторы переворота.

Были вызваны к Министру-Председателю ответственные за охрану Дворца. Керенский лично знал прославившуюся на фронте старшего унтер-офицера Марию Бочкареву, командира женского батальона, командиров от юнкеров Сомова и Орловского.

– Я думаю, напрасно трачу ваше и свое время на то, чтобы напомнить вам об обязанностях. Не сомневаюсь в вашем рвении к службе, в вашей верности долгу. Не скрою, сейчас это очень важно как никогда. Над Россией сгущаются тучи, а тучи приносят грозы. Об одном только хочу попросить. Если разверзнется такая угроза, больше жизни берегите Дворец. Не доведите дело до пальбы и взрывов. Потребуется – уйдите с миром, не вызывая на себя огня. Уведите защитников. Такой вот мой приказ вам и моя твердая уверенность в том, что останетесь верными присяге.

Дежурный офицер изумился такому наставлению охране, но по здравому рассуждению с теплотой подумал о Правителе. Да, не многие бы также могли поступить, окажись они на его месте. Да, немногие…

– Вы думаете, что я не прав? – Александр Федорович заметил, какое противоречивое впечатление произвел его приказ на этого службиста-офицера. – С вашей личной позиции военного человека, возможно – да, я неправ! Но есть и другая точка зрения, не будем называть ее, согласно которой – нет, вы не правы! Вот и вся философия вопроса: от – да, до – нет. Забавно, вы не находите?

– Не нахожу. Нисколько.

– Вот как! Это похвально. Поясните свою мысль?

– Во-первых, приказы не обсуждаются! Что же касаемо Вашего приказа я нахожу его безупречным со всех точек зрения.

– Браво! Благодарю. Желаю вам хорошей дальнейшей службы! – Министр-Председатель подал руку дежурному. – Вы здесь недавно, не так ли? У меня хорошая память на лица. Я встречал вас, дайте вспомнить, в Барановичах, в Ставке Верховного. Да, именно так. Вторая наша встреча – это уже знакомство. Ваше имя, молодой человек?

– Подпоручик Иван Голицын! Честь имею!

– Поручик Голицын! Да, с сего момента вы произведены в этот чин!

– Рад служить Отечеству!

– Прекрасное русское имя. Я же вам не представляюсь. Ваня, будьте любезны, подскажите, как мне сейчас прямее отсюда пройти в Главный Зал Дворца? Все было недосуг вкусить чудесного воздуха веков. Теперь вот появилось время и то немного. Что ж, проведите в Тронный Зал меня, так и не успевшего за государственными делами взойти на престол. Да и статус не тот. – Александр Федорович с иронией горько усмехнулся. – Шутка! Так что ведите, показывайте, поручик Иван Голицын, путь – дорогу…

– Охотно исполню эту Вашу просьбу, Александр Федорович! – Сердце молодого офицера, как бы само собой вспыхнуло радостью к большому человеку, которого он заочно знал и боготворил, и которого видел теперь рядом с собой и даже разговаривает с ним. – Только я про себя думаю, в высказанной Вами шутке содержится большая доля правды. Скажите, ведь это так, господин Председатель Правительства? И те Ваши слова не являются пустыми, в них больше здравого смысла. В них истинная правда!

– В каком же смысле это нужно понимать, мой просвещенный друг?

– В прямом. Я говорю о мнении, пожалуй, половины армии, а уж о младших офицерах – это точно – мы не хотим другого Правителя над Россией!

– Ваша откровенность способна укрепить дух, вселить надежды. Вот Вам моя рука…

Фэнтези

Однажды на краю вселенной

I

Центр Искусственного Разума при Национальной академии Всемирных наук и его Главная научно-экспериментальная Лаборатория готовили экспедицию к заброске в малоизученный угол Темной Вселенной, в самые дебри, к внешней границе ледяного Пояса Койпера. Выявлена в том ледяном безмолвии захватывающе интересная Планета. Научная гипотеза, созданная на основании заключений Единого Высшего Интеллектуала (ЕВИ) свидетельствует, что в ее недрах скрыты невероятные запасы вещества, которое в будущем окажется крайне необходимым человечеству и в неизмеримых количествах. Требовалось подтвердить предположение.

Подготовка как всегда и во всем дело хлопотное. Но все шло хорошо, во всяком случае, так казалось. Окончательные сроки уже готовы были к согласованию. Да, вот катастрофа в темной Вселенной случилась. Конечно, это с точки зрения простого обывателя, каких ныне уже не отыскать.

На взгляд ЕВИ совсем наоборот, это не катастрофа, а долгожданное благоприятное и очень интересное, с научной точки зрения, происшествие. Вдруг нежданно-негаданно телеметрия приносит оттуда, из темноты, подарочек: «Экстренное сообщение»! Вообще-то она, эта Вселенная наша, очень щедрая на всякие такие штучки. И вот одна из них тут как тут. Нужна перестановка мест слагаемых. Опять же это сказано по простоте мышления. То есть требуется переориентация экспедиции. Вот как оно порой бывает в науке: слов много, а дела, настоящего дела, мало. Или, скажем, совсем его нету.

Надо бы внести здесь немного ясности. В дебрях Вселенной идет своя жизнь в виде образований и преобразований. Иначе, в виде борьбы как движения, или еще точнее, там идет непрерывная работа, если таковой называть самоиндукцию темной энергии. Ну не «само», разумеется, а по законам, каким пока не известно. Ну (опять же «ну») с чего бы это вдруг такая галактика как Млечный Путь столкнулась с такой галактикой как Туманность Андромеды. Мало места, тесно, что ли им оказалось, или на самом деле не сумели разминуться. Да там, к слову сказать, просторы не меряны. Правда и галактик этих ищи, всех не переищешь. Космические телескопы зоркость потеряют, ослепнут от усталости, пока занесут их всех в Единый Галактический Реестр (ЕГР). Так вот и получилось: наползли гигантские миры друг на друга. Так (опять «так») пусть бы и осталось все как есть. Ан, нет! Они, галактики эти, как бы это яснее и проще назвать произошедшее явление, они, две галактики схлопнулись. (Термин научный. Примеч. наше.). Ну, ни дать, ни взять, то есть одна вошла в другую. Словно две медузы в любви соединились.

И что же дальше? Гора образовалась? Вот еще чего, гора! Яма образовалась. По-научному Черная Дыра! В нее валится все, что не попади. Планеты, кометы, астероиды. Имеется и другой аспект гипотезы, как запасной, на всякий случай. Если возникнет ситуация соответствующая. Не то еще узнает наука. Как раз к этому и готовится отряд IR, к забросу в окрестности Черной Дыры. Пояс Койпера пока отставлен на потом, не к спеху. Спешить в космических делах, как впрочем и других, не то чтобы не допустимо, но даже вредно. Пока же обсуждаются детали возникшей новой проблемы.

Этот любопытный научный диалог, который затрагивал тему произвольно изложенную выше, вели на досуге IR1 с IR40. В своем окружении они значатся не под индексами, а под лабораторными именами, какие им присвоили при сборке. Так проще и интереснее. Звучит вполне по человечески: First беседует с Fortieth. Понятно, First это вполне сформировавшийся Искусственный Разум. В него засыпано, как говорит Столпп, столько программ, что во всей округе с радиусом в половину миллиарда километров для него нет неразрешимых задач.

Столпп – это его, First, творец и он-то знает этого типа. Скрывает от самого себя и от всего сообщества IR, что он слегка побаивается своего детища, который успешно самосовершенствуется. «Само» – это не какой-то объективный закон, а мозговая работа самого Столппа, говоря по-простому, который запустил новейшую программу в экспериментальный образец. Скоро этот образец заткнет за пояс самого Творца. И тогда гляди в оба! Условно говоря, типчик тот понятия не имеет о болях, переживаниях, об уважении к вышним ипдексам (VI), почитании и любви ближних индексов (BI) и, еще о многом…

Постой-ка, постой! Про любовь он, кажется, начинает понимать, если этот пройдоха уже не понял с чем ее едят! С чего бы это он больше всех увивается возле Fortieth? Неразумного, только что собранного индивидуума. Всего-то знаний в нем, как говорит Столпп, кот наплакал, – заложена самая малость, где-то менее – более третьей части от мирового уровня… Остальное добирает с помощью этого хитреца IR1. Только ли под видом наставника он выступает? Как бы это проверить. Нет ли здесь сбоя в той самой программе, которая отвечает за «личные» отношения между IR. Только этой любви среди роботов-интеллектуалов Столппу и не хватало еще. Ему и без этой, как ее, «любови», забот полон рот.

(Продолжение следует)