Читать книгу Иммигрантский Дневник - Николай Накропин - Страница 3

1

Закрывая глаза, я думал о…

…холодном февральском утре 1992-го года, зеленом уазике и сидевшем в нем озябшем майоре по фамилии Цыбарьков. За окном пурга, девятиэтажки были едва различимы во мгле. «Ага. Вот и школа», – подумал майор. Машина ехала вдоль дома, который почему-то не кончался. «Сейчас бы чайку. И к телеку. Не погода, чтобы за тридевять земель ездить из-за этого идиота. Под «идиотом» он подразумевал меня.

Наконец-то приехали. Вылезать из уазика было в облом. Цыбарьков поежился. Надо было заниматься пренеприятнейшим делом, и, судя по всему, перевод воинской части в Гатчину будет ускорен. Да хрен. Хватило венгров и немцев на всю оставшуюся жизнь.

Московские окраины – чистилище России. Угрюмо смотрят улица Коминтерна, магазин «Дары природы», киоски и люди. Собака стояла на обочине и хотела упасть. В зимней судороге скукожилась осина во дворе дома по Анадырскому проезду номер сорок семь, где машина остановилась. Подъезд найти нетрудно – их всего четыре. Майор и два сопровождающих его милиционера отворили полузанесенную снегом дверь и вошли в пахнущее кошками и машинным маслом полутемное помещение. Стало тепло. Кнопка лифта, обезображенная спичкой какого-то юного негодяя, не хотела нажиматься. Наконец-то лифт ухнул, крякнул и загудел. Все трое поместились в него с трудом, и один из ментов нажал другую обгоревшую кнопку с меченной огнем цифрой 6. В лифте воняло уже не так, как в парадной.

Дверь открыла невысокая женщина лет пятидесяти двух.

– Здравствуйте, – сказал майор. Милиционеры буркнули у него за плечами, напоминая чопорных полупингвинов. – Здрасьте. А вы по какому делу?

Пришли, как нетрудно догадаться, по делу пишущего эти строки. Женщину звали Ариадна Яковлевна. Хмммм… странное греческое имя. Его моя мама придумала себе сама. Когда-то ее звали Маргарита, но мало кто знал об этом – тем более сегодняшние посетители. Да и что им абстрактная греческая мифология? Конкретной для полупингвинов была московская прописка, которая светила через несколько лет как пить дать. Ведь за нее стоит трудиться на благо всем. Майор был политруком в воинской части, откуда смылся сынуля Ариадны – то есть я. Прописка ему не нужна. Правдами или неправдами сынулю необходимо найти. Политрук точно знал, что делать с теми, кто нарушил присягу Родине.

Пару деньков назад Ариадну Яковлевну уже посещали сотрудники особого отдела и заламывали руки другому сыну – Боре, перепутав его со мной. Милиция с усатым рыжеволосым майором производила сумбур в ее голове. Как с ними быть? С одной стороны, она уважала свое государство даже в полном развале. С другой – она глава когда-то большой семьи и не раз спускала с лестницы соседских матерей и бабок, приходивших с жалобами на обоих сыновей. Она пользовалась противоречивой репутацией у подруг и не стеснялась рукоприкладства. Мои дружбаны побаивались ее и меж собой величали не иначе как «Каляна мать». В этот раз, к сожалению, нельзя просто хлопнуть дверью или другим образом приструнить пришедших. Пахло керосином, и Ариадна Яковлевна это прекрасно чувствовала. Пришлось впустить в квартиру представителей власти. Все трое рысцой бросились по комнатам в надежде увидеть самого Каляна.

– Его здесь нет, – сказала Ариадна, едва сдерживая свой темперамент.

Через три-четыре минуты пришедшие успокоились и пристроились у старинного письменного стола в кабинетной комнате. Появились два листка бумаги, и между ними майор засунул копирку. Ариадна Яковлевна увидела, как на ней большими буквами было выведено слово «Протокол».

Допрашивали недолго. Четвертым или пятым был вопрос о моем местонахождении. Ариадна Яковлевна, внешне спокойная, но внутри накаленная до предела, мрачным голосом ответила:

– Даже если бы знала, неужели вы думаете, что мать выдаст своего сына?

Майор понял – толку не будет. Глаза у Ариадны Яковлевны становились все злее и злее. Ее сильно раздражало, что в собственной честно заработанной кооперативной квартире субъект в погонах пытается ее обвинить в укрывательстве любимого чада.

Пришла пора подписываться. Это был предел. Ее переклинило. Выхватив оба листка у майора из рук, она бросилась к туалету. Посетители оцепенели. Тaкой поворот событий не входил в их планы. Тинейджерская прыть от этой уже не молодой женщины не ожидалась. Бросая бумаги в унитаз, Ариадна истошно заорала:

– Вон отсюда! Еще не хватало! Ходют тут всякие!!!

Вода забурлила, унося протокол в бездну канализации. Под это бурление широко распахнулась входная дверь. Против обезумевшей волчицы шанса не было. Ариадна оказалась замаскированным Минотавром.

Майору с сотоварищами пришлось ретироваться. Они услышали, как с треском хлопнула дверь за спиной. «Блин. Во придурошная-то, но от этого не легче». Майор уходил с пустыми руками. Сев в машину, попросил пока не отъезжать, достал из портфеля лист бумаги и ручку, призадумался и начал писать.

Николай, здравствуй!

С наилучшими тебе поздравлениями и пожеланиями в честь твоего двадцатилетия! Желаю счастья и здоровья! После твоей удачной поездки в Брест с Ариадной Яковлевной я было подумал, что ты совсем пропал. Не беда, что нам не удалось встретиться за время моей командировки. Впереди, до наших встреч целая жизнь. И все это из-за одного твоего непродуманного шага. Для чего ты это сделал? Неужели не понимаешь, что придется теперь тебе, Николай, всю жизнь прятаться? Да, если бы ты вернулся в январе без документов, по голове бы тебя не погладили. Пришлось бы немного посидеть на гауптвахте. Экая беда!

Я веду твое дело. Без сомнения, это дело уголовное. Оно может быть прекращено только при одном условии – явка с повинной. Подумай хорошо.

Если тебе необходимо, я могу выслать в твой адрес заверение из прокуратуры. Повторю: в случае явки с повинной уголовное дело может быть прекращено. Если выберешь другой путь, ни образования не сможешь получить, ни карьеры в работе не сделаешь. Будешь сидеть всю жизнь на шее у брата. А это при нынешних ценах весьма накладно.

Тебе 20 лет. Ты умный, грамотный, сообразительный парень. Не ломай себе жизнь. Живи своим умом. Маме привет передай. Впервые в жизни встречаю мать, которая решила покалечить судьбу своего сына. А сам-то ты что, рассудка лишился? Своей головой думай, парень. Законы гуманны. Николай! Решайся, пока не поздно. Желаю тебе всего хорошего.

Поставил подпись и сказал:

– Трогай. К почте едем.

Там он аккуратно свернул письмо и вложил в купленный за две копейки конверт с изображенной на нем улыбающейся Индирой Ганди.

2

Ариадна Яковлевна прошла на кухню и закурила. Что теперь? – было непонятно. С годами она разучилась плакать. Молчали птицы за окном, молчали соседи, молчало радио, было слышно только пургу. Так шли недели, до тех пор пока не зазвонил телефон, и знакомый голос тихо сказал:

– Привет. Это я.

– Тсссс, – прошипела моя мать. – Ничего не говори! Я хочу знать только одно: тебя могут обнаружить?

Мой ответ состоял из двух слов и паузы между ними.

– Нет! Никогда!

И я услышал облегченный вздох.

Она выглянула из окна на зиму и Москву. Сквозь серо-голубую мглу было видно, как с небес на нее смотрело чье-то доброе лицо и улыбалось. Ариадна улыбнулась ему в ответ. По телу пошел электрический ток. В телефоне послышались короткие гудки – наш разговор закончился.