Читать книгу На далеких окраинах. Погоня за наживой - Николай Николаевич Каразин - Страница 12

Рыжий артиллерист сидел у себя в комнате и ждал, что привезет ему доктор.

Он был страшен.

Кто-то в полутуземном, полурусском костюме показался на мгновение в дверях, увидел широкую спину Брилло, его голову, коротко остриженную, перевязанную полотенцами, мельком заметил в зеркале два желтых глаза, прямо в упор на него смотрящие, вздрогнул от испуга и скрылся. Идя поспешно через двор к своей лошади, которую оставил за воротами, посетитель ворчал про себя: «Ну его! Пожалуй, еще таких неприятностей наживешь. Ишь, какою гиеною смотрит…»

Даже денщик рыжего артиллериста ходил на цыпочках, осторожно обходя складное кресло, в котором сидел больной, он даже говорил сдержанным шепотом. Он по личному опыту знал уже, что барин его весьма опасен в данную минуту.

С самой той минуты, как уехал доктор, Брилло уселся в кресле перед столом и полубессознательно уставился в зеркало. Он видел там желтое вытянутое лицо, словно у мертвого, заострившийся нос, безобразно торчащие усы и массу чего-то белого, намотанного вокруг этого некрасивого лица. От разлившейся желчи у него было горько и сухо во рту и в глазах прыгали зеленые точки. Голова его болела, и эта несносная, тупая боль, словно тисками, охватывала его мозг, парализуя всякую другую мысль, кроме той, на которой сосредоточилась вся нервная система рыжего артиллериста.

– Ну, так когда же?.. – Ему показалось, что вошел доктор. Он обернулся, в комнате никого не было, и вокруг не слышно было ни малейшего звука.

– Что же это, бред начинается, что ли? – подумал Брилло.

Циновки, завешивающие окно от солнечного света и жары, были сняты какою-то невидимою рукою, и в комнату ворвался поток вечернего света. Крыша противоположного дома была ярко-красная, трубочист на этой крыше, с метлою в руках, заглядывающий в отверстие трубы, был тоже красен, словно он не сажею был замаран с ног до головы, а кровью; головы всадников, проезжавших мимо окна, мелькнули тоже словно раскаленные, и густой дым, поднимавшийся из высокой трубы кирпичного завода багровыми клубами, расплывался по вечернему небу.

– Солнце заходит, – подумал больной. – Что же это он, провалился, что ли?.. Ящик подай, эй! – произнес он вслух и даже сам озадачился, услышав этот дикий, совершенно ему незнакомый голос.

Испуганный денщик в то же мгновение показался в дверях и торопливо заметался по комнате.

– Ящик, мерзавец, вон, красный, около кровати… – завыл рыжий артиллерист.

Денщик осторожно подал ящик и поставил его на стол.

– Отвори.

В ящике лежал револьвер и все принадлежности к нему.

– Пошел вон.

Последнее приказание было лишнее: денщик давно уже выскочил из комнаты, притворил дверь и внимательно наблюдал в щель за всем происходившим.

Рыжий артиллерист вынул револьвер и чуть не уронил оружие. Его пальцы не хотели слушать своего хозяина и нервно дрожали, прикасаясь к холодному металлу.

– Что же это такое? Эдак я промахнусь, – почти простонал Брилло и с тоскливым выражением поспешно приложился в какую-то точку на противоположной стене комнаты. Дуло револьвера с граненою, острою мушкою прыгало, описывало круги и упорно не останавливалось на этой точке.

Брилло прихватил пистолет левою рукою – еще хуже. Он опустил оружие и швырнул его через всю комнату, вскочил, прошелся раза два, ломая руки, потом остановился как раз перед печкою, прислонился лбом к ее облупившейся штукатурке и глухо зарыдал… если можно назвать рыданиями это дикое вытье, прерываемое каким-то хриплым собачьим лаем.

Несколько испуганных солдатских лиц показались в полуотворенных дверях…

И вот эта печка стала словно уходить из-под его воспаленного, горячего лба, какая-то длинная темная галерея открылась перед его глазами, из этой мрачной трубы несет холодом, как из погреба… В самой глубине далеко-далеко мерцает какой-то неопределенный свет, это – беловатое облачко принимает формы, оно складывается в какой-то знакомый, смеющийся образ. Чудная нота дрогнула в воздухе: голос, глубоко проникающий в возмущенную душу, поет свою неземную песню…

Другой образ темным пятном заслоняет светлое видение… Надменно смотрят серые глаза и рот складывается в холодную, презрительную улыбку… «А не хочешь ли вот этого?» – и призрак взмахивает своею татарскою нагайкою.

– Он, он! проклятый! – пронзительно вскрикнул рыжий артиллерист и без жизни, без движений грянулся навзничь, широко раскинув свои руки.

На дворе послышался топот коня. Кто-то спрашивал: ну, что?.. Другой кто-то отвечал: да вон, поглядите, ваше благородие…

Взошел доктор, остановился на одно мгновение и кинулся поднимать упавшего.

– Воды, скорее, льду… – приказал он денщику. – Пошли вестового верхом в крепость, чтобы сейчас фельдшера Мандельберга тащил… надо кровь бросить… Постой, скажи, чтобы инструменты перевязочные захватил… Да никак они со мною…

Доктор поспешно сунул руку в боковой карман, выдернул… в разные стороны посыпались карты с надогнутыми углами, между ними мелькнули две стереоскопные карточки с голыми барынями, в самых утрированных ракурсах…

А доктор на возвратном пути от Батогова успел уже рассказать кое-кому из встретившихся ему на пути о своем разговоре с Батоговым… и даже сообщил мнение свое, что Батогов «прав, то есть, с какой стороны ни заходи, – прав», и что он «не знает, удастся ли ему уломать этого пылкого Брилло».

Все выслушивали доктора, соглашались с ним, что Батогов прав, соглашались, что пылкого Брилло уломать довольно трудно… и спешили поделиться с другими свежими новостями.

Таким образом, слухи об отказе Батогова от дуэли, приняв опять фантастические размеры, разнеслись по всему городу прежде, чем на крепостной стене дежурный артиллерист, раздавив у себя на шее здоровенного клопа, приложил фитиль к затравке заревой пушки.

– Так он отказался, – говорил рыжий артиллерист, который пришел уже в чувство и давно сидел опять в своем кресле, а доктор в четвертый раз передавал ему свою историю.

– Он говорит, – убеждал доктор, – пускай его посмотрит на дело совершенно с другой стороны, и тогда он увидит ясно, что тут не было никакого оскорбления.

– Слушай, ты! – Брилло отделился от спинки кресел. – Кто из нас с ума сошел? Ты или я? Или он, наконец, или оба вы вместе?

– Обыкновенная случайность… – бормотал доктор. – Конечно, случайность не совсем приятная…

– Лошадь седлать! – крикнул Брилло, и крикнул так, что спавший на куче клевера вестовой кубарем скатился вниз и бросился в конюшню.

– Что ты делаешь, помилуй? – засуетился доктор. – Да это совершенное безумие. Ты хочешь ехать к нему… Да ты на седле не усидишь… Ведь вот…

– А вот я ему покажу…

– Брилло, да не дури, ну, голубчик, ну, выслушай ты меня внимательно…

– Лошадь, проворней!

Брилло стукнул кулаком по столу так, что на нем зазвенели разные безделушки и полетела на пол стоявшая у самого края пепельница.

Доктор поспешно и убедительным тоном начал излагать рыжему артиллеристу свои доводы.

– Ну, – говорил он и даже всем корпусом вперед наклонился, – положим, ты доедешь. Ну, что ты сделаешь?.. Во-первых, тебя во двор не пустят: там этих косоглазых чертей сколько; опять, этот Юсупка, такая преданная сволочь… Да опять, разве ты с ним сладишь?.. Ну, он тебя того… – доктор сделал выразительный жест, – и концы в воду. Будет совершенно прав: ночное нападение, он защищался… Разве тебе этого нужно? Пойми ты, я тебе добра желаю. Погоди, выжди случая подходящего, мы его еще заставим драться…

Доктор за спиною у Брилло замахал рукою вестовому, явившемуся на пороге доложить, что лошадь готова.

– А тем временем ты несколько поправишься, – продолжал убеждать доктор. – Общественное мнение все на твоей стороне, – доктор готов был приврать немного. – Даже на что Марфа Васильевна, – Брилло застонал, – даже она говорила, что Батогов уже слишком…

Доктор, увлеченный красноречием, начинал портить дело.

– Эдак умрешь прежде, чем дождешься случая, – почти шепотом произнес Брилло и задумался.

Вспышка прошла, доктор торжествовал.

В отворенное окно полез какой-то мальчишка-сартенок, в руках у него была бумажка.

– Ты чего, дьявол? – крикнул ему доктор.

– Эй, тамыр, – начал сартенок, сидя на подоконнике. – Здесь живет тюра, которого нагайками били?

Доктор вырвал у него бумажку, и сартенок, получив звонкую затрещину, сбившую красную шапочку с его гладко обритой головки, полетел кубарем за окно.

– Что там? – спросил рыжий артиллерист и взял у доктора записку.

Если бы доктор только знал содержание этой записки, он, наверно, поспешил бы ее уничтожить прежде, чем она попала в руки Брилло.

«Батогов вдвоем с Марфою Васильевною будут завтра в шесть часов утра у Беш-Агача. Затем он уезжает на передовую линию, а может быть, и совсем из области.

Случай представляется более нежели удобный.

Доброжелатель».

Вот все, что было сказано в этой записке.

Рыжий артиллерист внимательно прочел это анонимное послание, посмотрел на доктора и захохотал. Он хохотал таким смехом, от звука которого что-то холодное пробежало по жилам доктора. Все лицо его конвульсивно передергивалось и становилось все бледнее и бледнее.

– Кто бы это писал? – подумал доктор, тщательно рассматривая записку.

Это был небрежно отодранный угол от целого листа бумаги. Фразы были написаны четко, умышленным курсивом, видно было, что писавший тщательно позаботился скрыть свой почерк.

Брилло посмотрел на часы. Стрелки показывали половину второго, и время близилось к рассвету.