Читать книгу Николай Михайлович Пржевальский. Путешествие длиною в жизнь - Николай Пржевальский - Страница 14

В детстве, кроме матери, на будущего путешественника большое влияние оказывали дворовые люди (мамка, нянька, дядька), с которыми он сохранял связь на протяжении их жизни. Наверное, Николай Михайлович разделял взгляды Е. Л. Маркова, высказанные в книге «Барчуки» (1875):

«Пусть меня не бичуют прогрессисты и гуманисты! Мне вдруг стало жалко нашего старого крепостного быта; его тихие и простые прелести не воскреснут для меня.

Вы, седые слуги, верные, как псы; вы, морщинистые няньки, благоговейно привязанные к целым барским поколениям, сменяющим одно другое, до самого дня своей поздней кончины берегущие своих барчуков, как весталки священный огонь, из рода в род, по заповедям старины, – где вы? Когда вы опять народитесь? Я знаю, что мы были связаны с вами какою-то родною, неразрушимою связью и что связь эта радовала и облегчала не одних нас, но часто и вас, и далеко не одного из нас!»

Пржевальский так вспоминал свой отъезд из Отрадного на военную службу: «Все дворовые пришли прощаться со мной; горячо я целовал каждого из них» (Пржевальский, 1862, с. 116). Среди них были мамка Марья, няня Ольга Макарьевна, ее сестра Анна, кухарка, дядька Игнатий Шелепов, любимый товарищ Васька Шелепов, сын Игнатия. Вместе с Николаем в армию отправился дворовый человек, прекрасный охотник Иван Марков.

Ольга Макарьевна Макарова. Смоленск

Иван Марков. Москва

Как писал биограф путешественника Н. Ф. Дубровин, «от мамки – крестьянки Марьи, из деревни Старинок он поступил на попечение горничной Ольги, известной впоследствии под именем няни Макарьевны.

Небольшого роста, полная и некрасивая, Макарьевна принадлежала к тому своеобразному типу старого крепостного времени, который теперь встречается очень редко и почти выродился. Крутость ее нрава, доходившего иногда до полной жестокости, странным образом уживалась с добротой и баловством детей.

Сверх обязанности няни Макарьевна исполняла должность ключницы, экономки и главной помощницы по хозяйству… Елена Алексеевна любила Макарьевну, не могла жить без нее, но между ними бывали частые стычки, так как и та и другая отличались настойчивостью характера.

Нянькою она была прекрасною и заслужила самую нежную и слепую любовь Николая Михайловича…

Из дворни Н. М. особенно любил Ваську, шалуна, никого не боявшегося и не признававшего никаких властей и препятствий. Мальчику шаловливому и непокорному, каким был сам Н. М., Васька был под пару. И они вдвоем лазили по деревьям, придумывали разные шалости и были за то часто наказываемы» (Дубровин, 1890, с. 7, 8, 10).

Иван Марков «служил в армии» с Николаем Пржевальским и кормил голодных молодых офицеров дичью, добытой на охоте. Позднее, после первой Центрально-Азиатской экспедиции путешественника, Иван жил у Николая в Петербурге.

Елена Алексеевна относительно Ивана Маркова писала сыну: «Насчет же твоего слуги, знаменитого Ивана, прежний хозяин его, Иванов, отзывается нехорошо: он любит и выпить, и нечист на руку, у него пропало несколько вещиц, и, наконец, еще начинает грубить, за что и был рассчитан Ивановым. Будь с ним построже, да и не доверяй много, особенно при расчете денег»[80].

После отъезда путешественника в следующую экспедицию Иван переехал к Владимиру Пржевальскому в Москву. Иван Марков умер в 1879 г. от укуса бешеной собаки, которую подобрал на улице и принес в дом. Смерть наступила спустя несколько месяцев. «Никому, даже доктору, не приходило в голову, что это было бешенство от укушения бешеной собаки. Все думали, что тиф или болезнь сердца от водки»[81].

Прежний дядька братьев Игнатий Шелепов (Игнуша) из Смоленска очень хотел получить работу в доме Владимира Михайловича, но «взять его я не могу, – писал Владимир Николаю, – потому что слишком запивает».

«Слишком запивали» не только бывшие дворовые, но и дядя Павел Алексеевич Каретников, на похоронах которого, по словам его сестры, «было выпито всеми, приходящими поминать, 4 ведра водки в один день». Может быть, насмотревшись на повальное пьянство, Николай Михайлович стал столь нетерпимым к «закладывавшим за воротник».

Детство Николая и Владимира прошло в постоянном контакте с дворовыми. Братья наслаждались свободой, испытывали радость от простых вещей, например от лежания на сене. И так созвучны были эти чувства описанному в «Барчуках»:

«Вот славно! Прелесть как спать на соломе! – говорил в восхищении Саша.

Высокая черная фигура старика-караульщика, Евсея, глядела на нас сверху, добродушно улыбаясь, будто удивляясь нашему удовольствию.

– Проказники! – ласково бормотал он, с какою-то любовью разглядывая нас, смирно улегшихся рядком… – Ишь, гнездушки себе поделали!.. А ведь узнает маменька, небось высекет; ай нет?»

Братья Пржевальские легко находили общий язык с простыми людьми и хорошо обращались с теми, кто служил в их доме или имении. Особенно высоко они ценили человека с охотничьими способностями.

Николай Михайлович платил пенсию не только матери и дяде, но и мамке Марье (по 12 руб. в год) и няне Макарьевне (25 руб. в год пенсион и по 5 руб. в месяц жалованье) (Дубровин, 1890, с. 276).

Перед отъездом в последнее путешествие он наказал управляющему «обставить Макарьевну так, чтобы она не скучала. Я на все согласен, лишь бы моя любимая старуха могла жить покойно» (Дубровин, 1890, с. 448). Макарьевна скончалась от воспаления почек вскоре после отъезда путешественника из имения Слобода. Эта весть застала Николая Михайловича в Москве. «Ведь я любил Макарьевну, как мать родную. Тем дороже для меня была старуха, что и она любила меня искренно» (Дубровин, 1890, с. 454). Он распорядился похоронить ее возле церкви в Слободе, на следующий год поставить ей памятник, посадить цветы и обнести могилу забором[82]. Положенные ей жалованье и пенсион за 1888 г. в сумме 65 руб. велел отдать ее родственникам.

Николай Михайлович не предполагал, что переживет любимую няню только на полгода.