Читать книгу Сон в зимний день - Николай Слесарь - Страница 11

***

На следующий день вся эта идиллическая лыжная прогулка осталась в памяти как продолжение долгого сна. Будто ее не было в действительности или она случилась не со мной – настолько все это выбивалось из привычного мне ежедневного распорядка. И даже та первая наша встреча на холме теперь казалась мне всего-навсего очередным моим зимним сном.

На улице с утра неимоверно мело. Не видно было соседнего дома, не то что неба. Одно сплошное снежное месиво сверху и донизу. Работать в подобные дни дома – одно сплошное удовольствие. Но работать пока тоже не хотелось. Хотелось просто сидеть в кресле с чашкой горячего кофе и, разглядывая буйство стихии за окном, думать о чем-то значительном и приятном.

И я непроизвольно стал думать о Маше, что она такое есть. Она совершенно выбивалась из череды знакомых мне женских образов. Ее даже не с кем было сравнить. Маша являлась для меня абсолютно самостоятельным отдельным от всего персонажем, уникальным и единственным. Никаких аналогий не существовало даже в каких-то отдельных чертах. Типичный идеальный объект. Не иначе это все мистический налет сна.

К примеру, она была совершенно не похожа на мою сестру, хотя чисто внешне в их поведении можно было бы обнаружить некое сходство. Сравнивать мою новую подругу с ней было удобно по одной простой причине – из всей череды знакомых мне женщин именно сестра явственнее всего проступала теперь в памяти, что было бы вполне естественным фактом, если бы мы не виделись с ней раза три в год, а то и реже. Остальные дамы разной степени близости приходили и уходили, особенно не оставляя следа. Хорошо это или плохо, не знаю, но это факт. Либо мне не повезло с ними, либо им со мной, что скорее, но не сложилось.

Так вот, моя сестра, внешне весьма привлекательная, со вкусом и манерами, была, на мой взгляд, чересчур уверенным в себе человеком, даже заблуждаясь изначально, даже пребывая далеко за гранью своей компетенции, она неизменно добивалась в результате своего, будто подминая под себя противостоящие ей обстоятельства, что отчасти и затрудняло наши с ней отношения. С Машей изначально все выглядело иначе. Вся эта ее внешняя отстраненность, отчасти, может, надменность, были продиктованы не самоуверенностью, а скорее независимостью от тех самых обстоятельств. Я почти ее не знаю, но вряд ли она стала действовать хоть в чем-то без оглядки и без сомнений. Ей бы не пошла самоуверенность, скорее самодостаточность. Мне почему-то так казалось. Ну и с суждениями она обходилась аккуратнее, что вообще особенно ценно в людях.

Да и вообще, помимо присущего ей легкого авантюризма и табакокурения, за те оба раза, что мы были вместе, я не находил в ней более ни единого формального диссонанса. Она заочно гармонировала с любой обстановкой, будто являясь ее составной частью и одновременно самим воплощением этой гармонии.

Хотя, может, это опять-таки налет сна, его умиротворяющее воздействие, сглаживающее реальное положение дел. Теперь исключительно все приобретало подобный налет. Как ни крути, со времен образования Солнечной системы декабрь неизменно был и есть сезон зимних снов. А короткий декабрьский день зачастую более похож на сон, чем иной истинный сон, чего уж тут ждать от наполняющих его людей.

Я так увлекся своими полуснами-полуобразами, что в результате с неимоверным трудом переключился в рабочее русло. И то словно бы не до конца. И ладно бы мне предстояла какая-то там очередная халтура. Речь-то шла о своем, сокровенном. И здесь я уже не мог позволить себе свои собственные слабости.

Я давно уже носился с идеей персональной выставки, кроме того находил в этой связи поддержку и понимание у друзей и единомышленников. И дело было не в самом по себе перформансе – типа устроить выставку. Несколько раз я участвовал в подобных проектах, но это было давно, кроме того это была очередная групповуха на какую-нибудь тщедушную злободневную тему и непременно в дилетантском каком-то формате. А персональную выставку в приличном месте с соответствующим бэкграундом соорудить совсем не просто.

Работ скопилось много, но они упорно не соединялись в требуемую концепцию – или соединялись не так, или же эта самая концепция была не до конца придумана. Идея вроде и проступала время от времени, но зачастую весьма расплывчато. Раз от раза я силился за нее ухватиться, но каждый раз она ускользала от меня, оставляя после себя неуверенность и сомнение. Лишь общее направление я представлял себе более-менее осмысленно. Но само по себе направление – это только намерение, оно ни на что не претендует и ничто из себя не представляет, являясь по сути неким ориентиром в пространстве. А стержнем могла стать лишь идея и только идея, пронизывающая объединенные одной темой работы сверху и до низу. То ли недостаточно глубокое видение предмета, то ли недостаточно ракурсов и, наверное, понимания собственных желаний. А банальности лежащей на поверхности не хотелось, этого добра хватало и без меня.