Читать книгу Сибирские рассказы - Николай Углов - Страница 5

В 1950 году в нашей глухой сибирской деревне произошло невероятное событие. В небе раздался гул и вскоре над селом показался двукрылый самолёт. Это было для всех неслыханное явление – никто никогда здесь не видел самолёта. Вся деревня замерла от неожиданности, все бросили свои дела и задрали головы в небо, где кружил самолёт. Он пролетел низко-низко раз десять, всполошив всех собак, ребятишек и взрослых. Все гадали: а вдруг сядет? Мы метались по деревне туда-сюда, гадая, куда он может приземлиться. И он, действительно, сел на стерню недалеко от нас на другом берегу реки на ровном поле. Не знаю, что его привело к нам. Может кого – то отвозили на срочную операцию, возможно, прилетел большой начальник, а может, была какая-нибудь неисправность. Мы помчались, крича, к самолёту:

– Ура! Самолёт сел! Вот это да! Здорово!

Собралась вся деревня – мужики, бабы, дети. Из кабинки выпрыгнул, затянутый в кожу, улыбающийся молодой белозубый лётчик:

– Здорово были, люди! Как деревня называется? Вдовино? Эк, куда меня занесло! Невесты красивые есть у вас? Ну ладно, посмотрите самолёт. А, может, молочка попить дадите?

Двукрылый гигант очаровал всех. Все трогали колёса, крылья, обшивку корпуса, винт. Лётчик, напившись молока, сказал:

– Кто хочет посмотреть кабину, залазьте на крыло.

Мы с другом одними из первых очутились у кабины. Афанасий тараторит:

– Боже мой, сколько непонятных приборов! Смотри, Колька, и во второй кабине уйма приборов! Вот умный лётчик! Полубог. И как он разбирается в них? Какой смелый лётчик, по небу летает! Вот это техника! Фу ты! Наша полундра по сравнению с этим гигантом ерунда!

Через некоторое время лётчик, приветливо попрощавшись с людьми, взлетел. Мы ещё долго смотрели ему вслед и рассуждали о чудо – технике. Потрясённый, я сказал Афоньке:

– Ты знаешь? Я выучусь обязательно на лётчика. Какая у него интересная жизнь. Я представляю, как с воздуха ему интересно наблюдать за нами, за коровами, собаками. Мы для него там все козявки. А камни как интересно бы кидать в пруд или Шегарку оттуда? Представляешь?

Афанасий, погрустнев, тихо ответил:

– Надо быть умным, чтобы стать лётчиком. Нет, я не смогу. Да и ты тоже.

Неожиданный прилёт самолёта оставил в моём сердце навсегда след. Я твёрдо решил добиваться поставленной цели – стать лётчиком!

Я очень полюбил кино, которое только что вошло в нашу жизнь. А директор Микрюков, зная это, старался перед приездом кинопередвижки в село подловить меня на каком-нибудь нарушении дисциплины, и лишить просмотра картины. Фильм привозили очень редко – раз в месяц, и вся деревня обычно собиралась на него. Фильм крутили весь день. Кино показывали в клубе, который был рядом с мостом через реку. Клуб представлял собой бревенчатое здание с высоким крыльцом и тесовой крышей. Посреди зала, вмещавшего до ста человек, стоял небольшой бильярд с маленькими металлическими гладкими шарами. Около него вечно толпились взрослые ребята с цигарками в зубах и лихо сдвинутыми набекрень кепками. Вечно что – то спорят, шумят и громче всех Колька Пасён. Вдоль стен стоят лавки, на которых сидят и щёлкают семечки девки. Шушукаются, смеются, игриво поглядывая на ребят. Пасён берёт кий, стряхивает пепел на бархат стола и громко басит:

– А ну, разбойнички – мазилы! Посмотрите, как играют настоящие мужики!

Прицеливается в середину, бьёт лихо. Лампа под потолком вздрагивает и коптит. Шар перелетает через борт и катится под ноги завизжавших девок. Пасён тут как тут – бросается под ноги девок, норовя залезть им под юбки:

– А ну, девоньки! Куда спрятали мой шарик? Ой, как вам не стыдно, куда его запрятали.

Щипает разбегающихся девчат. Он хмельной – видно хватанул стакан первача у бабки Зайчихи. Заведующий клубом Петька Гуров утихомиривает всех, возвращая девок в клуб, и приглашая Пасёна продолжить игру. Он сам тоже навеселе. Хромовые сапоги в гармошку надраены ваксой до блеска. Пшеничный чуб рвётся из под лакированного козырька фуражки.

На время сеанса бильярдный стол отодвигался в угол, расставлялись рядами лавки. Гур-косой (так мы его звали) становился у входа и начинал по билетам пускать в зал народ. На сцену – помост из зала, была деревянная лестница в пять ступеней. На сцене натягивалась простынь – экран готов. А напротив неё устанавливался жужжащий аппарат. Электроэнергии в то время ещё не было, и поэтому аппарат крутили вручную. Гуров пускал без билета в зал пятерых здоровых ребят, которые должны были крутить – вертеть по очереди ручку киноаппарата. Чтобы ребята в темноте зала не разбежались на скамейки, Петька отнимал у них шапки, а по окончании сеанса отдавал. Крутит парень ручку – мелькают кадры. Закрутит чуть быстрее – забегают, засуетятся люди на экране. Свист, топот в зале:

– Куда скачешь, дурак! Остановись, чуть помедленнее!

Или наоборот, устал какой – нибудь очередной парень, стал медленнее крутить ручку и на экране гаснет свет, и еле шевелятся люди. Опять гвалт, крик:

– Киномеханика на мыло! Где он? Почему не смотрит за пацанами?

А механик с Гуровым квасят самогон в подсобке.

Так вот, директор за какой-нибудь проступок лишал меня и ещё нескольких ребят очередного просмотра фильма. Это было самым страшным наказанием для нас. Микрюков стоял при входе в клуб, и строго следил, чтобы не пускали в зал проштрафившихся ребят. Но кроме нас, в деревне у доброй четверти ребят просто не было этих несчастных двадцати копеек на билет. Колька Пасён нашёл выход, как попасть в клуб бесплатно. Он с тыльной стороны клуба под сценой выдолбил и выбил два трухлявых нижних бревна. Когда сеанс начинался, в эту дырку по очереди начинали залазить ребятишки. Все сосредотачивались под сценой, и затем незаметно – в темноте, выскакивали из-под деревянной лестницы прямо в зал. Выскочишь, когда перебой в свете или происходит замена частей – и сразу на первом ряду очутишься, который всегда был полупустой. Этим лазом я пользовался пять лет, так что всё моё детское кино было бесплатным.

Что только не делал Гуров Петька, чтобы закрыть этот бесплатный канал – всё было безрезультативно! На месте сгнивших брёвен поставили новые чурки. Пасён со своей компанией выбили другие. Заделали опять новыми брёвнами – под них сделали подкоп. Затем забили, обшили досками лестницу на сцену – выбили доски в другом месте. Тогда Петька у входа – подкопа устроил туалет, и мы частенько влезали руками-ногами в дерьмо, проклиная «вонючего Гура». Хорошо помню. Стемнело, народ закончил галдеть, затрещал движок, начинаем быстро, по очереди лезть снаружи под клуб. У входа вроде всё нормально, лезу дальше по мягкому сухому грунту между деревянными столбиками, держащими пол сцены. Вдруг пятерня провалилась во что – то мягкое и сразу завоняло. Взвоешь от досады:

– Угодил! Сволочь, Гур! Раскидал лопатой своё говно от входа под всей сценой!

Сбоку хохочут громко над тобой. Это Пасён с дружками светятся цигарками в темноте. Дым коромыслом! Скорее в зал, а то задохнёшься. Руку брезгливо вытираешь о столбики и сухую землю. Попались кадры потемнее – пулей вылетаешь из-под лестницы и на первую лавку! Ну, слава Богу, проскочил!

Как – то лишил меня директор просмотра кино, но я не унывал. Всё равно, думаю, посмотрю! Шёл интереснейший фильм – «Свадьба с приданым», а в первом ряду сидел директор, и трудно было проскочить мимо него. Злюсь, сижу у выхода, выглядываю из-под лестницы, дрожу от возбуждения. В зале народ хохочет, а вверху на сцене заливается Курочкин:

Или я в масштабах ваших недостаточно красив?

Начали менять первую часть, потемнело, выскочил – угодил в лапы дирику! Схватил за руки, вывел из клуба, через минуту я опять под лестницей. Выскакиваю во второй раз – опять узрел он, выловил, больно схватил за ухо и вывел. Ну, думаю, не тут-то было! Не на того напал – всё равно посмотрю фильм! В третий раз проскочил, прокувыркался на четвереньках, и ползком в зал, затих под скамейками где-то в середине. Выглядываю из-за спин, смотрю кино и радуюсь. Вдруг директор встаёт с первого ряда, прерывает фильм, зажигает две лампы «десятилинейки», и вышагивает по рядам, высматривая меня. Я забился под лавку между чьих-то сапог и вдруг грубые сильные мужские руки отрывают меня от пола. От досады заорал, заревел, мотаю руками и ногами, вырываюсь изо всех сил, а красный от злости дирик тащит меня из рядов. И никто не заступится, никто не возмущается, наконец, что прервали кино. Все смотрят, чем это кончится? Мелькнуло испуганное лицо матери и растерянное отчима, но и они боятся за меня заступиться. От отчаяния заревел ещё громче:

– Пустите! Что я вам сделал? Чего вы ко мне привязались? Люди! Заступитесь за меня!

Да где там! Кто заступится? Все дрожат и боятся власти. А тот ещё больше разошёлся, рассвирепел. Как даванёт меня своими стальными ручищами – аж у меня рёбра хрустнули, и сдавило дыхание! Я замолчал от боли и испуга. А он открыл двери клуба и как швырнёт меня прямо на землю – я и потерял сознание! Выскочила в слезах мать и отчим, что-то запоздало кричат вслед директору. Все втроём пошли домой. Так и не посмотрели фильм! Я всхлипываю, мать плачет, переругались с отчимом. Самим видно, стыдно, что не заступились за меня, не дали отпор директору!