Читать книгу Сибирские рассказы - Николай Углов - Страница 7

Наступила красная весна, обдала теплом землю, растопила последние остатки снега, набухла верба, зачернела, зажирела земля. Сразу за изгородью нашего огорода находились залитые водой кочки – место обитания бесчисленных лягушек. Хор лягушек не давал покоя ни днём, ни ночью. По ночам чуткая мать ворочалась, просыпалась, ворчала и ругалась до тех пор, пока недовольный отчим вставал, если не был пьяным, и уходил усмирять разбушевавшиеся свадебные трели лягушечьего племени. Да надолго ли? Чуть захрапел отчим – лягушки с ещё большей силой начинали радоваться своему болоту и благодатной жизни. Бывало, сядешь на изгородь, возьмёшь рогатку и начинаешь целиться в резвящихся лягушек. Густая крупная икра плавает между кочками, а сами лягушки прыгают в тёплой воде. Надуют два белых пузыря на голове, и начинается концерт! Благодать, условия идеальные! Комаров, мошки, всяких насекомых полно. Вот только мы отравляли жизнь лягушкам своим прицельным огнём! Соревнуемся – у кого больше убитых. Счёт идёт на десятки, сотни. Вдоль забора плавают в воде кверху пузом бедные лягушки, а уж дальше, насколько хватает глаз, непуганые лягушки на кочках, наверное, и не подозревают о существовании человека. Да и кому их пугать? Разве пройдёшь весной по болоту – воды по пояс.

Сидим как – то с братом около дороги у тына и постреливаем по лягушкам. Глядь, подходит деревенский хулиган Колька Пасён с двустволкой. Он каким – то нелегальным путём достал в прошлом году ружьё. Колька больше браконьерничал, паскудил, да бил кошек и собак по деревне. Мы недоверчиво косимся на него, помня прошлогоднюю историю со скворцами, когда он стрельнул в наш скворечник. Но Колька настроен миролюбиво, присел рядом, закурил махру, заговаривает с нами:

– У Косарей стрелял в гусей, да не попал. Дурак! Надо было подкрасться поближе, а я издалека. Метров сто пятьдесят было. Но натешился вволю. Убил ястреба, сороку, ворону, бурундука, скворца. Стрелял по журавлям, да высоко летели.

– Зачем они тебе, Колька? Бьёшь без разбора всякую живность. Жалко всё же.

– Вы уж молчите, жалельщики! Вон сколько лягушни набили! Они же тоже жить хотели.

– Да лягушки матери не дают ночью спать. Она устаёт очень на работе. Сама просила их бить! Да и лягушек не жалко. Их тысячи вокруг!

Уже вечереет. Прекрасный весенний денёк заканчивается курлыканием пролетающих высоко над деревней журавлей. Пахнет талой водой, прошлогодней травой, а мокрый оживший лес невдалеке будоражит душу своей таинственностью. Вдруг Пасён замолкает на полуслове, вскакивает и вскидывает ружьё. Прямо над нами низко идёт парочка уток – селезень и кряква. Колька бахает из двух стволов, восторженно кричит:

– Ишь, как поперхнулась! Сейчас упадёт!

Но утки, и впрямь резко вильнув в сторону, продолжают забирать всё выше и выше, не думая падать. Пасён огорчённо плюёт в землю, матюкается, перезаряжает ружьё и с досады дуплетом ахает в болото – в кричащую весёлую лягушку, разнося её вдребезги. Я захохотал, не могу сдержать себя и, не думая о последствиях, передразниваю Пасёна:

– Ишь, как поперхнулась! Сейчас упадёт! До свидания, утка!

Пасён накидывается на меня и зло бьёт подзатыльника.

У колодца на целине мы сделали три огромные грядки под огурцы. Теперь навоза было достаточно. Натаскали его, ещё не перегнившего, и сделали высокие, более полуметра, грядки. Сделали лунки в грядках, наносили чёрной земли, посадили семена, поливали ежедневно, укрывали дерюгой от заморозков. Огурцы получились на славу! Целое лето ели их, насолили их с капустой несколько бочек. Да и картошка хорошо уродилась в этом году. А всё навоз!

Четвёртый класс окончил с похвальной грамотой – на одни пятёрки!

Выпускной день. Из чёрной тарелки репродуктора на столбе (только что в деревню провели свет и радио) доносились весёлые песни. Было радостно на душе и немножко грустно – прощались с интернатскими ребятами. Кто уходил на лето в другие деревни, а кто и навсегда. Заиграл патефон. Некоторые взрослые начали танцевать, а мы с учителями пошли гурьбой гулять за деревню. Рвали черёмуху и букеты цветов. Все девчонки были в венках, а моей зазнобе – Нинке Суворовой он особенно шёл к её лицу. Чудесный памятный день! Мы шли по зелёной траве, взявшись за руки, и пели песню «Каким ты был, таким ты и остался». Недавно прошёл фильм «Кубанские казаки». Все просто влюбились в его героев, он очень понравился всем, а песни сразу разучили наизусть.

У матери в больнице ежедневно встречались с детьми других сотрудников и ещё больше подружились. Мы любили играть на скотном дворе, в конюшне, где трудолюбивые ласточки вили десятки гнёзд, а также на чердаке больницы. Заберёмся по высокой лестнице. Под тесовой крышей полумрак, душно, между стропилами и балками паутина, под ногами хрустит зола, шлак. Играем в прятки, пугаем визжащих девчонок тем, что якобы видели выглядывающего из – за труб дымоходов домового.

Медсестра Леми очень тосковала по своей Эстонии и не раз вслух, никого не боясь, говорила:

– Проклятый Сталин! За что он мучает меня и тысячи таких же эстонцев? За что он терзает мою маленькую Родину? Всё мало ему земли! Полмира отхватил! А что толку? Люди живут хуже скотов. Я, видно, не дождусь освобождения. Разве это жизнь?

Уже поздней осенью по больнице пронёсся слух – повесилась Леми! Мы с ужасом наблюдали, как с чердака больницы по лестнице завхоз Пастухов с Хасаном и дядей Ваней спускали на верёвках тело эстонки.

Больше мы на чердаке больницы не играли, боясь покойной Леми.