Читать книгу Гардемарины, вперед! - Нина Соротокина - Страница 32

Гудят и воют сквозняки, раскачиваются стены, и кажется, что костел клонится набок и потому только не падает, что шпиль, бесконечно длинный, как фок-мачта, цепляется за облака, и они, лохматые, быстрые, помогают выстоять старому костелу.

Уснуть бы, уснуть…

Кусок железа, остаток кровли, монотонно ударяет по карнизу, скрипит старая люстра – черный скелет прежней католической пышности.

Уснуть и не видеть всего этого! Но глаза противу воли опять пялятся на разбитые витражи. Лунный свет ли шутит шутки, или впрямь ожили бестелесные лики, и усмехаются, и корчатся, и подмигивают красным оком через осколки цветных стекол.

Когда Алеша проснулся, было уже светло. Волосы его, платье, могильные плиты – все смочила роса. В уголках глаз, как в ямках после дождя, тоже скопилась чистая влага.

«Может, я плакал во сне? – подумал Алеша и промокнул рукавом мокрые ресницы. – Неужели и сегодня она не придет?»

Он посмотрел на такой мирный в утреннем свете храм и усмехнулся. Пройдет лето, осень, снег засыплет лопухи и наметет сугробы у щербатых окон, а он все будет ждать… Ах, Софья, Софья…

Встал, потянулся и пошел на рынок. Купил топленого молока, пару ситников и вернулся на свой сторожевой пост. У входа в костел сидела неприметная старушка.

«Плохое она место выбрала, чтобы просить подаяние», – подумал юноша и с удивлением увидел, что старушка машет ему рукой.

– Здравствуй. Тебя жду. Все правильно – на щеке родинка, глаза синие. Девицей ходишь? Я от Софьи.

– Письмо принесла? Наконец-то! – рванулся к старушке Алеша.

– Весточка моя на словах. Передай, говорит, ему…

– Кому – ему? – смутился он.

– Полно, юноша. Софья все знает.

Алешино лицо стало медленно наливаться краской. Какого угодно известия он ждал, но не этого. Старушка меж тем, не замечая его смятения, выкладывала новости одну другой удивительнее: «Софья согласна идти с ним в Кронштадт… Софья просила привести его к ней под окно…»

– Ну так веди! – встрепенулся он.

– Поздно, мил человек, – виновато и через силу сказала старушка. – Да не смотри ты на меня так! Увезли Софию сестры монастырские. Нынче утром. Они и сказали ей, что ты мужчина.

Алеша опустился на мраморную плиту. Как волна накрывает с головой, забивает ноздри пеной, не дает дыхнуть, так оглушило его ужасное известие. Вот и все, конец мечте… И не скажет он никогда: «Милая Софья, я привез тебе жемчуга и кораллы…»

– Да очнись ты! – старушка тронула его за плечо. – Софью повезли в Вознесенский монастырь, а оттуда в скит на озеро. Ей в миру жить нельзя. Она матерью покойной монастырю завещана со всем богатством.

– Да разве она вещь? Как ее можно завещать?

– Молод ты судить об этом. Матушка Софьина жила в мире горнем. Глаза у нее были беспамятные. Скоромного не ела даже по праздникам. А уж как молилась! Так молиться не только киноватки, но и великосхимницы не умели. Стоит с крестом и свечой в руке и ничего не видит, кроме лика святого. Свеча толстая, четыре часа горит. Я однажды крест после молитвы из ее рук приняла и уронила, грешница. Крест от свечи раскалился, как огненный, а она и не заметила, что ладони в волдырях. Обет монашеский потому не приняла, что дочь при ней жила, Софьюшка. Да и мужа она ждала.

– Откуда ждала?

– Из Сибири. Откуда еще? Отец Софьи богатый болярин был, да… – старушка сделала неопределенный жест рукой, – был «противу двух первых пунктов».

Кто не знал этих страшных слов – государев преступник, значит, подрыватель устоев державы, супостат, значит, пошедший противу двух первых пунктов государева указа.

Странно было слышать эти слова из уст странницы, но столь многим виновным и безвинным ставилось в упрек пренебрежение к «двум первым пунктам», что слова эти вошли в обиход.

– Был человек, и не стало, – продолжала старушка тихим голосом. – Ждала она мужа, жила при монастыре тайно, а как ждать перестала, так и померла.

– Софью спасать надо, – страстно сказал Алеша. – Нельзя человека насильно в монастырь заключать. Помоги мне ее найти, сделай доброе дело!

– А кому – доброе? – Старушка внимательно всмотрелась в Алешу. – Ты скажешь – любовь…

– Любовь? – Он опять покраснел. – Я и не думал об этом.

– От любви добра не жди. – Она мелко затрясла головой. – Любовь – это морока, муки, смятение души. А в монастыре – тихо… Мать Леонидия – святой человек. Она Софью любит, не обидит. Привыкнет наша голубка и будет жить светло и праведно.

– Софья-то привыкнет? Она скорее руки на себя наложит. Пойми, не могу я ее бросить. Не будет мне покоя.

– Зачем девушку в Кронштадт звал? Разве ей там место?

– Видно, плохо звал, – вздохнул Алеша.

– Софью надо было к матушке своей вести, – вдруг сказала старушка проникновенно. – У тебя где матушка живет?

Алеша назвал родную деревню.

– В какой волости, говоришь? – переспросила старушка. – Видно, Бог вам помогает. Микешин скит тоже в той стороне.

– Микешин скит? Так Софью туда повезут?

– Слушай и запоминай. Путь туда долгий.