Читать книгу Гардемарины, вперед! - Нина Соротокина - Страница 34

По прибытии в Петербург Белов устроился на гостином дворе у Галерной гавани. Комната была сырая, темная, но накормили сытно и плату за ночлег затребовали вполне умеренную. Это было хорошим предзнаменованием и несколько ободрило Сашу, который, хоть и боялся себе в этом сознаться, оробел перед северной столицей.

Три «надо» сидели у него в голове: узнать о судьбе Анастасии, найти в Кронштадте Алексея и начать протаптывать дорогу к тому сказочному дворцу, имя которому – гвардия.

Верный себе, он ничего не стал решать с вечера. Будет день – будут мысли, вопросы, появятся и люди, которым эти вопросы можно будет задать. «Запомни этот день – четырнадцатое августа, – твердил он себе, как вечернюю молитву. – Это день нового отсчета времени».

Утром, еще не одевшись, он углубился в изучение отцовской книги. Под словом «Питербурх» он сразу наткнулся на следующий текст: «В случае нужды будешь принят на жительство Лукьяном Петровым Друбаревым, с коим вместе служили в полку. А жительство он имеет на Малой Морской улице противу дома прокурора Ягужинского».

Саша не верил собственным глазам. Дом ее покойного отца! Видно, само Провидение водило пером родителя. Если Анастасию не приводили в крепость вслед за матерью, то где же ей быть, как не в этом доме?

Малую Морскую он нашел без труда. Первый же человек, к которому он обратился, указал на двухэтажный восьмиоконный по фасаду особняк с роскошным подъездом. Обойдя его со всех сторон, Саша обнаружил, что дом явно необитаем. Окна первого этажа были закрыты полосатыми тиковыми занавесками, которые никак не вязались в его представлении с обычаями и вкусами вельмож. Черный ход был наглухо забит досками.

Решив приглядывать за домом при всякой возможности, Саша обратился ко второму адресу. Дом бывшего сослуживца отца отыскать было непросто, потому что он, хоть и находился точно против особняка Ягужинского, прятался за длинным казенным строением. На стук Саши вышла полная женщина в русском платье: «Да, здесь проживает господин Друбарев, но сейчас он на службе. Домой пожалует к трем часам пополудни».

Белов пошел бродить по городу. Петровскому Парадизу не исполнилось еще и полвека. Юная столица была деятельна, суетлива, роскошна и бестолкова. В отличие от узких, прихотливо изогнутых горбатых и уютных улочек Москвы, широкие и прямолинейные магистрали Петербурга позволяли увидеть весь город насквозь, с дворцами, шпилями, крутыми черепичными крышами, набережными, верфями и гаванями.

Город активно строился, осушался, оснащался мостами и дорогами и тут же разламывался самым безжалостным образом. Обыватель с трудом отстроится, вымостит площадку под окном, внесет в полицию обязательные деньги на озеленение, а пройдет месяц-два, смотришь, уже рота солдат заступами ковыряет булыжник – перепланировка!

Рядом с дворцами, как бородавки на теле красавицы, гнездились крытые дерном мазанки, великолепные парки версальского образца примыкали к грязным болотам, где между кочек, пощипывая осоку, бродили худые озабоченные коровы. То и дело встречались брошенные дома. Пожар ли, наводнение или указ департамента разворотили еще новую кровлю, унесли двери и вырвали наличники из окон – бог весть.

А люди! Словно Вавилонскую башню собрались строить – везде чужая, разноязычная речь. И сиятельства в каретах и кучера – все иностранцы. Русские – и холоп, и барин – ехали в Петербург по принуждению, и только немцы всех сортов, голландцы, французы являлись сюда по своей воле, привлеченные щедрыми обещаниями и деньгами.

Саша бродил по городу возбужденный до крайности, душа его жаждала приключений и романтических подвигов. Из опасения, что в нем узнают провинциала, он ни у кого не спрашивал дороги, подбоченясь проходил мимо гвардейских мундиров и дерзко разглядывал красавиц в каретах.

Проголодавшись, он зашел в трактир, расположенный на углу двух прямых, как лучи, взаимно перпендикулярных улиц. В трактире по иноземному образцу подавали кофе, шоколад, пиво, жаренных на вертеле рябчиков с клюквой и, конечно, вино.

Из-за дневного времени зала была почти пуста, только хозяин дремал за стойкой да у окна за столом, густо заставленным бутылками, веселилась хмельная компания.

«Гвардейцы…» – уважительно отметил про себя Саша.

При появлении Белова офицеры смолкли, внимательно оглядели юношу с головы до ног и, не найдя в нем ничего подозрительного, возобновили беседу, приглушив, однако, голоса.

Саша заказал рябчиков и пива и, стараясь выглядеть безразличным, обратил все свое внимание на пейзаж за окном, не забывая при этом, словно по рассеянности, поглядывать на соседей.

Их было четверо: трое офицеров и франт в цивильном платье и желтом, как осенний клен, парике. И беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что не на дружескую пирушку собрались эти господа. Вид их, настороженный и угрюмый, сбивчивый разговор, полный колких намеков и язвительных замечаний, заставил Белова пожалеть, что он зашел в трактир и стал невольным свидетелем надвигающейся ссоры. Больше всех горячился плотный широкоплечий офицер в форме поручика Преображенского полка. После каждой фразы он опускал на стол кулак, словно ставил им знаки препинания, и тяжело водил шеей.

– Это ты правильно, Вась, делаешь, что со мной не чокаешься, – приговаривал он. – Я и сам с тобой чокаться не хочу.

Сидевший напротив поручика франт невозмутимо пил пиво, глядя поверх голов офицеров.

– Я и пить с тобой не хочу за одним столом, – продолжал поручик, – да поговорить надо. А разговор не клеится… – Он схватил кружку, опорожнил ее залпом и перегнулся через стол, пытаясь заглянуть франту в глаза. – Думаешь, мы не слыхали про Соликамск? Кому охота ехать в Соликамск по собственной воле? Все курляндцы – канальи, а ты еще хуже. – Он вдруг вскочил на ноги. – Когда-то ты был моим другом…

– Опомнись, Ягупов, – сказал тот, к кому были обращены бранные слова.

Сидевшие рядом офицеры дружно вцепились в поручика с двух сторон, пытаясь заставить его сесть, но тот расправил плечи, напрягся и зычно гаркнул:

– Сколько тебе платят за донос?

– Выбирай слова! Какие, к черту, доносы? – Франт тоже вскочил на ноги.

– Лядащев, уйди! Разве ты не видишь – он пьян, – умоляюще крикнул смуглый, с раскосыми, как у татарина, глазами офицер. Он боролся с правой рукой Ягупова, но силы его были явно на исходе.

– Какие доносы? Те самые! – не унимался Ягупов. – Иначе зачем тебе с курляндцем компанию водить? Бергер мать родную не пожалеет, лишь бы платили. Бергер – каналья, и ты – каналья!

– Моли Бога, чтоб я забыл этот разговор. А не то…

– Ты еще смеешь мне угрожать? Ах ты… – Ягупов рывком освободил правую руку и с силой метнул тяжелую оловянную кружку в Лядащева.

Тот пригнулся, но кружка все же задела его руку и со звоном упала на пол.

– Ты еще пожалеешь об этом, – угрюмо проговорил Лядащев, потирая ушибленный локоть и пятясь, потому что на него медленно надвигался Ягупов.

Каждый шаг с трудом давался поручику – на нем, как собаки на медведе, висели офицеры, и он волочил их за собой, скаля зубы, – вот, мол, я каков!

Отступая, Лядащев очутился за высокой спинкой беловского кресла и там остановился, угрожающе сжав кулаки.

Перепуганный Саша хотел было выскочить из-за стола, но не успел. Резким движением плеч Ягупов раскидал офицеров, вцепился в кресло и, словно не замечая сидевшего в нем Сашу, оторвал кресло от пола. Белов не пытался понять, зачем его подняли в воздух, – может, Ягупов бахвалился силой, может, хотел сокрушить этим креслом своего врага, но чувствовать себя мебелью было так унизительно, что он, забыв страх, крикнул в вытаращенные глаза Ягупова:

– Это не по правилам!

Ягуповские пальцы разжались, кресло повалилось набок. Саша ударился головой об пол, но сразу вскочил на ноги и, заслонив собой Лядащева, звонко повторил:

– Так не по правилам. Вас трое, а он один. Дуэль надо производить с секундантами. Кулаками не защищают, а порочат дворянскую честь!

– Ты кто таков? Тоже из топтунов! – Ягуповский кулак пришелся по левому уху, и Саша с размаху сел на пол.

– Ух ты… – прошептал он с недоумением и зажмурился, ожидая второго удара, но офицеры успели схватить Ягупова за руки и оттащить к окну. Лядащев помог Саше встать и усадил его в кресло.

– Я порочу дворянскую честь? – кричал Ягупов. – Щенок! Дуэли захотел? Так я тебя, пакостника, вызываю! Слышь? Я твои кишки намотаю на шпагу…

– Оставь в покое мальчишку! – прикрикнул Лядащев. – Драться будешь со мной! Зачем ты его ударил? – И тут же с досадой, но учтиво, словно не о нем только что шла речь, обратился к Белову: – Зря вы ввязались, сударь.

– Я сам вызываю этого господина, – доверительно прошептал Саша. – Дуэль необходима! Шпага – суть дворянской доблести. А кулаками… – Он держался за распухшее ухо и с удивлением вслушивался в свой чужой и словно треснутый голос. – В древних Афинах циник Крат повесил дощечку под синяк… чтоб все знали… и написал на ней…

– Ну, ну, – приговаривал Лядащев, приводя в порядок Сашин камзол. – Бог с ними, с Афинами. Здесь Россия. А вы не трус! Будете моим секундантом? Как вас зовут?

– Курсант навигацкой школы Белов к вашим услугам.

– Знакомьтесь. – Лядащев по очереди представил офицеров. – Поручик Ягупов Павел, – (тот что-то прорычал в ответ), – поручик лейб-кирасирского полка Родион Бекетов, – (раскосый офицер щелкнул каблуками), – поручик Вениаминов. – Третий офицер с миловидным, добрым лицом коротко взглянул на Сашу и опять обратил все свое внимание на Ягупова, который сидел на подоконнике, бессильно опустив руки.

– Где будем драться? – спросил Лядащев.

– Поехали на острова. Например, на Аптекарский. Поохотимся…

Все явно испытывали облегчение оттого, что назревающая драка кончилась таким простым и приятным способом.

– Нет, там охота царская. На Аптекарском только государыня может зайцев стрелять. Лучше на Каменный.

– Каменный теперь Бестужеву принадлежит, а вице-канцлер скуп, – сказал Бекетов. – Из-за дюжины тетерок неприятность устроит…

– Плевать, – засмеялся Вениаминов. – Вице-канцлеру сейчас не до нас. А на Каменном, говорили, табор стоит. Поехали на Каменный.

Дуэль назначили на четверг, поскольку ближайшие два дня у Ягупова и Вениаминова были заняты – они дежурили во дворце.

– Встретимся на Васильевском у Святого Андрея, – сказал Лядащев. – Лодку я достану. Десять утра всех устроит?

– Господа, я новый человек в городе, – решился наконец Белов, – мне некого звать в секунданты… Не согласились бы вы…

– Я не калечу детей, сударь, – подал вдруг голос Ягупов. В мутных глазах его и в изгибе полных, красиво очерченных губ угадывались насмешка и удивление – откуда, мол, ты взялся, смелый воробей, и что-то еще неожиданно доброе и грустное. Александр почему-то смутился и понял, что куда больше, чем удовлетворять свою дворянскую честь, ему хочется подружиться с этим офицером.

– Ты меня прости, друг, что я тебя по уху звезданул, – продолжал Ягупов. – Это больно, я знаю. Но драться с тобой я не буду. Чего ради я с тобой буду драться? Вася, другое дело… Вася моим другом был. – Он вдруг сжал огромный кулак и погрозил кому-то неведомому. – Сволочи! – сказал он тихо. – Надька под стражей сидит, а я буду шпагой пырять, честь, понимаешь, защищать… – Он тяжело поднялся, оскалился на трактирщика, который наконец осмелился вылезти из-под стойки, и пошел к двери. – Все мы сволочи! – повторил он на прощанье, и за тремя офицерами закрылась дверь.

Лядащев и Александр остались сидеть друг против друга.

– Пожалуй, надо поесть, – нерешительно сказал Александр и нервно передернул плечами, – если мой рябчик еще не улетел.

– Улетел, так прилетит, – отозвался Лядащев. – Вы мой гость. Трактирщик! Убери все лишнее и принеси вина. А то здесь одни пустые бутылки.

Во время еды Александр старался держаться непринужденно, но каждое движение челюстей отзывалось такой мучительной болью в голове, что он против воли то и дело хватался за распухшее ухо и осторожно ощупывал его, словно пытался убедиться, что оно на месте. Лядащев был вежлив, учтив, но за его любезным поведением скрывалась легкая ухмылка – вот, мол, послала судьба защитника.

– Как секундант, я должен знать причину ссоры. Могу я вас спросить об этом? – вернулся Александр к интересующей его теме. – Сознаюсь, я еще никогда не принимал участия в настоящей дуэли.

– Спросить можно все, что угодно, но не всегда можно получить ответ.

– А где находится Соликамск, которым так интересовался господин Ягупов? – Если бы ухо меньше болело, Александр бы давно понял, что пора остановиться в расспросах.

– Вы тоже интересуетесь географией? – усмехнулся Лядащев. – Это в Сибири, мой друг. Никому не пожелаю познакомиться с этим пунктом поближе.

– Простите, а кто такой Бергер?

– А вы умеете слушать, – нахмурился Лядащев. – Или подслушивать? Вот вам хороший совет – как можно меньше вопросов. Вы раньше слышали фамилию Бергер?

– Что вы? Я только вчера приехал в Петербург.

– И уже влипли в историю. Вы знаете, что сулит дуэлянтам, а равно и их секундантам российский закон?

– Знаю. Смерть. Но либо ты дворянин и обходишь законы, либо…

– Потише, молодой человек. – Лядащев присматривался к Александру с явным интересом. – Вам не мешало бы иметь в этом городе умного советчика, который умерил бы вашу прыть.

– У меня есть пара рекомендательных писем. – Александр полез в карман и наудачу вытащил записочку маленького графа, с которым обсуждал триумфальный въезд Измайловского полка.

– Ну и ну! – изумленно проговорил Лядащев, читая адрес.

Александр заглянул через плечо и повторил, вытаращив глаза: «Ну и ну…»

На записке было написано: «Дом немца Штоса против Троицкой церкви. В собственные руки Лядащеву Василию Федоровичу».

– Вас зовут Василий, – выдохнул Белов.

– Ты далеко пойдешь, – сказал Лядащев, пряча записку в карман.