Читать книгу Второй шанс - Нинель Лав - Страница 19

Жизнь так быстра и переменчива, что у людей совершенно нет времени лишний раз встретиться, поговорить с родными, а спохватываемся, когда уже ничего нельзя изменить. И только на кладбище люди ведут себя по-другому: чинно, подавленно, думая о быстротечности жизни и несправедливости выбора смерти.

Что заставило Эрику свернуть с дороги и заглянуть в этот тихий, печальный уголок, она и сама не знала.

По пустынным дорожкам бродила она среди могил, вчитываясь в траурные надписи на памятниках, плитах и на железных пластинах, воткнутых в землю. Вчитывалась в незнакомые фамилии умерших людей, прислушивалась к своим ощущениям внутри, надеясь найти еще одну подсказку из своего потерянного прошлого – вдруг одно из фамилий отзовется в ее сердце гулким эхом и воскресит прошлое.

Над кладбищем витал запах сырости, прелых листьев, свежевырытой земли и печали.

Эрика поежилась – холодный ветер задувал в рукава кожаной куртки, пронизывал джинсы, касаясь кожи, трепал волосы.

За деревьями показалась белая невысокая церквушка, влажно блестя золотыми куполами.

Остановившись, Эрика полюбовалась ей издали, но к церкви не пошла, села на лавочку напротив черного гранитного колумбария, внимательно читая фамилии на гранитных плитках.

Зашуршали листья под чьими-то ногами, и девушка резко обернулась.

Со стороны могил широкими уверенными шагами к ней подходил священник в черной до земли рясе с массивным серебряным крестом на груди.

Черные длинные волосы ухоженными волнами спадали на широкие покатые плечи, короткая черная с проседью борода красиво обрамляла одухотворенное бледное лицо и тонкие бескровные губы – священник был «божественно» красив, и, если бы не жгучие цыганские глаза, горящие каким-то фанатичным, «дьявольским» огнем, не надменно-презрительное выражение лица и военная выправка с него можно было бы писать иконы.

Ему было лет сорок, может чуть меньше или чуть больше – Эрика не обладала опытом в таких делах, но мужчина ей не понравился: в нем не чувствовалось смирения и доброты – главных, по ее мнению, добродетелей священнослужителей.

Священник остановился напротив девушки, скрестил большие руки на груди и вперил в Эрику тяжелый рентгеновский взгляд, будто хотел прочитать ее мысли, увидеть совершенные ей греховные поступки.

«– Со мной у вас ничего не получится, ваше благородие, – с горькой иронией подумала Эрика, поднимая на мужчину большие, печальные глаза. – Где уж вам узнать обо мне то, чего я сама не знаю!»

Ничего не вычитав в голове худенькой девушки, священник немного опешил – для него были ясны мысли куда более умудренных жизненным опытом людей, здесь же он наткнулся на глухую, черную стену, не пропускающую в свою неизвестность ни единого рентгеновского луча.

Он недовольно нахмурил прямые брови и удвоил усилия…

Сжав кулаки, Эрика выдержала тяжелый изучающий взгляд, обладающий поистине магической силой – голова у нее тут же разболелась, в висках застучали дробные молоточки. Она потерла виски пальцами, но осталась сидеть на скамейке.

Мужчина опустил глаза, прикинул что-то в уме и присел рядом.

– Покайся, дочь моя, и Бог простит тебе твои прегрешения, – ласковым, хорошо поставленным голосом спокойно заговорил священник, разглаживая большими руками складки рясы на коленях.

– Откуда вы знаете, что простит? – усмехнулась Эрика, поворачиваясь к собеседнику. – Он вам сам об этом скажет или по телефону сообщит?

К облаченному в «священные одежды» мужчине она не испытывала ни покорного уважения, ни радостного восхищения – для нее это был красивый, опытный человек со странностями и религиозными перекосами, но никак не наставник и духовник.

– Не богохульствуй, грешница!

Эрики фыркнула и завозилась на скамейке, пытаясь отодвинуться от мужчины, но она не испугалась на столько, чтобы убегать – и не такое происходило на свалке – хотя в ее случае излишняя самоуверенность вышла ей боком.

– Иди в храм и помолись о своей заблудшей душе! – жестко приказал священник, указывая «перстом» в направлении церкви и совершенно забыв, что надо быть ласковым и обходительным с потенциальными прихожанами: ведь именно от их пожертвований зависело его благосостояние. – Вернись пока не поздно в лоно Святой Православной Христианской Церкви!

– Нет, не пойду, – твердо заявила Эрика. – Я не помню, в какой религии родилась и какую религию исповедали мои родители. А вдруг я мусульманка?! Так как же я пойду в храм?

– Не хорошо обманывать, дочь моя! – стараясь унять гнев, упрекнул священник. – Пойдем в храм – помолимся вместе!

– Нет! – упрямо мотнула головой Эрика. – Предать свою веру это еще больший грех, чем мое нежелание подчиниться вашей воле. Это я знаю точно! Вообще то, о религии я знаю очень много…

По мере того, как она, со знанием дела, стала излагать основы христианства и других религий, лицо мужчины разглаживалось и становилось бесстрастным – жили только глаза, горящие, мечущиеся, завораживающие.

А Эрика говорила и говорила, сыпала терминами и датами, словно фокусник, вынимающий из своего цилиндра разные предметы, выуживала из темноты своей памяти нужные аргументы, цитируя нужных авторов и ссылаясь на научные трактаты, исторически установленные факты и учебники по религиоведению. Она и сама не понимала, откуда берутся ее знания, и боялась об этом подумать, зная, что за этим обязательно последует наказание – нестерпимая, пронзающая мозг боль.

– Из всех современных мировых религий мне ближе всего христианство. Буддизм с его перерождениями и утверждением, что «всякое существование есть страдание», и ислам с его воинствующим мужским шовинизмом и сомнительными нравственными доктринами мне чужды. Но в христианстве столько направлений: православие, католицизм, протестантизм и еще множество ответвлений: старокатолическая и старообрядческая церкви, мормоны и баптисты, квакеры и методисты. Какое из них выбрать? У каждого учения своя правда – с некоторыми доктринами я соглашаюсь, некоторые не приемлю… Как быть?

– Православие истинная вера!

– Православие… И в нем я не могу всей душой принять некоторые догмы. Я верю в Бога! Но в Бога не во всемогущего, почему-то нежелающего раз и навсегда уничтожить Зло на земле и помочь «своим детям» жить в мире и радости, а в Бога справедливого, понимающего, борющегося со Злом, который не всегда выходит победителем из боя в вечной войне между Добром и Злом, но которому удается совершать невероятные подвиги и творить чудеса, помогать добрым и честным людям в их стремлениях и поисках.

Мой Бог – Отец, который защищает детей своих, не различая цвета кожи, совет его и одобрение дороже кучи злата!

Мой Бог – Боец в сверкающих доспехах и огненным мечом, разящий Зло направо и налево, но никогда не сможет он сразить невинного!

Мой Бог и Ангел, нежною рукою залечит раны и осушит слезы, живой водой попотчует тебя и возродишься ты для новой жизни!

Вот у такого Бога я готова коленопреклоненно и смиренно просить совета, помощи, забвенья!

Во время монолога священник несколько раз пытался перебить Эрику, но, услышав поэтический конец ее речи, вперил в нее огненный взгляд и проникновенно спросил, загоревшись лихорадочным румянцем:

– Ты видела Его?

– Да, видела, – просто ответила Эрика и, сложив руки на коленях, невидящим взглядом уставилась в пространство перед собой. – Видела, когда лежала в забытьи покинутая всеми. Возможно, это Он и спас меня тогда от смерти и безумства. Мне будто снился жуткий дивный сон…

Мой Дух витал над бренным телом, не ведая, на что решиться:

вернуться в тело иль устремиться в высь к лазурным небесам.

Но тьма сгустилась. Испугавшись тьмы, мой Дух одумался,

вернулся в тело, и тело встало и пошло по лесу,

не подчиняясь воле разума.

Я поскользнулась на краю обрыва

и стала понемногу съезжать в овраг по грязи.

Из темноты со всех сторон ко мне уже бежали исчадья ада,

но не затем, чтоб вытащить меня, затем, чтоб съесть!

Из их раскрытых пастей вырывался огонь и дым.

Запахло серой…

Съезжая ниже, в глубь оврага я испугалась, закричала,

но, достигнув дна, вскочила на ноги и побежала.

Сплошная грязь, и лишь крутые стены,

и нет пути назад в привычный, светлый мир.

Лишь только вниз, лишь только в ад кромешный.

А демоны все ближе…

Без сил упала я и поползла, как уж, в грязи измазавшись по горло.

А демоны, смеясь и предвкушая скорейший пир, когтями одежду рвали,

кожу до кости царапали и усмехались над бесполезными попытками

моими сбежать, исчезнуть, раствориться в мраке.

Но среди тьмы и грязи показался небесный луч,

мелькнувший на мгновенье, и снова тьма, кромешная, живая,

наполненная ужасом и смрадом, где лишь огонь и дым.

Кровавый след, сочившийся из ран, я оставляла,

уходили по капле силы, смешиваясь с грязью.

Но вот я доползла до рынка, где за прилавками стояли черти

и продавали руки, ноги, части тела,

людей почти что целых – без голов и головы отдельно от людей.

Другие черти покупали части и тут же примеряли на себя.

Меня увидев, дико завизжали и в бой вступили меж собой…

Спиною привалившися к столбу и выставив вперед ладони, взмолилась я:

«– О, Господи, спаси! Отец Небесный, как поступить в сей страшный час

и избежать и смерти, и чертей коварных.

Своею кровью начертать ли на земле пугающие знаки,

чтоб демоны бежали от меня во чрево ночи?

Спаситель, научи законам Ада, Рая,

как можно избежать опасностей и терний и выйти к людям,

выйти в белый свет, туда, где жизнь моя текла доселе,

назад к семье, родителям, любви!

Наукам я открыла сердце, лишь подскажи мне как…

О, Воин – друг мой, помоги!

Какой молитвой иль каким оружьем мне победить ужасных лицедеев,

что учинили тут кровавый пир из человеческих частей,

устроивши базар и торг себе в утеху?

Какой доспех надеть? Где взять оружье?

Чтобы явиться мне на поле брани, сразиться с ними.

О, дай мне Воин силу божества!

Свой меч волшебный, огненный, разящий!

Свой солнечный доспех, наполненный сияньем Любви и Славы!

Чистоту! Уменье разгадать коварство и обманы!

Величье помыслов и справедливый гнев!

И милосердие к поверженным врагам! И твердость рук!

И как награду за тяжкий труд – Победу вечного Добра над Злом!

Встань рядом, Воин, и сразимся вместе!

Спина к спине! Плечо к плечу!

Во славу Мира, Счастья, Доброты!

О, Ангел!

Если ж мой удел лишь смерть, то дай мне умереть спокойно!

Из раны льющуюся кровь останови и оботри лицо своей слезою.

Закрой глаза мои своей рукою и усыпи меня до самой смерти,

чтоб не узнала муку я, когда на части разрывают тело,

еще живое, теплое, хмельное, наполненное жизнью и любовью.

Чтоб не вонзались зубы в сердце, едва стучащее в груди от страха.

Пусть тело мертвое достанется врагу!

Пусть я умру во сне, спокойно, тихо, не доставляя горести любимым,

прожив свой срок, отмеренный Судьбою!

Но дай мне знать заранее кончины время, чтобы успеть проститься,

насладиться последними минутами земными. Запомнить все

и лишь тогда предстать пред Господом на Суд Всевышний.

Отец мой, Воин и Небесный Ангел!

Простите мне грехи мои и помыслы греховные!

Я так старалась жизнь прожить безгрешно!

И если я грешила – не со зла, а от большой любви

и к ближнему, и к дальнему, поверьте!

Во благо я использовала ложь, и не было во мне стремления к богатству,

к власти, злобы на людей!

Судите сами – жизнь моя пред вами, открытый лист.

Пишите приговор! Приму любой я со смиреньем…»

Разверзлась тьма! И яркий с неба луч упал на рынок.

И осветил меня, лежащую в грязи и крови.

И никто: ни демоны, ни черти и ни ведьмы,

визжащие вокруг в бессильной злобе, не могли меня коснуться.

А луч все шире, шире, выхватывал из тьмы и грязи

прилавки и ряды, пустеющие сразу.

И вот весь рынок опустел…

Ко мне навстречу идет Христос в небесном одеянье,

такое белоснежное, как будто и не грязь кругом, а мраморные плиты.

Провел по мне рукой, и оказалась я в блестящей голубой тунике,

и чистота вокруг. Дороги устланы атласом и шелками,

по ним гуляют люди, веселятся, обмениваясь речью и плодами,

с растущих вдалеке деревьев.

– Зачем мы здесь? В веселой суете и хороводах

среди людей совсем мне незнакомых…

– Я показать тебе хочу свой Лучший Мир,

где светит солнце, и реки плавные текут неспешно,

стада пасутся на лугах зеленых.

Где все нашли успокоенье душ в цветущих рощах

и высоких травах с цветами несравненной красоты

и с запахом тончайшим и приятным для всех,

кто здесь навечно поселился.

Где облака качают уставшие тела

и радость, словно ручеек, свободно льется.

Где можно пить горстями Счастье из Озера Любви,

где музыка чиста и непорочна, как первый луч зари, блеснувший на росе.

Где мраморные залы и дворцы с колоннами,

увитыми плющом и виноградом, с хрустальным сводом,

с праздничным столом:

в корзинах фрукты, в золоченых чашах нектар цветущих роз

и сладкий вкус амброзии небесной: вкусив ее, становишься бессмертным.

Куда стремятся все, но допускается лишь горсточка счастливцев,

творивших на земле лишь добрые дела.

– Зачем же соблазнять меня несбыточной надеждой?

Я никогда не стану Ангелом Небесным – я человек.

С страстями, завистью – пускай и белой, с грехами, с ложью,

с тайными мечтами…

– Ты думаешь, они все Ангелы? Напрасно!

Когда-то и они страдали, мучались, любили, ошибались –

ведь на земле нет места Ангелам, а Небо – оно награда

за доброту, любовь и жертвы, во имя Справедливости и Мира!

Смотри!

И он взмахнул рукой…

Исчезли шелк, и травы, и деревья – пред нами город,

каменный, унылый, где по дорогам люди и машины снуют туда – сюда,