Читать книгу Второй шанс - Нинель Лав - Страница 4

Эрика успела выскочить из электрички в самый последний момент, когда автоматические двери вагона уже начали закрываться.

Она перебежала платформу, перемахнула через невысокое ограждение, развернулась и, держась одной рукой за перила и балансируя на краю платформы, послала воздушный поцелуй молоденькому запыхавшемуся полицейскому, пытавшемуся открыть автоматические двери уже начавшего движение вагона.

Покачиваясь на носках и издевательски помахивая рукой, Эрика еще успела состроить рожицу разозленному стражу порядка и показать язык, пока его красное от бега и злости лицо уплывало в набиравшей скорость электричке.

Он опять не поймал ее!

Где ему, толстому, неповоротливому увальню!

Она легкая и быстрая – ужом протискивается между стоящих в проходе пассажиров, словно козочка перепрыгивает через их сумки и баулы, а он высокий плечистый с веснушками на курносом носу застревает на первом же «препятствии».

Эрика еще немного постояла на краю платформы, наслаждаясь победой, и, подобрав подол цветастый широкой юбки, легко спрыгнула на землю. Высокая, желтеющая сентябрьская трава спружинила под ее ногами, смягчая приземление.

Привычно согнувшись, девушка юркнула под платформу, чтобы, минуя железнодорожный мост, пробраться под ней и, избежав ненужных встреч с ментами и контролерами, выйти на привокзальную площадь.

Сделав несколько шагов под платформой, она неожиданно почувствовала сладкий, завораживающий аромат дорогого парфюма, превалирующего над привычными в таком месте запахами мочи, кала и прелости, и длинно потянув носом, как охотничья собака, пошла на этот аромат, не задумываясь о причине возникновения его в таком недостойном для французских духов месте.

Раздувая тонкие ноздри и зыркая по сторонам настороженными глазами, Эрика уверенно продвигалась в полутьме прикрытого платформой пространства к темному пятну, от которого так притягательно пахло ванилью и какими-то цитрусовыми корками.

Обворожительный запах духов привел ее к куче наваленного картона. Ей показалось странным, что такой хороший «строительный материал» до сих пор не обнаружен и не растащен жителями ближайшей свалки – их хибары строились из ветоши и драных клеенок, и коробочный не продуваемый ветрами картон считался царской роскошью, но раздумывать над этим странным обстоятельством Эрика не стала. Потянула на себя верхний пласт картона и, увидев край темной одежды, настороженно замерла. Она выждала целую томительную минуту, готовая отскочить в сторону при первой же опасности, но, не уловив никакого движения под листами, стала быстро растаскивать картонную кучу.

Под наваленным картоном лежал человек – вернее, женщина: длинные тонкие ноги в колготках телесного цвета неживыми палками торчали из-под короткой кожаной юбки.

Откинув в сторону последний лист картона, Эрика коснулась холодного лица лежащей на земле женщины и непроизвольно отдернула руку. Снова замерев, несколько секунд она придирчиво нюхала воздух – ни резкого запаха алкоголя, ни тошнотворного запаха крови в окружавшем ее сейчас воздухе она не почувствовала. Эти запахи, как самые опасные и настораживающие, она научилась отличать от других в первую очередь.

– С пьяными лучше не связываться (себе дороже), а кровь надо обходить стороной (нарываются на неприятности с ментами только придурки), – учил ее Колька-Прыщ, как выживать в новом незнакомом мире нищеты и борьбы за существование.

Воспоминания о Кольке-Прыще приободрили Эрику – это был единственный человек, которому она безоговорочно доверяла, но доверяла не безоглядно, а с опаской, как прирученный к рукам дикий зверек, часто и с тоской в глазах поглядывающий в сторону леса – и заставили действовать, словно здесь в полутьме под платформой она была не одна.

Девушка осторожно придвинулась вплотную к лежащей на земле женщине и дотронулась тонкими пальцами до ее белеющей в полутьме руки.

– Эй, дамочка, отзовись, – тихо позвала Эрика, быстро ощупывая кожаную куртку и ловко расстегивая блестящую молнию. – Это чужая территория и находиться здесь не безопасно.

Взгляд Эрики наткнулся на широко открытые безжизненные глаза женщины – рука ее, обшаривающая карманы куртки, дрогнула и похолодела. Но она тут же успокоила сжавшееся от нехорошего предчувствия сердце.

Чего она так испугалась?! Это всего лишь безобидный труп!

Колька-Прыщ учил, что бояться надо живых, а не мертвых!

Глубоко вздохнув, Эрика заставила себя вновь посмотреть в безжизненные глаза женщины и попыталась убедить себя в том, что перед ней лежит уже не женщина, с которой можно поболтать о чем-нибудь на досуге, поспорить или даже поругаться, а бессловесный, холодный, ничего не чувствующий труп. И теперь ей, Эрике, без разницы мужской он или женский: труп он и есть труп – что-то среднее между жизнью и смертью, как бревно среднее между деревом и изделием из него.

Кажется, так учил ее думать Колька–Прыщ, при обыске покойника (предусмотрительный, мать его!), но чистая наука одно, а практика совсем другое – это был первый практический опыт в ее жизни и давался он ей с большим трудом.

Эрика попыталась думать именно так: труп – это не человек, а бревно. И это сработало! Она снова, уже сознательно, дотронулась до мертвого тела, но уже не отдернула руку, а просто замерла, осознавая изменившуюся ситуацию.

– Это самый обыкновенный жмурик, – шептала она обветренными губами, подбадривая себя звуками собственного голоса. – И по всему видать свеженький и не общипанный…

Уже в следующую минуту Эрика ловко стягивала с мертвой женщины одежду, содрогаясь от страха и радуясь одновременно неожиданной добычи.

Мертвая женщина была молодая и не совсем окоченевшая – руки ее гнулись, расставаясь с тонкой кашемировой водолазкой и кожаной курткой.

Эрика сняла все, даже белье – трупы не имеют стыда, как, впрочем, и она не имела стыда, когда лежала в бреду голой на картонных коробках и куче тряпья в халупе на свалке под пристальными, бесстыдными взглядами мужчин и женщин, собравшихся поглазеть на Колькину «девку-найденку». Поглазеть, а заодно и прикинуть, какую выгоду они смогут извлечь, если она все-таки выживет, и они оставят ее в своей «стае».

С украшениями женщины пришлось повозиться – с коченеющих пальцев кольца снимались с большим трудом, и замок золотой цепочки никак не расстегивался. Пришлось Эрике задирать подол цветастой юбки и лезть за зажигалкой в карман стареньких джинсов, завернутых по колено, чтобы не мешали и не торчали из-под широкой цыганской юбки с оборками.

Зажигалка была простенькая, подобранная в мусорном ведре у палатки с сигаретами, которую Эрика подвязалась сторожить по ночам. Тетка-продавщица после десяти часов вечера убегала домой к больному мужу, а Эрика, закрывшись изнутри в сигаретной палатке, заваливалась спать на коробках с товаром, прикрывшись собственной поношенной курткой. Им обеим было выгодно такое сотрудничество: одна приглядывала за больным мужем и, сохраняя товар, спала дома, другая обретала пусть временное, но жилье – из-за тошнотворного запаха мусорной свалки (организм Эрики по каким-то непонятным причинам отторгал этот запах) она вынуждена была допоздна ездить на электричках, гадая на картах, и ночевать на вокзальных скамейках.

Огонек зажигалки вспыхнул ярким светом, освещая вокруг себя небольшое пространство, и Эрика поспешила воспользоваться его светом – приблизила руку к замку цепочки и склонилась над ним. Справившись с замком, она сунула цепочку с кулоном в карман джинсов и, не удержавшись, поднесла зажигалку к лицу мертвой женщины.

Еще недавно молодая девушка была ухоженной, модно одетой девицей с короткими, каштановыми, подстриженными под каре волосами, а теперь даже тональный крем не смог скрыть мертвенную серость лица и фиолетовые круги вокруг серо-зеленых глаз. А может, Эрике только показалось, что глаза имеют зеленоватый оттенок из-за крупных, причудливой формы серег ядовито зеленого цвета.

Увидев серьги, Эрика на секунду задумалась: вынимать серьги из ушей или не вынимать – по ее мнению особой ценности они не представляли, но, решив, что если оставит серьги, то их присутствие на голом теле вызовет у ментов ненужные подозрения (бомжи вряд ли оставили бы на трупе хоть что-нибудь), и быстро вынула одну серьгу. Поворачивая голову мертвой женщины, чтобы удобнее было вынимать из уха вторую серьгу, Эрика потянула женщину за волосы, и волосы неожиданно полезли с головы.

Эрика отпрянула, снова щелкнула зажигалкой, наклонилась и поняла, что на голове у девицы был надет парик – настоящие, рыжие волосы, стянутые резинкой на макушке, представляли собой тонкий крысиный хвостик.

Вынув вторую серьгу из уха девицы, Эрика внимательно огляделась по сторонам – шагах в десяти от тела лежала довольно вместительная кожаная сумка, и Эрика поспешно двинулась к новой добыче.

Стянув с себя широкую цветастую юбку, она аккуратно завернула в нее одежду, короткие сапожки с тонкими высокими каблуками и присоединила туда же каштановый парик. Положила сумку на образовавшийся тюк и, прижимая к груди свою добычу, стала пробираться к краю платформы.

Но выбираться из-под платформы Эрика не спешила, спряталась за бетонную сваю и стала ждать темноты – идти на виду у всех с такой заметной ношей было глупо и опасно: увидят «местные» и, как пить дать, отнимут!