Читать книгу Второй шанс - Нинель Лав - Страница 5

Оглядываясь и прислушиваясь, Эрика долго сидела на корточках под платформой, крепко прижимая к груди неожиданно свалившуюся на нее «добычу».

Сентябрьская хмарь медленно превращала идущих с электрички пассажиров в серые бесформенные однообразные силуэты. Еще немного, еще чуть-чуть и можно будет незаметно добраться в безопасное место – всего лишь нужно дождаться того времени, когда сумерки сгустятся, а фонари еще не зажгутся…

Сзади послышались осторожные шаги, и Эрика резко обернулась.

Под платформу забралась небольшая грязная собачина с желтыми голодными глазами.

Эрика знала эту привокзальную вечно щенную суку, рыскающую по помойкам в сопровождении своих подросших вислоухих щенков и нескольких дворовых кабелей. Знала и тут же насторожилась.

Увидев человека, собака недовольно дернула верхней губой, показывая желтые зубы, и зарычала, претендуя на свою часть добычи.

Но и Эрика была «не из робкого десятка», она нахмурилась, посмотрела прямо в собачьи глаза и, оскалившись, утробно зарычала.

Псина попятилась, но хвост не поджала и голову не склонила, стояла и смотрела, оценивая противника. Потом «кхыкнула» пару раз и снова оскалилась – уступать свою «добычу» она не собиралась.

На ее зов под платформу тут же полезли довольно крупные «детки», голодно урча и подозрительно жадно поглядывая в сторону мертвого человеческого тела. Кобели придвинулись ближе, но недовольства своего пока не выражали. Вся эта стая бродячих собак при дневном свете и на открытом месте была довольно дружелюбна, собаки даже махали хвостами в знак благодарности за подачку, но с наступлением темноты они становились злобными и непредсказуемыми, и лучше с ними было не встречаться на узкой дорожке.

Чувствуя эту озлобленность и принимая в расчет «усиление» противника, Эрика предпочла ретироваться и уступить «добычу» более многочисленным соперникам, тем, более, что свою часть добычи, она уже получила.

Кое-как прикрыв цветастый тюк и сумку полами поношенной куртки (отчего она стала толстой и неуклюжей, как беременная женщина), Эрика вылезла из-под платформы, смешалась с толпой пассажиров и, старательно обходя освещенные места, поспешила к привокзальной площади.

Никто из прохожих, занятых своими делами, не обращал на нее никакого внимания – мало ли в наше время беременных малолеток – у каждого были свои проблемы, свои заботы, свои невеселые насущные думы, а спасать и помогать другим людям ни физических, ни душевных сил уже не было.

Дойдя до торговых рядов, Эрика нырнула в темноту за одну из палаток, охватывающих привокзальную площадь плотным палаточным полукольцом. Воровато огляделась по сторонам, точно так же как голодная, грязная собачина постоянно оглядывалась по сторонам, ожидая увесистого тычка или строгого человеческого окрика, и успокоилась – поблизости никого не было. Она запихнула свою добычу под одну из размокших коробок из-под сигарет, валявшихся за палаткой, напялила на себя широкую цветастую юбку и быстро отошла от своей «похоронки». И вовремя…

Дверь табачной палатки приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась женская голова, повязанная темным платком.

– Кто тут ходит? – строго спросила женщина в темноту и басовито пригрозила: – Выходи, а то пальну из ружья!

– Это я тетя Клава, – Эрика появилась в узком освещенном прямоугольнике, склонив голову и отряхивая подол выцветшей цыганской юбки. – Ноги о траву вытирала – опять в дерьмо собачье вляпалась.

Насупленное лицо женщины разгладилось.

– Да уж, развели коблов, – заворчала она, подвигаясь и пропуская «сменщицу» внутрь палатки. – Людям пройти негде стало!

Согласно кивнув головой, Эрика протиснулась мимо дородной женщины, прошла в дальний угол палатки, присела на корточки между коробками и привычно замерла, обхватив колени руками, давая возможность женщине спокойно одеться и собрать объемные сумки с продуктами.

– Ну, все, я побежала, – внимательно оглядывая крохотное помещение – не забыла ли чего, произнесла тетя Клава. – Бутерброды на столе, можешь взять одну бутылку пива, но не больше, а то голова снова разболится. Слышишь меня, девонька?

– Угу, – снова кивнула головой Эрика из своего угла, стараясь унять внутреннюю дрожь – вдруг кто-нибудь из бомжей, пока она тут сидит и слушает наставления продавщицы, случайно наткнется на ее «добычу» и присвоит ее! Хотя бомжи и остерегались подходить близко к сигаретной палатке тети Клавы – уж очень решительно та гоняла от своей «торговой точки» попрошаек и собирателей окурков, но кто их разберет этих бомжей – лучше бы ей сейчас быть поближе к своей «добыче».

– Завтра заканчивай свои гадания в электричках пораньше, моя кума к тебе прийти собиралась – погадаешь ей на картах, а то у нее младший сын жениться надумал. Представляешь, девку из детдома в приличный дом привел! Кума и так и эдак ее выживает, а девка оказалась непонятливая, да настырная, прицепилась к парню, как репей к штанам, и никак не уходит из их дома. Ну, хоть ты тресни!

«– Как бы ты завопила, если бы твой сын захотел жениться на мне?! – зло подумала Эрика и, представив эту картину, скривилась от распиравшего ее смеха. – Невеста без роду, без племени, да еще с помойки! Пусть твоя кума, тетка Клава, радуется, что девушка из детдома, а не с мусорной свалки, как я!»

Вслух, конечно, Эрика этого ничего не сказала, но себе пообещала не разрушать любовь молодых – пообещала не из чувства доброты или сострадания (этих чувств она давно ни к кому не испытывала, по крайней мере, сколько себя помнила), а пообещала из вредности (этого в Эрике было с избытком). Хорошо бы еще припугнуть куму тетки Клавы: сказать, что если она будет плохо относиться к невестке, то помрет раньше времени! Вот бы посмотреть на их встречу после такого предупреждения!

Но об этом Эрика только помечтала.

Гадая на картах, она никогда не обманывала: говорить правду всегда легче – сказала и с плеч долой, пусть человек сам разбирается, что ему с этой правдой делать. К тому же Эрика точно не знала, зачем кем-то сверху ей был дан Дар предвидения – всем клиентам она говорила одну и ту же фразу, возникшую в ее голове после первого же предсказания:

«– Вы получили шанс еще при жизни исправить зло, содеянное вами».

Прислушивались ли люди к ее словам и исправляли ли они это «зло, содеянное ими» (каждый сам ведает свои грехи), Эрика не знала. Да, если честно, знать не хотела – неуемное женское любопытство напрочь отсутствовало в ее душе, как, впрочем, и многие другие чувства: заледеневшая душа ее мало походила на клокочущий трепещущий сгусток чувств и энергии, скорее на бесформенную каменную глыбу, неожиданно застывшую и неизвестно откуда возникшую у нее внутри. О том, что жить с такой каменной тяжестью в душе невозможно, Эрика не задумывалась – да она и не жила вовсе, а просто выживала, а для выживания это как раз было очень удобно: все направлено на одну цель, и не надо отвлекаться от нее на собственные чувства.

Это уже потом, спустя месяц, много думая (она была умная и рассудительная) о своем Даре и анализируя свои разные предсказания, она поняла, что Дар ей дан кем-то сверху не просто так (для зарабатывания денег, например), а для того, чтобы указать человеку на его грех и «показать» или рассказать ему о его «ближайшем будущем», которое он может изменить, если захочет, «исправив» свои «ошибки» или искупив свой грех.

О как!!!

Поначалу Эрике было сложно разобраться в этих «показах», «рассказах», грехах, изменениях и искуплениях, а потом, поднаторев в гаданиях на картах (сравнивая «виденное» прошлое-настоящее-будущее в раскладах и «виденное» прошлое-настоящее-будущее при помощи своего Дара: она брала человека за руки, касаясь своими ладонями его ладоней и «видела», как в кино, его прошлое, настоящее и «ближайшее» будущее, которое можно изменить, «далекое» будущее она не видела, зато она могла «показать» человеку его жизнь, держа его за руки и глядя ему в глаза) она сравнивала, делала выводы, а потом, чтобы не путаться и не мучиться, разделила свои «гадания-предсказания» на три этапа: гадание на картах – сто рублей; гадание на картах и предсказание прошлого и будущего по руке – тысячу рублей; а вот «показ» человеку его прошлого-настоящего-будущего целых пять тысяч, но делала она «показ» очень редко, после него болела голова, ощущалась слабость во всем теле и приходилось долго отдыхать…

Наконец, тетя Клава выговорилась, вышла из палатки и, как обычно, постояла немного у двери, слушая, как Эрика закроет изнутри дверь на засов. Поудобнее перехватила тяжелые сумки и быстро пошла к своему дому.

А Эрика выждав несколько минут в напряженной тишине, погасила свет, открыла дверь, неслышно выскользнула из палатки, обогнула угол и, откинув размокшую коробку, жадно схватила свою никем не взятую добычу. Теперь она могла успокоиться и не бояться за нее!

Снова закрывшись в палатке на засов, Эрика включила тусклую лампочку и уже при свете стала внимательно рассматривать одежду и содержимое сумки мертвой девушки.

Одежда была дорогая, приятная на ощупь, правда, немного испачканная землей, но Эрика быстро справилась с этой неприятностью, потерев грязные места чистой тряпочкой, смоченной минералкой. Она аккуратно разложила одежду на сигаретные коробки подсохнуть и придвинула к себе дорогую блестящую сумку. Раскрыла ее, по одной стала доставать из нее вещи и раскладывать перед собой на застеленный газетой стол.

Вещей в сумке было много, но то, что она вынула последним из бокового кармашка сумки, заставило ее задрожать от радостного возбуждения – в руках у нее оказался паспорт! Настоящий российский паспорт с фотографией и пропиской!

Как давно Эрика мечтала о таком документе!

Рука девушки машинально потянулась к бутылке с пивом, но она вовремя сообразила, что пиво для нее сейчас самый большой враг, и отдернула руку.

Алкоголь резко менял ее настроение – делал Эрику агрессивной, злой и отрешенной, пытающейся вспомнить свое прошлое, а наказанием за эти попытки вспомнить была накатывающая огромной, безжалостной волной головная боль. Отодвигая реальность на край сознания, боль туманила безумством остановившиеся глаза, заполняя возникшую пустоту ослепительными, трепещущими сгустками воспоминаний и протыкая мозг раскаленными прутьями. И тогда Эрика стискивала голову руками, боясь, что та от непереносимой боли расколется пополам, и, качаясь вперед-назад, словно китайский болванчик, начинала подвывать, пытаясь заглушить надвигающуюся волну боли и собственные страхи перед ней.

Возможно, из-за этого животного воя и устрашающе безумных глаз во время этих кратковременных приступов, ее никто и не трогал из помоичной братии, считая ее в таком состоянии способной на все (в том числе и на убийство); а возможно, не трогали Эрику из-за покровительства Кольки-Прыща, делавшего такие «клевые» наколки, что диву давались видавшие виды зеки – даже самые простые наколки под умелыми Колькиными руками превращались в произведения искусства с четкими линиями и готическими каллиграфическими надписями. Но Эрике хотелось думать, что «местные» не трогали ее из суеверного страха и уважения, если не к ней, то к ее картам и предсказаниям уж точно – в ее руках бумажные картинки, как бы, оживали, открывая ей людское прошлое и будущее – к ее предсказаниям прислушивались, их побаивались, но даже недоверчивыми и скептически настроенными воспринимались всерьез. Никто не знал, что карты были совсем не главными в ее «гаданиях-предсказаниях», а были лишь привычным атрибутом гадания, и совсем даже не карты «показывали» ей «грехи» и будущее человека…

Держа в руках паспорт мертвой девицы, Эрика испытывала, прямо, таки, физическое удовлетворение – с каким наслаждением она теперь сунет в нос курносому зазнайке-полицейскому настоящий документ с пропиской и фотографией и с удовольствием посмотрит на его реакцию!

Теперь то ей не надо будет ни от кого убегать!

Это раньше она убегала от него – такого важного и строгого, при исполнении служебных обязанностей – а теперь фигушки!

Это раньше, когда он высокий и плечистый входил в вагон с напарником и контролером и спрашивал «документики» у кого-нибудь из пассажиров, сердце ее тревожно замирало от знакомого баска, а потом начинало биться, как сумасшедшее, в предвкушении «опасной погони».

У нее он «документиков» никогда не спрашивал – просто, увидев ее яркую цветастую юбку и красный платок на голове, хмурил брови, заливался краской гнева и пытался поймать девку-гадалку, занимающуюся «не санкционированными действиями» в общественном транспорте, то есть в электричке – догони он ее, то обязательно отвел бы в отделение транспортной полиции для выяснения личности и «наложении» денежного штрафа.

Вот так с его стороны все было серьезно!

Смешно! Для выяснения личности!

Если бы она сама знала свою личность, то уж точно не околачивалась бы на вокзалах и платформах, а первой же электричкой поехала бы домой!

Домой!

Какое манящее, непривычно безопасное слово!

Дом! Это большая кровать с чистым выглаженным бельем, огромной, мягкой подушкой и толстым, теплым-претеплым одеялом… а еще там можно ходить босиком по чистому полу… и мыться сколько хочешь… и лежать в горячей, пенной ванне с пузырьками… и радужная пена, шурша, тает, неспеша оседает, и уставшее тело размокает в горячей воде, расслабляется, наполняясь покоем и блаженством…

Почему горячая, пенная ванна именно с пузырьками и откуда эти самые пузырьки берутся, Эрика не знала – просто она так чувствовала: горячая, пенная ванна с пузырьками.

Ведь был же у нее когда-то свой дом?! И своя постель, и своя ванна, и своя другая жизнь… И может быть, даже близкие люди были… Может быть, кто-то из родных до сих пор живет в этом ее доме и даже ждет ее возвращения!

Таких опасных мыслей Эрика старалась избегать – как только она пыталась что-то вспомнить о своем прошлом, голова начинала гудеть, предвещая очередной приступ боли.

Вот и сейчас, подумав о «своей личности», Эрика стянула с головы шелковый красный платок и привычно переключила мысли на другое.

– Интересно, сколько лет этой девахе? – задумчиво спросила она у самой себя, раскрыла чужой паспорт и занялась вычислениями. – Двадцать пять… А мне сколько? Старше она меня или младше?

Эрика взяла со стола круглую блестящую пудреницу и, открыв ее, внимательно посмотрела в зеркало на свое отражение – из зеркала на нее смотрела довольно симпатичная, худенькая девушка неопределенного возраста со светло-русыми, выгоревшими на солнце, волосами в пределах от шестнадцати до двадцати пяти. На бледном лице выделялись большие карие глаза с влажной грустинкой, нос и рот, как бы отсутствовали – нос был маленький аккуратненький, губы плотно сжаты в узкую полоску.

Эрика схватила со стола золотой тюбик с губной помадой и, поглядывая на фотографию в паспорте, густо накрасила свои бледные губы помадой – лицо в зеркале волшебным образом преобразилось: с красными губами оно стало игривым и довольно привлекательным. Эрика вытянула губы трубочкой, сложила капризным бантиком и улыбнулась своему отражению – ну, чем не обезьянка перед зеркалом!

Она снова посмотрела на фотографию в паспорте и неожиданно для себя потянулась за париком девицы.

Когда после пятой попытки Эрика все же надела парик и посмотрела на себя в зеркало, то ахнула – с каштановыми волосами и накрашенными губами она стала так похожа на мертвую девушку, что отличить их можно было, лишь по цвету глаз.

Она перестала быть собой и стала двойником мертвой девушки!

Медленно повернув голову, Эрика посмотрела на чужую одежду, и шальная мысль тут же завертелась в ее мозгу.

А что, если?..

Сбросив свои вещи, она надела одежду мертвой девицы. Надела все – даже белье, хотя одежда ей была явно велика, но Эрику это не остановило!

Она примеряла на себя новый облик, словно хамелеон маскировалась под ситуацию, влезая в чужую шкурку. Чужая «шкурка» была не ее размера, терла в некоторых местах и висела в других, но обладала неоспоримым преимуществом: меняла не только внешность, влезшего в нее человека, но и собственную самооценку этого человека – с новой внешностью и новым документом Эрика становилась совершенно другим человеком. Человеком свободным и уверенным, сознающим свою принадлежность к добропорядочным гражданам огромной страны.

С новой внешностью и чужим паспортом у нее появился шанс, о котором так часто говорил Колька-Прыщ!

«– Каждому человеку хоть раз в жизни выпадает счастливый билет, – мечтательно произносил он, поднимая глаза к небу (или к картонному потолку своей хибары – смотря по обстоятельствам), – главное, не лопухнуться в это время, схватить его и использовать по полной программе!»

Возможно, смерть незнакомой девушки дала ей такой шанс?!

И она должна «схватить его и использовать по полной программе»!

Эрика посмотрела на чужой мобильный телефон и заспешила – времени до последней электрички в Москву оставалось совсем мало!

Побрызгавшись чужими духами, чтобы отбить въевшийся в ее кожу запах сигарет, Эрика натянула поверх разорванных колгот свои черные плотные лосины, сгребла вещицы со стола обратно в сумку и, переложив золотые украшения мертвой девицы из своих джинсов в кармашек сумки, сложила свою собственную одежду в большой целлофановый пакет. Покопавшись среди коробок, она вытащила из тайника банку из-под кофе со своими сбережениями, пересчитала их – больше пятидесяти тысяч и, выключив свет, неслышно вышла из палатки.