Читать книгу Зло, 100% - Ноэль Веллингтон - Страница 4

ИДЯ с Тоди по лесу в сторону старого шоссе, Сареф обдумал, как передать ей историю событий, которые привели к нынешнему состоянию дел. Это было непросто. Он получил среднее образование до войны и общался со множеством людей. Она не имела никакого образования, родилась после войны и встречалась лишь с парой-тройкой людей, помимо своих матери и отца. Всё равно ему пришлось бы останавливать своё повествование, чтобы отвечать на её неизбежные вопросы и объяснять незнакомые слова. Можно было не слишком стараться строить рассказ из простых слов и понятий.

– Когда всё изменилось, мне было восемнадцать. Я был одним из тех везунчиков, кто оказались за городом, когда всё произошло. Одним замечательным, солнечным утром, примерно в шесть часов, я возвращался с рыбалки на севере, дальше на север, чем мы сейчас находимся. Только что, оставив одного друга у его дома, а затем другого, по пути на юг, я собирался ехать дальше, в пригород старого города, когда увидел белые хвосты самолётов, пересекающие небо. Я смотрел и чувствовал тревогу, потому что самолёты летают в одиночку, сами по себе. Те, на которые я смотрел, летели разрозненной группой, и я почувствовал, что что-то должно было случиться. Я остановился на обочине шоссе, у пересекающего его моста, и всмотрелся в следы из-за его опоры. Когда то, что я считал самолётами, поравнялось с городом, они взорвались один за другим, со вспышками света и облаками дыма.

– Зная, что взрывы атомных боеголовок были бы ослепляющими и длились бы долго, я продолжал смотреть, лихорадочно раздумывая, чем это могло бы быть. Я осознал, что наврядли кто-то запустил бы столько атомных зарядов по одному городу. Достаточно было одного, чтобы уничтожить его целиком. Это должно было быть чем-то другим. И тут меня осенило, что это могло быть лишь химическое и биологическое оружие: яды и болезни. Я вскочил в грузовик, развернулся и помчался обратно в рыбацкий лагерь так быстро, как мог. Полицию не волновало, как быстро я мчался. Все они были заняты чем-то более важным. В тот день началась война, и ракеты были запущены обеими сторонами. Я видел, как армия пыталась спасти жителей города. Они ехали в противоположном направлении, в колоннах армейских грузовиков. Они были одеты в противогазы и защитные костюмы. Но намного позже я увидел эти грузовики на обочинах дорог, а всех военных мёртвыми. Ещё ракеты прилетели в следующие несколько дней. Они попадали в пригороды и небольшие города в округе.

– Что такое а-том-ный? – спросила Тоди.

– Это такой металл, на вид как любой другой, но очень тяжёлый и вредный. Если достаточное количество его удерживать вместе несколько секунд, он нагревается, плавится, вскипает и испаряется. Если кто-то сможет удержать его вместе достаточно долго, то он взрывается с невероятной силой. Если бы ты сложила ладони вместе, то именно столько его потребовалось бы, чтобы разрушить целый город. Все ракеты с атомными боеголовками всё ещё сидят в своих шахтах по всему миру. Враждующие стороны не стали их запускать. Вместо этого, они запустили ракеты, которые несли биологические и химические виды оружия. Люди в старом городе, которые вдохнули яд, по большей части умерли. Те, кто выжили, стали калеками. Многие из них умерли в последующие пару лет. Люди, которые вдохнули заразу, тоже поумирали, но больше выжило. Их потомство покалечено, хотя сами выжившие лишь ослабели. Эти калеки теперь живут в новом Городе, который мы для них построили.

– А что, есть другие, такие как ты?

– Да, есть. Я не единственный, кто оставался вдали от старого города в те дни. Больше людей выжило. Мы те, кого в новом Городе зовут Прямыми. Ты тоже Прямая. Мы здоровые и сильные, тогда как калеки имеют погнутые конечности, тела, и рассудок. Ты знаешь их, как мародёров. Многие из них живут в Городе.

– До войны было гораздо больше людей, чем сегодня. Все были Прямыми. Они жили в больших домах и высоких многоэтажных строениях. Они ходили на работу в деловых небоскрёбах, огромных фабриках и на широких полях. У них для всего были машины. Электрическая энергия поступала по проводам на столбах, и она приводила в действие лампы и моторы. Вода поступала по трубам в земле в каждый дом. Когда люди просыпались по утрам, им не надо было с бадьёй идти к колодцу, ручью или источнику, чтобы принести воды. Она просто текла из крана в ванной или на кухне, и можно было налить её в электрический чайник и вскипятить, нажав на кнопку и подождав несколько минут. Раньше это было вот так просто!

– Грузовик, который я водил в тот день, когда всё изменилось, был машиной. Жидкое топливо, полученное из-под земли, приводило его в действие. Людям достаточно было сесть на водительское кресло и повернуть ключ в зажигании, чтобы завести двигатель, а он, в свою очередь, привёл бы машину в движение, и она отвезла бы их, куда бы они пожелали, по гладкой дороге. Если кто-то заболевал, то они шли к врачу, который выписывал им лекарство или делал операцию, и они быстро выздоравливали. Вместо вырывания больного зуба, люди шли к зубному врачу, который делал заморозку, маленьким сверлом убирал больное место, и ставил пломбу.

– Почти никому не приходилось охотиться, чтобы обзавестись одеждой. Ткани, вроде тех, которые на мне, но тоньше, делали из растений или из горючего для машин, в самых разных цветах и переплетениях. А потом фабрики, полные людей, шили из них разную одежду на скоростных швейных машинах. Немногие ценили это, однако, и большинство ходило в простой чёрной или серой одежде, которую я терпеть не мог.

– Ну и ну! – ахнула Тоди. – Не может быть!

– Энергия, которая поступала по проводам, была очень грубой. В этом случае она вращала моторы, нагревала всё, что нужно и предоставляла свет. Но она может быть и очень тонкой и точной. Такая энергия использовалась для других нужд, которые я потом покажу тебе, когда мы устроимся. Даже сейчас, когда мы путешествуем, она служит нам. Там впереди кругами летает механическая и электрическая птица. Она видит всё, что движется, и показывает это мне, внутри прозрачного забрала моего шлема. Мои ловушки, которые я расставляю каждую ночь, делают то же самое. Всё это возможно благодаря очень тонкой энергии, которая работает внутри них. Очень умные люди изобрели все эти вещи задолго до войны. Прямые в Городе лишь поддерживают всё на уровне, которого достигли до того, как разразилась война.

– Куда исчезли все эти приятные вещи? – ввернула вопрос Тоди.

– Мародёры забрали большинство. Они собирали каждый кусок металла, каждую электронную плату и каждый кусок пластика, несколько лет после войны. Большая часть всего этого оказалась в Городе и была использована для построения его инфраструктуры.

– Ты… ты думаешь, мы когда-нибудь сможем вернуться к довоенной жизни? – спросила она.

– Может быть, и сможем. Вероятно, ты сможешь, но для меня, скорее всего, слишком поздно. Сомневаюсь, что я смогу.

– Как смогли выжить люди, такие как мои мама и папа? – поинтересовалась Тоди.

– Выжили те, кто жили вдали от городов, и те, кого болезнь не смогла заразить. Те, кто спрятались от мародёров, выжили. У меня были запасы консервов в рыбацком лагере, и я ел рыбу, которую ловил. До войны существовало ограничение на то, сколько разрешалось поймать и оставить себе. После войны некому было за этим следить. Я ел рыбу и консервы несколько недель. Мне повезло, что это была поздняя весна. Главным затруднением было то, что у меня заканчивалась жидкость для зажигалок. Мне пришлось изобрести способ держать угли горячими круглосуточно, чтобы разжигать огонь.

– Рано или поздно, мне пришлось вернуться к цивилизации. Я ждал так долго, как только смог. Осенью, когда рыба перестала клевать, и тепла от печки в лагере перестало хватать для согрева, я отправился назад. Заправки больше не работали, и по пути мне пришлось отсасывать бензин из машин, которые больше никому не были нужны. То, что я увидел, навсегда изменило меня. Город и его пригороды опустели. На улицах лежали скелеты там, где люди упали. Никто не подбирал их, потому что никого не было. Дикие животные бродили по дорогам. Со временем я нашёл других выживших и присоединился к ним. Многие из них были больны от поражения ядами и болезнью. Их кожа и глаза горели от солнечного света. Больше и больше выживших стекались к городу в поисках товаров и безопасности. Нам пришлось расставить заграждения вокруг окраин, чтобы останавливать их до того, как они отравятся или заразятся. Постепенно нас стало достаточно, чтобы начать строить новый Город. С тех пор он растёт, но всё медленнее и медленнее.

– Если ты построил город, значит, ты хорошо его знаешь, – пробормотала Тоди.

– К чему это ты?

– Ты, должно быть, влиятельный человек там. Почему ты сейчас здесь?

Это было уже слишком, для ребёнка. Сареф замолчал, раздумывая над ответом.

– Ты права. Я обладаю влиянием в определённых кругах. Но иногда мне нужно исчезнуть из вида, чтобы меня забыли их члены, и я избежал беды. Когда последний раз начала надвигаться беда, пару недель назад, я выбрался в лес, чтобы насладиться коротким отпуском. Вместо этого цепь событий привела меня к тебе, и теперь мы вместе вовлечены во всё это.

– А я рада, что так получилось. Мои родители мертвы, и я должна бы их оплакивать, но они плохо ко мне относились. Мама упоминала, что они не хотели меня, что вместо меня они хотели сыновей, но с тех пор, как я родилась, они не могли больше иметь детей. Обычно она шлёпала меня, когда так говорила. Отец тоже был груб со мной. Я честно хотела любить их, но они встречали это безразлично или сердито. Я рада, что не дома. Сареф?

– Что, Тоди?

– Ты будешь любить меня?

– Любовь нельзя обещать или гарантировать. Я забочусь о тебе сейчас, и буду продолжать заботиться столько, сколько понадобится. Давай надеяться, что это когда-нибудь превратится в любовь. Честно?

– Да, – вздохнула Тоди. – Я люблю тебя, Сареф, хотя и побаиваюсь.

– Меня радует, что ты так чувствуешь. Приятно, когда тебя любят. И это хорошо, что ты боишься меня. Надеюсь, это заставит тебя хорошо себя вести. Заставит?

– Я буду вести себя хорошо, обещаю.

– И тебе следует, потому что нас ожидают очень сложные несколько лет. Если ты не будешь вести себя, как следует; если ты не будешь подчиняться моим приказам, которые я редко отдаю, но уж если отдал, то он безусловно должен быть выполнен; то или ты, или я, или мы оба можем оказаться в такой большой беде, из которой я буду бессилен нас спасти. Ты хорошо это понимаешь?

– Понимаю, – надула губы Тоди.

– Я повторю это лишь раз. Если я что-то говорю, ты должна слушать и обращать внимание на значение каждого слова, потому что если я говорю, значит, дело важное. Каждое слово важно, во всём, что ты от меня услышишь. Если ты хочешь выжить и прожить хорошую, счастливую жизнь, то ты должна обращать особое внимание на всё, что я говорю и делаю. Если ты чего-то не понимаешь или не знаешь, никогда не стесняйся признаться в этом и попросить разъяснений. Иначе мы можем погибнуть, покалечиться, или оказаться в рабстве и под пытками. Это будет наш договор, который нельзя нарушать никогда.

– Поняла, – вздохнула Тоди.

Некоторое время они тянули тележки в молчании. Потом у Тоди возникли ещё вопросы.

– Почему, когда приходили мародёры, они лишь иногда угрожали побить нас, а иногда забрать нас в рабство, но лишь иногда били отца или маму?

– Они забирают урожай поселенцев. Те им нужны, чтобы продолжали делать то, что делают. Они берут в рабство только тех, кто не необходим им для работы на земле. Они так делают, потому что не могут работать сами, и по правде говоря, они не могут, потому что они калеки. Я должен бы ненавидеть их, но не могу. Я угрожаю им, сражаюсь с ними иногда, и даже убиваю их, но делаю я это безо всякой ненависти. Война покалечила их на многие поколения, и ненавидеть их за это было бы жестоко и бесполезно. Ты никогда не должна ненавидеть никого. Ненависть – это бесполезное и пустое чувство. Она лишь мучит и отупляет разум того, кто ненавидит.

– Я это запомню!

– Если ты собираешься запомнить первые уроки от меня, то также запомни, что ты не должна никогда ничего бояться. Страх настолько же бесполезный и пустой. Если ты сильна, умна и в выгодном положении, то тебе нечего бояться. Если ты слаба, глупа и в проигрыше, то страх тебе не поможет. Страх парализует волю и разрушает тело. Те, кто живут в страхе, живут очень плохо.

– Хотела бы я сказать, что поняла, но страх приходит так естественно, что трудно обещать не бояться. Когда приходили мародёры, они выглядели и вели себя так страшно, что я боялась их. Я и сейчас их боюсь.

– Эти чувства совершенно естественны, но естественные чувства не лучшие помощники. Некоторые из них ценные, и они действуют как наши ангелы-хранители. Другие чувства являются лишь тяжёлой ношей. Чувство страха относится к последним.

– Я запомню это! Но ты же только что говорил, что это хорошо, что я боюсь тебя.

– Это было точно так, когда я это сказал. Вот почему через минуту я заговорил с тобой о природе страха.

Тоди рассмеялась во второй раз с тех пор, когда они познакомились. Это было хорошим признаком. Снова некоторое время они шли в молчании, и Сареф погрузился в свои мысли.

– Куда мы идём? – поинтересовалась Тоди.

– В место недалеко от того, где раньше находился мой рыбацкий лагерь. Не на том же самом озере, но поблизости. Со времён войны я не уходил так далеко. Туда трудно добраться пешком, и у меня никогда не было на это времени. Но ситуация изменилась, когда я встретил тебя, и теперь мы хотим находиться настолько далеко от города, в глуши, насколько возможно, чтобы не попадаться на глаза мародёрам, пока они нам не понадобятся.

– Для чего могут понадобиться мародёры? – изумилась Тоди.

– Для твоего обучения.

– Какого обучения? – Тоди навострила уши.

– Для обучения в выживании. Как повстречать банду мародёров, уйти от них живой и сохранить то, что тебе принадлежит.

– Ну и ну! Ты меня научишь этому?

– Надеюсь, что да, и надеюсь, что ты захочешь учиться. Это будет трудно, и иногда ты будешь плакать от изнеможения, синяков и мозолей.

– Мои ладони уже все в мозолях, – вздохнула Тоди. – Я видела, как мама смотрела на свои руки и качала головой.

Пара, убитая мародёрами, всё меньше и меньше казалась Сарефу обычными поселенцами, чем больше он слышал про них от Тоди. Она тихо тянула свою тележку позади и глазела на лес вокруг них, на спину Сарефа и на землю.

– Могли бы мародёры найти нас по следам? – спросила она спустя какое-то время.

– Это хорошая мысль. Они могли бы, если бы они послали банду на расследование и скоро. Я уверен, что нам не надо волноваться. Они не самые лучшие следопыты. Их зрение ограничено тёмными очками, которые они носят снаружи. И потом, трава встанет обратно, мох распрямится, а ветер и дождь выровняют наши следы до того, как у кого-то появится возможность их отыскать. Я избегаю местности, на которой мы могли бы оставить глубокие следы, которые сохранились бы надолго. Через несколько дней они исчезнут. Кстати, твой отец учил тебя, как выживать в лесу? Он брал тебя с собой на охоту?

– Нет, не особо, кроме тех нескольких раз, когда он взял меня с собой, проверить ловушки. Он всегда ходил охотиться один и возвращался с добычей.

– Он был хорошим охотником?

– Можно сказать, что да.

– Ты заметила, что за нами следуют волки?

– Да, и я их боюсь.

– Откуда ты знаешь?

– Я видела их, когда оглядывалась, несколько раз.

– Хорошо. Они хотят коз, не нас. Мы найдём поляну, где те смогут пастись, и остановимся на привал, потому что ты скоро лишишься сил.

– Да, я уже устаю, – ответила Тоди, тяжело дыша.

– И не удивительно! Это наверняка твоя первая долгая прогулка по лесу с гружёной тележкой.

– Точно!

Как только им встретилась первая поляна, Сареф велел сделать привал. Тоди плюхнулась на траву перед своей тележкой. Он подошёл к ней, налил в чашку немного воды из фляги, и протянул ей. Она выпила, держа её обеими руками, которые заметно дрожали. Пока она пила, он воткнул вокруг в землю ловушки и пошёл в лес за хворостом. Когда Сареф вернулся, Тоди заметила, что он также принёс свежесрубленный ствол, и стала смотреть, что он станет делать. Ей всё стало ясно, когда он вбил его в землю обухом своего топора недалеко от тележек и привязал к нему коз.

– У коз есть имена? – спросил он, складывая костёр по другую сторону от тележек.

– Она Ли́ли, а он Пятнистый.

– Не в бровь, а в глаз, – пробормотал Сареф.

У козла было много коричневых и белых пятен на чёрной шкуре.

– Когда я на него сержусь, я зову его Задиристый, – продолжала Тоди.

Она пересела поближе к огню, который разжёг Сареф.

– Сареф, – спросила она. – Почему ты носишь свой тяжёлый рюкзак, вместо того, чтобы положить его на тележку?

– Он слишком ценный, слишком важный, – ответил он. – Наша жизнь зависит от его содержимого.

– А, – продолжила она. – Может и мне взять мой вещмешок с тележки?

– Не стоит, – возразил он. – Нет нужды тебе нести его вес.

– Ладно, – согласилась она с улыбкой. – Я могу чем-нибудь помочь?

– Можешь приготовить нам поесть, – ответил Сареф не очень уверенно.

Как будто ожидая его разрешения, Тоди вскочила на ноги и сходила к тележке за припасами. Она вернулась, разложила еду на пропитанной воском шкуре у огня и налила две кружки воды. Потом они уселись, скрестив ноги, и стали есть. Неподалёку завыл волк, и Тоди вздрогнула и посмотрела в ту сторону. Она не видела его из-за поросли на опушке, и от этого ей было не по себе. Она посмотрела на Сарефа, но он спокойно ел, не обращая никакого внимания. Она осмотрела его всего. На нём были камуфляжные куртка и штаны, заправленные в такие же ботинки. Два кинжала длиной сантиметров тридцать и два пистолета висели у него на ремне, а поблизости он держал оружие, которое одновременно было арбалетом и винтовкой со складным стволом. В ножнах на спине он носил тесак немного длиннее полуметра. Она знала, что под одеждой он носит броню. Прозрачное забрало шлема он поднимал только изредка, а снимал его, вообще только чтобы поесть. Тоди не представляла, как он носит весь этот вес, и решила спросить.

– Я привык к нему уже давно, – ответил он с лёгкой усмешкой. – Поначалу я работал на строительстве Города, смешивал бетон, варил арматуру, укладывал кирпичи и блоки и свинчивал трубы вместе. Когда с этим было покончено, я перешёл в стражу, по большей части. Я ношу много веса в прямом и в переносном смысле. Поначалу было тяжело, но это сделало меня сильнее.

– А я такая слабая, – вздохнула Тоди. – Мама всегда ругала меня за слабые пальцы, когда учила прясть и вязать.

– А, так ты умеешь не только чинить одежду, – заметил Сареф.

– Нет, не только. Она говорила, что у неё нет времени на всё, и что я должна принимать участие.

– Не вижу в этом ничего плохого.

– Я тоже. Но она никогда не была довольна, что бы я ни делала.

– Это неправильно. Тебе нужна похвала, чтобы поддерживать твой дух и помочь запоминать твои успехи. А простое одобрение работает гораздо лучше, чем наказание или окрик. Раз тебя похвалили за успех, твоё внутреннее я запомнит приятное чувство от этого, и в следующий раз, когда перед тобой встанет задача, ты сможешь вспомнить то, чему научилась, на более высоком уровне, тогда как если бы тебя отругали за неудачу, ты бы только это и запомнила. Согласна?

– Конечно!

– Это не значит, что я буду тебя только хвалить. Будут ситуации, когда тебя придётся отругать. Но я не стану использовать это как инструмент твоего воспитания.

– Ин-стру-мент… – прошептала Тоди, а затем спросила вслух: – Что это значит?

– Я не буду полагаться на наказания и окрики, пока ты растёшь, – объяснил Сареф. – Иногда, нечасто, я надеюсь, придётся поставить тебя на правильный путь, потому что не бывает таких детей, которые никогда не сбиваются с него.

– А, – обрадовалась она и улыбнулась. – Теперь я понимаю.

Тоди закончила свою еду и плюхнулась на спину в траву, глядя в небо. Её лицо было гораздо счастливее, чем когда Сареф повстречал её.

– Не забывай о клещах, – напомнил он.

– Не забуду! – ответила она.

– Они тебя когда-нибудь кусали?

– Нет, – ответила она. – Мама и папа всегда следили за этим. Мои штаны плотно обхватывают унты, а мои рукава плотно затянуты вокруг запястий.

Они действительно казались Сарефу странной парой, но у него были другие дела, о которых следовало позаботиться, так что эти сведения просто отложились для обдумывания в будущем.

– Там, куда мы идём, предположительно, не должно быть клещей. Здесь их должно быть мало, но всё равно следует быть осторожными. Сними одежду.

Тоди подчинилась незамедлительно. Сареф осмотрел её и велел повернуться кругом. На спине, на уровне лопаток, он заметил несколько тонких, белых шрамов. Они могли, конечно, быть растяжками роста, но они шли под разными углами, пересекаясь, и слишком высоко.

– Никого нет, – сказал Сареф. – Одевайся и больше не садись на траву.

Он пошарил по карманам своего рюкзака и достал оттуда маленький предмет, сделанный из зелёного пластика, на шнурке. Тоди с любопытством следила за ним, застёгивая рубашку.

– Это тебе, – сказал он. – Это не игрушка и не украшение, но оно драгоценно, поскольку может спасти твою жизнь. Носи его на шее всегда.

– Что это? – спросила Тоди.

– Это сочетание свистка и вилочки для удаления клещей. Никогда нельзя вынимать клеща пальцами, когда он кусает тебя, потому что они сожмут его тело, и оно впрыснет обратно тебе в кровь содержимое его желудка и слюну. Там как раз и находится инфекция. Клеща всегда снимают вилочкой на конце этого инструмента, с другой стороны от свистка.

– Спасибо, Сареф! – улыбнулась Тоди.

– На здоровье, – ответил он и спросил: – Шрамы у тебя на спине, они от прута твоей мамы?

Спросив это, он начал собираться, чтобы продолжить поход.

– Да, это они. Она оставляла их каждый раз, когда сердилась, несколько раз, – безразлично ответила Тоди, а потом с любопытством спросила: – А твои родители тебя никогда не били?

– Как сказать, – ответил Сареф. – Было, дважды, и оба раза они были совершенно правы. Без шрамов, правда, обошлось.

И снова Тоди засмеялась, но на этот раз шаловливо. Сареф посмотрел на неё и тоже усмехнулся.

– Первый раз был тогда, когда я сделал взрывчатку и испытал её в ванной, – продолжил он.

– Что такое взрывчатка? И что такое ванная? – весело спросила Тоди.

– Она используется, чтобы взрывать вещи, создавая вспышку и громкий удар. А ванная – это, считай, отхожее место.

– Ах вон оно что, – многозначительно произнесла она. – А что было в другой раз?

– В другой раз я украл игрушки и соврал об этом.

– А из тех двух случаев, за какой тебя больше наказали?

– За второй, – ответил Сареф. – Мне до сих пор стыдно и будет, пока я жив. Ты понимаешь, насколько ужасно, когда мародёры приходят и забирают результаты твоего труда. Но ты наверняка не понимаешь, насколько плохо воровство, потому что жила одна, а вокруг никого не было.

– Мама и папа всегда были в ярости, когда уходили мародёры, – подтвердила Тоди. – А брать кусочки еды, пока мама готовит, считается воровством? Она только ворчала, если я схвачу кусочек одного или другого.

– Нет, – покачал головой Сареф. – Если она знает, это не воровство.

– Твои родители, где они? – Тоди внезапно переменила тему.

– Умерли во время войны, – ответил он. – Я всегда знал, что это будет именно так, когда увидел вспышки в небе. Я рыдал всю дорогу обратно в лагерь. Чуть не слетел с дороги в канаву из-за этого. Когда я вернулся, выжившие подтвердили мои опасения. Мой дом находился в заражённой зоне, а родители должны были быть на работе, ещё ближе к старому городу. Никто не знает, что с ними сталось, но следует ожидать, что они погибли в первую волну ракет.

– Так мы похожи, наши жизни, я имею в виду.

– Не то слово.

– Это поэтому ты решил помочь мне?

Сареф приостановил свои приготовления и посмотрел Тоди в глаза. Она смотрела на него с любопытством и лёгкой улыбкой в уголках рта.

– Можно считать, что да, но в основном я хотел помочь тебе помочь себе самой.

– А, конечно, – приветливо пробормотала она.

Это тоже было слишком необычно для юного подростка. Она постоянно проверяла Сарефа, пытаясь получить наибольшую выгоду от любой ситуации.

– Сколько тебе лет? – спросил он.

– Десять и один, – ответила она.

– Одиннадцать, – поправил он её. – Разве родители не учили тебя считать?

– Я умею считать до десяти, – поджала она губы. – Сколько это – одиннадцать?

– Одиннадцать – это и есть десять и один. Десять и два – это двенадцать. На этом числа не заканчиваются. Они идут до бесконечности, до тех пор, пока ты знаешь правила для их составления, и ты можешь сосчитать сколько угодно вещей.

– Ах, так вот, наверное, почему! – улыбнулась она. – У нас никогда не было ничего достаточно много, чтобы считать. Десяти всегда хватало с избытком.

– Скоро ты сможешь считать до скольких пожелаешь, – усмехнулся Сареф.

Теперь у него было что-то большее, чем заботы о распрях авторитетов кварталов и нападениях на их врагов, или о причудах администрации Города. Наконец, Тоди была кем-то интересным, кем-то, кого он имел возможность возвысить над болотом, которым стала послевоенная жизнь. Ему захотелось сформировать из неё равную себе или лучшую, но то, как развивались события, ставило вопрос: кто будет формировать кого.

– Как только зайдёшь за одиннадцать и двенадцать, всё становится проще простого, – сказал он, взваливая рюкзак на спину. – Тринадцать, по сути, десять и три. Четырнадцать – это десять и четыре. Сама догадайся, что идёт дальше.

– Пятьнадцать?

– Пятнадцать.

– Пятнадцать! Отлично, я запомню. Шестьнадцать?

– Шестнадцать.

– Семнадцать?

– Правильно!

– Восемнадцать и девятнадцать?

– Идеально. Следом идёт двадцать, как два и десять.

– Двадцать. Вот здорово. А дальше что?

– Просто! Двадцать один и так дальше, до тридцати, что есть три раза по десять. Ты почти догадалась с десять и один, но это правило начинает работать после двадцати.

Когда Сареф и Тоди отправились в путь, чтобы продолжить свой поход, она выяснила, как считать до ста, и они сделали паузу, чтобы она не сбила дыхание. После шести дней утомительного путешествия и целого дня отдыха посредине, они оказались на лесистых холмах, которые спускались к озеру неправильной формы. Как только они спустились к воде, Сареф повёл Тоди вдоль берега и немного обратно в лес, пока им не преградил путь скалистый обрыв.

– Вот тут и будет наш новый дом, – сказал Сареф.

– Что это за место? – спросила Тоди.

– Смотри! – ответил он и махнул рукой, чтобы она шла за ним.

Они подошли к обрыву. Его скалы откололись от массива огромными глыбами, оставляя длинную трещину, которая была по большей части накрыта глыбами поменьше, которые откололись потом. Они образовывали узкий проход вдоль всего обрыва с выходами тут и там. Тот, перед которыми они стояли, был достаточно широк, чтобы человек мог пройти.

– Мы что, в пещере будем жить? – изумилась Тоди.

– Нет, не в пещере, – усмехнулся Сареф. – Там темно и холодно. Мы собираемся построить хижину прямо тут, перед входом в пещеру.

– Ты хочешь иметь возможность выбраться через пещеру?

– Ты правильно поняла. Всю твою жизнь, всегда имей запасной выход из каждого строения и из каждой ситуации. Никогда не позволяй никому загонять тебя в угол. Но помимо прочего, это место идеально для жилья, потому что здесь не может быть удобного пути на водопой для хищников. Они могут прийти вдоль берега, но приходить сюда постоянно они не станут. Понимаешь?

– Понимаю! – просияла Тоди. – Медведям и волкам пришлось бы прыгать с обрыва, чтобы добраться до воды!

– Тогда пошли. Нам надо устраиваться на первый ночлег здесь, а завтра приступим к строительству.

Они вернулись к тележкам, и Сареф отозвал беспилотник. Тот завершил круг и приземлился у его ног. Видя его впервые, Тоди присвистнула от изумления. Она присела перед четырёхмоторным самолётом с двумя парами наклоняющихся крыльев.

– Это и есть та машина-птица, о которой ты мне говорил? – спросила она, рассматривая его крылья, моторы, камеры и всё остальное.

– Да, это он, – кивнул Сареф. – Этот беспилотник, в сочетании с моими шлемом, планшетом и ловушками, являются нашей самой ценной собственностью. Без них наша жизнь стала бы гораздо труднее. Это – моя вторая пара глаз, которая видит через листву и строения. Я нашёл ваше жилище благодаря им.

– Как так? – прощебетала Тоди с любопытством.

– Он предупредил меня о банде мародёров, и я пожелал использовать их, чтобы найти поселенцев, о которых я ещё не знал. Я просто следовал за ними, пока они не прибыли. Если бы я только знал, что они планировали убийство, я бы расправился с ними без шума, когда они напились ночью.

– Всё в руках Божьих, – вздохнула Тоди. – Такова была наша судьба, чтобы так и случилось, и ничего сделать было нельзя.

– Ты права. Я тоже верю в судьбу, но я уверен, что это не Бог, кто всем ведает, а сама вселенная. Просто вещи должны существовать, а события происходить именно так, как есть.

– Откуда ты знаешь?

– Я пришёл к такому выводу через наблюдения и размышления обо всём, что видел и слышал. Вера большинства людей основана целиком на том, что им говорят родители и что написано в священных книгах. Это нормально, но я начал задавать себе вопросы, которые не находили ответа, и я нашёл ответы сам. То, до чего я додумался, никогда меня не подводило, и я пришёл к убеждению, что был на правильной дороге. Заметь, что я не сказал пути, потому что это было бы высокопарно.

Остаток вечера Тоди была тише обычного. Устала ли она, или размышляла над тем, что услышала, Сареф не знал. Тихий ребёнок устраивал его, и он не мог жаловаться. Они принесли достаточно вязанок свежей травы, чтобы козы могли наесться, искупались в озере, устроились на ночлег и уснули, усталые и сонные. Влажный ветер дул с озера, но он был тёплым и не слишком мокрым, чтобы беспокоить. Под шум ветра в кронах деревьев оба уснули почти сразу, несмотря на гомон птиц и уханье сов в лесу.

– У нас тоже было гнездо сов возле хижины, – сонным голосом сказал Тоди, прижимаясь к Сарефу. – А одно время в сарае жила другая сова.

– Мило, – ответил Сареф, закутывая Тоди в одеяло. – Сова значит меньше мышей и крыс.

– Ага. Спокойной ночи, Сареф.

– Спокойной ночи, Тоди.

– Поцелуй меня! – сказала она, стягивая меховую шапку.

Сареф погладил её короткие волосы и поцеловал в макушку. Тоди улыбнулась, нахлобучила шапку и затихла. Поутру Сареф достал из рюкзака, как казалось, заткнутую с обоих концов трубу. Он снял колпачок с одного конца и высыпал на землю перед собой из трубы ещё трубы, пруток с кольцом на одном конце и резьбой и гайкой на другом и лезвие пилы. Из них он собрал лучковую пилу.

– Пошли, добудем несколько брёвен для нижних венцов нашей хижины, – сказал он Тоди. – Возьми с собой тележку.

Они прошли вдоль берега к тому месту, где на пологом склоне, спускавшемся к заболоченной равнине на обеих сторонах ручья, росли прямые сосны возрастом около двадцати лет. Там Сареф приказал Тоди стоять подальше, а сам свалил восемь стволов. Когда они лежали на земле, он подозвал её подъехать поближе со своей тележкой. Он положил пилу на тележку и взял оттуда топор, чтобы срубить сучья. Прежде чем закончить последний ствол, он передал топор Тоди. Она выжидательно посмотрела на него.

– Закончи с сучьями, – предложил он. – Топор может отскакивать от ствола, если прилетит в него под неправильным углом или промахнётся. Твои ноги должны стоять впереди от места, куда ты целишься, или по другую сторону от ствола. Удобнее всего скользить лезвием по стволу, а для этого надо начать от корня и двигаться к верхушке. Так ты работаешь от тяжёлого к лёгкому, уставая по ходу. Всё ясно?

– Кажется ясно, – кивнула Тоди. – Я попробую.

– Не пробуй, просто делай. Ты видела, как это делал я, и это было не трудно.

Тоди взяла топор обеими руками, встала по одну сторону бревна, и провела топором вдоль коры. Лезвие ударило по первой ветке на своём пути, чисто срубая её. Она рассмеялась, и Сареф тоже улыбнулся.

– Следующую, – предложил он.

– Она почти под стволом, – отметила Тоди.

– Пропусти эту и переходи к следующей на той же стороне.

Топор ещё раз прошуршал по коре, и на лице Тоди опять появилась улыбка. Следующая ветка была толще, и топор застрял. Она раскачала его и взмахнула опять. Со второго раза она чисто срубила сук. Она положила топор, вытерла пот со лба и взглянула на руки. Они чуть-чуть дрожали.

– Твой топор тяжёлый, – сказала она, смущённо улыбнувшись.

– Топор не такой уж тяжёлый. Он даже легковат, на самом деле. Но ты никогда не пользовалась им, и это совершенно нормально, что ты чувствуешь усталость. Продолжай.

Тоди надула губы, но подобрала топор и продолжила срубать ветки дальше, пыхтя и потея. Когда она закончила, то плюхнулась на бревно, тяжело дыша. Сареф присел рядом с ней и обнял её. Они посидели некоторое время, пока её дыхание не замедлилось, а потом он похлопал её по спине и жестом велел вставать.

– Каким концом положим бревно на тележку? – спросил он её.

Тоди прищурилась и скрестила руки на груди. Она прошлась вдоль бревна, пнула его носком и посмотрела на тележку.

– Нижним, – наконец, ответила она. – Он тяжелее, а у нас мало места между колёсами и оглоблями.

– Умница, малыш, – ответил Сареф. – Нижний конец предоставит лучшее равновесие.

Он погрузил два бревна на тележку и покатил её назад в лагерь. Ещё три поездки, и все брёвна лежали в штабеле. После перерыва на обед, когда у Тоди уже слипались глаза, Сареф разбудил её и повёл её почти тем же маршрутом, но в этот раз насквозь через сосновый лес, вниз по склону, и к болоту, созданному бобровой насыпью чуть дальше от озера. Там он вручил ей вязанку верёвок и велел ждать на месте.

– А что мы будем делать? – сонным голосом спросила Тоди.

– Мы собираем бересту, – ответил Сареф.

Он направился в воду, которая была ему по колено, с топором в руке. Там он подошёл к одной из мёртвых, но всё ещё стоявших берёз, сделал несколько зарубок вокруг ствола прямо над водой и перешёл к следующей. Пометив несколько стволов возле берега, он вернулся на сушу и передал топор Тоди.

– Опять сучья срубать? – вздохнула она. – Но погоди! Ведь веток-то нет!

– Ты не срубаешь ветки, – ответил он. – Ты снимаешь кору.

Вернувшись в воду, он свалил ствол на берег. Тот заскрипел, застонал, и упал, разломившись пополам при ударе об землю. Потом он свалил ещё несколько и вышел на берег.

– Иди сюда, – позвал он. – Я покажу, что и как делать.

Когда Тоди подала ему топор, он использовал его, чтобы рассечь бересту по прямой вдоль ствола, от вершины к корню, а затем содрал кору, отжимая её по кругу.

– Вот, снимай листы такие большие, как сможешь, – сказал он. – Работай с той скоростью, как тебе удобно, но не забывай всё время посматривать вокруг.

Тоди заткнула бечёвки за пояс и принялась снимать кору. Поначалу, у неё отрывались небольшие листы, но затем руки привыкли, и листы начали сходить всё шире и шире. Куча бересты возле неё продолжала расти, пока Сареф свалил ещё несколько стволов и вытащил их на берег, рядом с Тоди. Когда она ошкурила три ствола, он остановил её.

– Этого пока достаточно. Давай увяжем кору в вязанки и вернёмся домой.

– Для чего используется береста? – спросила Тоди, взвалив себе на спину вязанку.

– Эта кипа для изоляции нижнего венца от камня, – объяснил Сареф. – А когда мы достроим хижину, остальное пойдёт на крышу.

Этого объяснения Тоди показалось достаточным, и они вернулись домой в молчании.

– Прежде чем ты присядешь отдохнуть на брёвна, не забудь о пятнах смолы, – усмехнулся Сареф, когда они подошли к лагерю. – Ты же не хочешь, чтобы у тебя на попе было липкое пятно, к которому неделю будет прилипать мусор.

– Слушай, я имею в виду, что я много работала по дому, но ещё никогда не работала своими руками с тяжёлыми инструментами, – извиняясь, ответила Тоди . – Я всё ещё могу поспешать по хозяйству, но мои руки просто отваливаются.

– Я на тебя не давлю. Если ты устала, то это совершенно нормально. Если сможешь следовать за мной, то это всё, что мне нужно, на весь остаток дня.

– Тогда хорошо. А куда мы идём?

– На этот раз на сбор камня.

– Ой, это будет трудно, ведь камни тяжёлые.

– Жизнь вообще тяжёлая, в общем. Но не волнуйся, я сам это сделаю.

Обрыв, под которым они стояли, набросал много известнякового мусора к своему основанию, вдоль всего своего протяжения. Некоторые подходящие квадратные камни можно было подобрать довольно близко от лагеря, в нескольких шагах. Поначалу Сареф принёс несколько таких, но потом он начал грузить их на тележку, поскольку именно таких, какие ему были нужны, поблизости уже не оставалось, и им пришлось ходить дальше. Когда они вернулись с грузом камня, Сареф прямо на глазах у Тоди выложил из него квадратное основание хижины со сторонами, равными по длине брёвнам, которые они спилили.

– Так это и будет наш новый дом, – догадалась Тоди.

– Да, это он, – с улыбкой ответил Сареф. – Не дворец, но жить будет можно.

– Что такое дворец? – спросила Тоди.

– Ну и ну! Твои родители что, тебе сказок не рассказывали?

– Нет, не рассказывали, – вздохнула Тоди. – Мы не очень-то ладили, как я уже говорила.

– Ну тогда слушай. Дворец – это очень большой дом со множеством комнат внутри для разных целей. Очень богатые и влиятельные люди жили во дворцах давным-давно, задолго до того, как случилась война. Дворец – это общее название для красивого жилища. Обычно во дворцах было много этажей, башен и разных украшений.

– А ты знаешь сказки о дворцах? – осторожно спросила Тоди.

– Знаю несколько, – усмехнулся Сареф. – Я мог бы рассказать их хорошей девочке, а ты сегодня была очень хорошей.

– И буду хорошей! – прощебетала Тоди. – Сделаю тебе ужин!

– Ладно, ладно, – утихомирил её Сареф. – Только не забывай, что ты мышцы натрудила, героиня.

Из остальных камней он также построил основание для печи внутри дома и небольшую плиту снаружи. Тоди сходила к озеру и принесла горшок воды для ужина.

– Руки болят, – мимоходом обронила она.

– И должны, – ответил Сареф. – Но ты молодая, так что завтра всё пройдёт.

Приготовив ужин, Тоди ела за двоих. Каша из дроблёной крупы была пресной, но Сареф тоже налегал на неё. Когда Тоди помыла посуду, он предложил ей укладываться спать.

– Но ещё же даже Солнце не зашло, – возразила она. – Разве ещё не рано ложиться?

– Только не в такой длинный день, – усмехнулся он. – Поверь мне, как только твоя голова коснётся подушки, ты уснёшь.

– Уж не пытаешься ли ты избежать рассказывания мне сказки? – поинтересовалась она, скидывая унты.

– Вовсе нет. Слушай! В тридевятом царстве, тридесятом государстве жил царь, у которого было три дочери.

– Кто такой царь?

– Царь – это тот, кто правит на земле, а люди, которые там живут, называются его подданными. Жена царя называется царицей, сыновья царевичами, а дочери царевнами.

– То есть они были царь и три царевны?

– Точно. Пришло время старшей царевне выходить замуж. Царь спросил её, за кого она желает выйти. Она сказала отцу, что хочет выйти замуж за самого богатого царевича в мире. Послали гонцов во все страны и после многих расспросов нашли самого богатого царевича, а старшая царевна вышла за него замуж. Прошли годы, и настало время второй царевне выходить замуж. Спросил её царь, за кого она хочет выйти. Она сказала отцу, что хочет выйти за самого храброго и сильного царевича. После многих расспросов, гонцы нашли такого, и вторая царевна вышла за него замуж.

– У третьей царевны наверняка было желание посложнее, – сонно заметила Тоди.

– Угадала! Когда пришло время третей царевне замуж выходить, царь спросил её, за кого она хочет выйти. Она поразмыслила над ответом и сказала, что хочет выйти за царевича, который сможет построить ей дворец с тысячей окон, чтобы из каждого был виден восход Солнца. И снова гонцов отправили в дальние страны, но и после многих расспросов они не смогли найти такого царевича. Пришёл царь в отчаяние, но тут пришёл один из его советников и умолял принять его. Сказал он царю, что его сын просит руки царской дочери. Спросил его царь, знает ли его сын о желании царевны. Подтвердил это советник, и вышел вперёд его сын. Спросила царевна молодого дворянина, как бы он построил дворец с тысячею окон, чтобы из каждого был виден рассвет. Поклонился ей молодой дворянин и ответил, что поставил бы он зеркало перед каждым окном, которое не выходило на восток, а через зеркала был бы виден рассвет. Царевна вышла замуж за молодца, и жили они долго и счастливо.

– Она за него вышла, потому что он умный? – чуть слышно спросила Тоди.

– Похоже на то, – ответил Сареф.

– Умная девочка, – зевнула Тоди. – Но чья это была мысль? Сына или отца?

Прошептав последние слова, Тоди натянула на себя одеяло и уснула. Сареф тоже лёг.

– Умная девочка, – повторил он.

Как только он уснул, ему приснился сон. Густой луг расстилался во все стороны вокруг Сарефа. Он стоял в высокой, зелёной траве, и волны прокатывались по ней от прохладного ветерка. Впереди росли кусты, и Сареф непроизвольно пошёл в их направлении, потому что услышал оттуда чириканье. Он точно знал, что должен идти именно туда. Возле куста он увидел какое-то шевеление в траве и раздвинул её руками. Ласточка трепыхалась у земли, запутавшись в траве. Сареф осторожно распутал травинки и взял ласточку в ладони. Она чирикнула, взлетела и принялась летать кругами вокруг него. Потом она внезапно приземлилась на его указательный палец и осторожно клюнула его в большой палец своим клювом.

– Ты мне что-то принесла? – спросил Сареф птицу.

– Да, я принесла тебе мошку, – ответила ласточка и улетела, чирикая.

Сон закончился, и Сареф проснулся. Было почти совершенно темно, наверное, около трёх часов утра. Он молча лежал на спине несколько минут, а потом он понял, что ласточка из его сна была Тоди. Он повернул голову и посмотрел на неё. Она тихонько посапывала носом рядом с ним, и он ощутил непреодолимое желание поцеловать её. Он смотрел на неё несколько секунд с улыбкой, преодолевая желание поцеловать её глаза.

– Она крепко спит, – сказал его внутренний голос. – Твой поцелуй её не разбудит.

– И пусть спит, – возразил Сареф. – Она работала как лошадь целый день.

Он услышал писк в наушниках и сел, чтобы проверить ловушки. Олень шёл к их лагерю вдоль берега. Это была прекрасная возможность раздобыть так необходимого мяса. Сареф поднял своё оружие, вставил ногу в стремя и натянул арбалет. Олень продолжал приближаться. Он приставил арбалет к плечу и ждал. Козы услышали или унюхали оленя и заблеяли. Олень направился прямо к ним и остановился понюхать их сено в корзине, подставляя левый бок под выстрел. Сареф нажал на спусковой крючок, и арбалет издал щелчок и удар. Получив стрелу в грудь, прямо перед левым плечом, олень замычал и сделал огромный прыжок вперёд, приземлился на три ноги и прошёл, спотыкаясь ещё несколько шагов. Он пытался подняться, но упал, тяжело дыша. Шум разбудил Тоди, и она села.

– Всё в порядке, – сказал Сареф. – Я только что подстрелил оленя, который пришёл воровать сено у твоих коз.

– Ты подстрелил оленя? – повторила Тоди, сонным голосом, но тут она поняла смысл происходящего и улыбнулась: – Так у нас будет много мяса! Где он?

– Прямо здесь, – Сареф взял её за руку и указал ею в нужную сторону. – Жди здесь, а я пойду и подвешу его на дерево.

Он встал, подбросил ещё дров в печь, и раздул угли. Потом он подтащил оленя к дереву, где уже была заготовлена верёвка.

– Я бы предпочёл олениху, но и толстый олень вполне подойдёт, – пробормотал он.

– Папа говорил те же самые слова, – ответила Тоди. – Тебе помочь?

– Нет, милая, просто отдыхай, – ответил он, затягивая верёвку вокруг шеи оленя.

Когда туша была поднята над землёй, Сареф вернулся на постель и лёг.

– Милая, – повторила Тоди.

– Да, милая?

– Сареф!

– Что?

– Поцелуй меня!

– Сареф поцеловал её в глаза и лёг. Тоди немного поёрзала, устраиваясь поудобнее, а потом снова уснула. Когда они проснулись поутру и быстро съели завтрак, Сареф повёл Тоди к тому же болоту, но дальше от озера, туда, где землю покрывало толстое одеяло мха. Они привязали коз к кусту, чтобы они могли пастись, и Сареф велел Тоди собирать мох и выносить его на сухую землю возле болота. Они молча работали до полудня, а потом Тоди подоила Лили.

– Вон там я вижу малину, – отметила Тоди, когда они присели попить парного молока.

– Где? – забеспокоился Сареф.

Тоди показала в том направлении, где увидела кусты: через заболоченную низину, на её другой, более крутой берег.

– Надо остерегаться медведей, – сказал Сареф. – Медведи обожают малину.

– Я её тоже обожаю, – ответила Тоди. – А можно прогнать медведей?

Это прозвучало так мило и наивно, что Сареф не мог не рассмеяться. Тоди тоже рассмеялась.

– Мне нравится ход твоих мыслей, но медведя не так просто прогнать, – покачал он головой. – Давным давно, мой дядя пытался прогнать медведя, который завёл привычку шататься возле его сарая. Он поехал на медведя на тракторе, но тот только отошёл в сторону и остался на месте. Потом он побежал на медведя с работающей бензопилой. Медведь испугался лишь однажды, но потом он понял, что бензопила ему не угроза.

– Что такое трактор? И что такое бензопила?

– Трактор – это ещё одна машина. Фермеры использовали их, чтобы вспахивать почву и передвигать вещи. А бензопила – тоже машина, но маленькая, которую можно носить в руках. У неё есть цепь с зубцами, которая бегает по кругу и пилит дерево. Она производит много шума.

– Хотела бы я иметь и то, и другое! – ответила Тоди.

– И снова мне нравится ход твоих мыслей. Там, в Городе, есть машины, но они ими с нами не поделятся, так что мы предоставлены сами себе и должны полагаться на свои руки. Давай вставать и продолжать собирать мох. Для нашей хижины его понадобится очень много.

В конце дня Сареф отпустил Тоди, и она пошла собирать траву для коз. Когда у неё была полная корзина, Сареф заполнил другую наименее влажным мхом, и они направились домой, ведя за собой коз. Сареф отнёс мох на голые камни у озера и разложил сушиться.

– Я так устала, – хныкнула Тоди. – Можно, я пойду, искупаюсь?

– Конечно можно! Я собирался спросить: ты плавать умеешь?

– Не умею.

– Ладно, ты же умница. Будешь держаться на мелководье?

– Конечно буду! Я боюсь глубины.

– Бояться не надо, просто будь осторожна. Когда у нас будет время, я научу тебя плавать. Это сделает тебя сильнее и увеличит твою выносливость. И вот ещё что!

– Что?

– Ты же знаешь, что в ручье, впадающем в озеро, живут бобры?

– Конечно знаю!

– Вокруг озера ещё много таких ручьёв, и бобры живут в некоторых. Это опасно для здоровья. Мельчайшие червячки живут в желудках бобров, и если проглотить воду с этими червячками, то можно очень серьёзно заболеть. Хуже всего, эти червячки прогрызают себе путь в тело, кровь переносит их в мозг, они прогрызаются в мозг, и можно умереть. Поэтому что бы там ни было, ни в коем случае не проглатывай воду из озера.

– Но мы же используем её для приготовления еды!

– После кипячения она не вредит. Червячки умирают, когда вода закипает.

– Ух, – выдохнула Тоди. – На мгновение, я испугалась.

– Отбрось страх и просто будь осторожна. Сосредоточься на приятном купании, но помни про воду.

Он взял горшок воды и вернулся в лагерь. Тоди вернулась с мокрой головой, когда вода почти закипела. Сареф подозвал её к себе и обернул её голову в полотенце, чтобы вытереть.

– Прямо как моя мама делала, – пропыхтела Тоди из-под полотенца.

Она встряхнула головой, возвращая свои растрёпанные волосы к естественному состоянию, и весело взглянула на него.

– Сареф!

– Что?

– Ты мне улыбаешься, и это мне нравится.

– Улыбаюсь, потому что я счастлив.

– Тогда давай ужинать, и потом мы будем ещё счастливее, на минуту или две.

– Из-за того, что ты вот-вот заснёшь?

– Ага! – кивнула она и поспешила за крупой.

Пока они сидели у огня и ждали, чтобы приготовилась каша, Тоди взяла Сарефа за руку и посмотрела ему в глаза.

– Что, милая?

Она улыбнулась.

– Мне нравится, когда ты зовёшь меня милой, – прощебетала она. – Я хочу сказать, мох, который мы собрали, с ним ничего не может случиться? Что если пойдёт дождь?

– А, так это всё, что тебя беспокоит? Не волнуйся тогда. Даже если пойдёт дождь, он вынут из воды и будет продолжать сохнуть. Нам нужно лишь столько, чтобы накрыть первый венец перед укладкой брёвен второго. Именно столько я принёс с собой в корзине.

– Мне было тяжело его собирать, и конечно я волнуюсь!

– Единственное, о чём тебе сейчас следует волноваться – это наша каша, – усмехнулся Сареф.

Тоди вскочила, чтобы помешать горшок, и вдохнула дым. Она мешала, давясь кашлем, со слезами в глазах. Потом она повернула голову к Сарефу и улыбнулась. Он протянул к ней руки, и она подошла, чтобы он обнял её.

– Сареф!

– Что, милая?

– Ты любишь меня?

– Да, милая.

– Я тоже люблю тебя, Сареф. Мы – семья?

– Теперь да.

Тоди высвободилась из его рук и вернулась к плите, чтобы попробовать еду. Та была почти готова, и она помешала ещё минутку. Потом они сели есть, и она спросила, расскажет ли ей Сареф ещё сказку.

– Не сегодня, дружок, – сказал он. – Мы устали, как собаки, и если честно, я не так много сказок знаю. Ты можешь подождать, пока у нас будут оставаться силы к вечеру?

– Могу, – вздохнула она. – Ты прав: я почти падаю.

Следующие шесть-семь дней прошли в ошкуривании, вытёсывании и укладке брёвен и ходьбе до болота за мхом. Козы привыкли, что Тоди водит их туда-сюда и доит у болота, но она начала замечать, что Лили даёт с каждым днём всё меньше молока, а потом оно вообще закончилось.

– Это значит, что у неё будет козлёнок или козлята, – сказал Сареф. – Лили беременна.

– Так это же отлично! – просияла Тоди. – Больше коз значит больше еды.

– И забот тоже больше. Все хищники захотят поживиться приплодом.

– Нам нужен сарай, – авторитетно заявила Тоди.

– Козлом бы я был, если бы не согласился, – усмехнулся Сареф.

Они оба рассмеялись. Хижина была почти закончена под крышу. Снова на свет появилась пила, и Сареф позвал Тоди взять её другой конец.

– Мы будем распускать брёвна на доски, – сказал он. – Всё, что от тебя требуется, это тянуть. Не дави на лезвие, потому что оно зароется и застрянет. Только тяни и отпускай, когда будет моя очередь тянуть. Вот и всё.

Спустя несколько минут пыхтения и несколько остановок на отдых, они распустили одну доску. Тоди села и уставилась на свои ладони. Сареф взял одну и провёл по ней пальцами. Тоди рассмеялась.

– Ты меня щекочешь!

– Ты давно натёрла мозоли. Если бы ты только начала, то натёрла бы руки до крови.

– Руки девочки должны не так выглядеть.

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю! Это мама говорила иногда, глядя на свои.

– Гмм, – пробормотал Сареф. – Но откуда она знала?

– Не имею понятия, – вздохнула Тоди. – Больше она ничего не говорила.

– У меня были подозрения о твоих родителях с самого начала, но теперь я убеждён, что они не только не планировали иметь дочь, но твоё рождение серьёзно нарушило их планы на жизнь. Я размышлял об этом, и единственная обоснованная теория, которая у меня зародилась, это что они были шпионами или саботажниками, которые прибыли сюда после войны и застряли или детьми шпионов, которых заслали до войны.

– Что это значит? – невинно спросила Тоди. – Кто такие эти шпионы или сабо… в общем, они?

– Они – люди, которые покидают свою страну и тайно отправляются в другую, чтобы узнать её секреты или испортить в ней жизнь кому-нибудь, когда страны враждуют.

– А что такое страна? – поинтересовалась Тоди. – Я имею в виду, я знаю, что мы в какой-то стране, но ты, кажется, имеешь в виду что-то другое.

– Мы живём в разрушившемся обществе, без какого-либо правительства и без границ или вооружённых сил. Осталось слишком мало людей. Но раньше, до войны, людей было так много, что они объединились и разделили мир на большие территориальные единицы, которые назвали странами. Они определили границы, которые люди не должны были свободно пересекать, и каждая страна установила собственные законы. Конечно же они враждовали друг с другом, время от времени. Вот так шпионы стали необходимы, чтобы одна страна могла узнать, что замышляет или чего достигла другая, чтобы получить преимущество над остальными.

Тоди слушала, положив голову в свои мозолистые ладони и притопывая правой ногой. Её серые глаза пристально смотрели на рот Сарефа.

– Скажи, ты не туга на ухо, случайно? – спросил он.

Она едва заметно вздрогнула, и её глаза расширились.

– Вовсе нет, а что?

– Я подметил в тебе привычку смотреть на мои губы, когда я говорю с тобой. Я подумал, что ты могла читать по моим губам вместо слуха, но не заметил в тебе никакой глухоты, когда ты не видела, что я говорю.

– А, нет, мне просто так нравится, когда ты говоришь со мной, что я хочу видеть, как ты это делаешь! – сказала она и засмеялась.

– Уф! Я боялся, что у тебя проблемы со слухом, – с облегчением вздохнул Сареф. – Это бы сделало твою жизнь гораздо труднее. Охраняй и береги твои чувства! Они бесценны. Глаза, уши, нос и язык следует беречь превыше всего, в этом самом порядке.

– А как мне это делать? – смутилась Тоди.

– Скоро мы начнём распускать полубрёвна для пола и потолка, – усмехнулся Сареф. – Тогда я преподам тебе несколько уроков. А когда мы закончим строить, мы начнём обжигать известняк для раствора, чтобы защитить от ветра наш фундамент и от дыма нашу печь и трубу. Ты будешь знать, как использовать средства защиты органов чувств, когда мы закончим.

– Очень бы хотелось, – обрадовалась Тоди. – Сареф, а что ты думал про моих… покойных родителей?

– Всё в твоём описании их стиля жизни и отношения к тебе говорит мне, что они считали тебя обузой. Это и оружие, которое мы откопали.

– А что в нём особенного?

– Оно необычное. Оно оборудовано всем для нанесения тайных, тихих ударов, таким как очень дорогой оптический прицел, кольца и планка под них, а также лазерный целеуказатель и глушитель. Эти вещи – не дешёвые игрушки, которые люди раньше покупали, чтобы позабавиться на стрельбище или похвастаться перед друзьями. Нет, они были очень дороги! Всё оружие в целом стоило целое состояние в те дни, больше чем тот грузовик, о котором я тебе говорил. Оно могло бы очень пригодиться твоему отцу для охоты, но он закопал его, вместо того, чтобы использовать, и позаботился о его сохранности. Он когда-нибудь доставал его из тайника?

– Нет, никогда. Они лишь сказали мне, что если бы с ними одновременно что-то случилось, где найти ценные вещи и в каком порядке их откопать.

Это было пищей к размышлению для Сарефа. Она откопала винтовку первой.

– Так вот, что я вижу: они тебя не любили, не относились к тебе хорошо, но всё же выполняли свои родительские обязанности, и всё. Прости что говорю это, но похоже, что твоё рождение сильно испортило их жизнь. Я могу подумать лишь о задании, которое они больше не могли выполнить из-за того, что ты появилась на свет. Если бы они выполнили свою задачу, то ты бы не выжила. Другими словами, их задача была, по сути, самоубийственной, вроде политического убийства или террористического акта.

– Те-ро-ри… – задумчиво пробормотала Тоди. – Они несколько раз произносили это слово, когда спорили, думая, что я их не слышала.

– Террористического, – повторил Сареф. – Это слово восходит к старинному понятию о запугивании, вызывании страха.

– Мне их всё равно как бы не хватает, – сказала Тоди. – Я как бы тоскую по старой жизни. Не по их окрикам или шлепкам, однако. За них я их совершенно ненавижу.

– У людей есть эта склонность, тосковать по знакомому и бояться неизведанного, – сказал Сареф. – Ну наша жизнь будет довольно трудной в ближайшие несколько лет. Как тебе такое для воодушевления?

По-видимому, это прозвучало отрезвляюще для Тоди, раз она собрала волю в кулак и посмотрела Сарефу в глаза.

– Ты со мной добр. Чем ещё я могу тебе отплатить? Думаю, что с нами всё будет хорошо. У нас есть хижина, Лили, Пятнистый и козлёнок, который родится, для которого мы сарай построим. Что ещё нам надо?

– Баня, полагаю, – усмехнулся Сареф. – Это будет ещё одна хижина, но поменьше, которую мы построим прямо над озером, на плоском камне, чтобы воду далеко не таскать. Мы же не хотим провести зиму, воняя, как грязнули.

– Конечно, нет. Сейчас в хижине так здорово пахнет свежей смолой.

– Точно, – заключил Сареф. – Давай распустим ещё одну доску.

Во время следующей передышки Сареф похлопал Тоди по спине. Она выжидательно посмотрела на него.

– Это может показаться тебе странным из моих уст, – сказал он. – Пожалуйста, не надо ненавидеть твоих родителей. Они могли быть злы на тебя, но они покинули свою задачу, чтобы ты могла жить. Их жизнь стала крайне трудной, и они оказались в ситуации, которой не ожидали. Всё равно они поддерживали тебя, как могли. Не надо ненавидеть! Ненависть будет нечестной по отношению к ним и совершенно бесполезной для тебя самой. Если ты продолжишь ненавидеть их, это лишь отвлечёт тебя от собственного стремления к счастью и истощит твою душу во время самых главных лет, формирующих твой облик. Ты свободна поступать, как заблагорассудится, но я прошу тебя простить их. Если бы ты и я стояли рядом с твоим домом, если бы твои родители всё ещё были живы и продолжали тебя обижать, то я бы говорил по-другому. Но теперь и при нынешних обстоятельствах, простить их будет самым лучшим решением, которое ты только можешь принять.

С тех пор, когда Сареф и Тоди встретились, это было, пожалуй, самой длинной речью, которую она от него слышала. Она встала, отошла на несколько шагов в сторону озера, и закружилась на месте, медленно ступая по кругу. Когда она оказалась лицом к лицу с Сарефом, на её лице была печальная улыбка. Он не мог вынести её печаль и протянул к ней руки. Она подошла и прижалась к нему.

– Я прощаю их, – сказала она со вздохом.

– Теперь ты чувствуешь себя лучше? – спросил он.

– Немножко.

– Как насчёт, мы сделаем перерыв и пойдём, искупаемся? Несколько часов многого для нас не изменят. Мы уже в хорошем положении по отношению к приближающимся осени и зиме. Давай веселиться, даже если чуть-чуть.

– Согласна! Сареф?

– Что?

– Я люблю тебя. И я благодарна за всё, что ты для меня делаешь.

– Ты была хорошим другом с тех пор, как мы встретились, Тоди, – ответил Сареф. – Тебе лишь одиннадцать, ты ещё ребёнок, но у меня чувство, что тебе можно доверять, в отличие от многих, кого я знаю. Это говорит тебе, что я эгоист. Мне с тобой хорошо, и я подружился с тобой и оставил тебя себе.

– Это так смешно! – расхохоталась Тоди. – Сначала ты говоришь мне, что трус, а теперь ты говоришь, что эгоист. Смешнее всего, что ты ни то, ни другое. Ты как раз наоборот.

– Это приятно, что ты так чувствуешь, но намного позже ты поймёшь, что я честно сказал тебе о своих двух слабостях. Пока что тебе не стоит слишком о них задумываться. Давай приятно проведём время. Хватай полотенце! Я преподам тебе твой первый урок плавания.