Читать книгу Эротоманка. Все о любви - Ноэми Норд, Ноэми Норд - Страница 13

Самые веселые в городе – собаки.

У них сегодня свадьба, и суета и визг,

они совсем забыли про мусорные баки,

где пули живодера, где жуткий страх и риск.

И кубарем несутся, поют и веселятся,

молоденькую самку целуют вшестером.

А люди  очень хмурятся, а люди матерятся

и разгоняют свору кто – палкой, кто- пинком.

И только очень старый, одноногий нищий,

бездомный побирушка, пропойца и брюзга,

вслед радостному лаю и хлопает, и свищет.

И распускает листья кленовая нога.

Затявканный подъезд,

затоптанный газон,

старух больных насест,

нацелен на циклон.

Сидят, как зубы в ряд,

больные да корявые,

сидят, глядят, свербят

виски мои кудрявые.

За стенкой скрипят слабоумные люди,

жуют, рефлексируя в ритме червей,

и мылят под душем чулочные груди

в предчувствии томных страстей.

Пока не замылят подмышек зловонье,

пока сало бедер мочалка дотрет,

молчание в мире, как в телефоне,

которому  плюнули  в рот.

Лишь вечер грядет – и задвижутся нервы

потоком изжеванных скошенных лиц,

здесь тот победит, кто окажется первым

на финише спермочастиц.

Племя черных ворон —

эти черные гладиолусы,

не умирающие на снегу,

потрошат пепел, стружку и волосы,

паклю, веники и фольгу.

Вдруг – разумное вопросительное

подозрительное и мнительное:"Как?"

А потом обреченное: "Мрак!" -

И удирают, удирают черные

бархатные проворные,

рожденные от дыхания дьявола,

предвозвестники смерти.

Схватила одна, покарябала

испорченной луковки четверть.

А этот – не в шлемы крови -

вкогтился в хвостик моркови.

Что ж вы за мною скачете?

Что в мыслях бездонных прячете?

То ль голодны, попрошайки,

то ли  разбойные шайки.

Говорят, разоряете гнезда,

говорят, очи вырвали звездам,

говорят, к смерти – карканье в ночь.

Прочь от меня, проклятые, прочь!

А один, такой старый, больной,

глаз оранжевый  под слезой.

Ну, нате, возьмите, проклятые,

припасы мои небогатые:

корку хлеба, да каши ложку -

хватит вам?

 Но опять у окошка —

стучат, стучат, стучат.

Настучат…

Этому в луже сейчас хорошо-хорошо,

волны кантуют кадык, нос его в призме зеркал,

руки – как взмах ТУ, сам он сквозит в облаках,

дома жена не дает, врезал начальнику в фас,

сын, рыжемордый стервец с дочкой начальника влип,

стерва – воротит нос, дура, пошла на аборт,

внука его – о! – крашенозадая блядь.

К этому в луже сейчас разве один подойдет?

Сядет снежинка на мель темноблаженных глаз.

Внука его – о! – темные гады – под нож,

в месиво – в крошево – в фарш!

Разве врачихе еще брови дерьмом не натер?

Завтра пойдет – и…

Тихо- тихо подступила тишина,

шина, шина – и задачка решена.

А и В соприкоснулись в точке С ,

два пузырика несутся над шоссе.

И летят, парят, мерцают в вышине,

и горят, их души   мыльные  в огне.

Так вот и рухнуть с балконом,

и полететь, и поплыть

над сонным городом, замершим кленом

в волшебное «может быть».

Познать до одури, до испуга

невозможный полет

и дотянуться до млечного круга,

до самых страшных свобод.

И снова повторять

в заторах авеню:

весна пришла опять

(вот-вот и догоню).

И множится стократ

веселое «авось»,

и снова кто-то врозь,

кому-то  в темя – гвоздь.

И девочка скулит

в подъездные глазки,

и грубый текстолит

вжимается в виски.

Небо в трещинах – сучья ползут

черные и глубокие,

ЖЭУшный горит мазут,

капли текут черноокие.

Асфальт под ногами проели жуки,

старухи пронзили клюшками,

и кормят седых воробьев старики

оттаявшей рвотой и плюшками.

Я бегу за поездом твоим —

с ног сшибает ветер ураганный!

Я зову тебя сквозь встречный дым —

заглушает грохот окаянный!

Не могу никак тебя догнать,

ухватиться за шинель руками…

(Завожу будильник.

Время – спать…)

Полночь между нами!

Но кричу:

– Вернись! Я буду ждать! —

(Тяжело вздыхаю…

не могу заснуть…)

Бегу, бегу…

И не догоняю.

Сплю – бегу за поездом твоим!

Ем – бегу за поездом твоим!

Столько лет бегу за поездом твоим!

Кто же ты?

Не знаю…

Гул по венам.

Жгучий шепоток

чей-то безысходной горькой были.

Это – память.

Так тебя любили —

даже в генах завязался узелок.

Кровь на памяти замешана, огне.

Сколько в ней пра-боли, пра-разлуки,

молодой неутолимой муки,

сколько прошлого далекого

во мне!

И бегу за поездом твоим!

(Это невозможно…

Невозможно!)

И какой-то слишком горький дым