Читать книгу Хандра - Норберт Мо - Страница 5

Очнувшись лишь на следующее утро, я все еще держал ее за руку и, наверное, если бы не голод, разъедающий меня изнутри, мой сон, длиною в ночь, никогда бы не прекратился. Встав с кровати я услышал, как скрипят молодые кости. Пожалуй, мне все-таки довелось устроить себе небольшой отпуск. Город еще спал, и, посмотрев на часы, я убедился в том, что впереди был целый день, который я должен был посвятить работе. Одевшись в черный костюм, насквозь пропитанный морской солью, мне не терпелось что-нибудь съесть, и, набравшись сил, я вновь мог заработать немного денег. Выйдя из своей берлоги, я ощутил некую легкость, которая появилась в моей жизни с сегодняшнего дня. Возможно, я принуждал себя к самообману, приписывая к появлению в моей жизни человека, который к жизни не имел уже никакого отношения, остальные аспекты осмысленного существования. Как бы то ни было, все, что когда-то казалось мне таким сложным, стало простым и ненавязчивым.

На старом рынке торговцы уже разложили свой товар, несмотря на то, что покупателей здесь не часто можно было встретить. Антураж этих мест никогда не менял своего облика. Старый рынок всегда кишел бездомными, спящими здесь по ночам и бодрствующими с самого раннего утра. Их лица вызывали у меня омерзение и все же иногда, глядя на них, мне приходилось понимать, что я находился во всеоружии. Крепко держась за свою виолончель, я лишь надеялся на то, что мне не придется гнаться за человеком, попытавшимся украсть смысл всей моей жизни. Один из тех бедолаг, кочующих на одном и том же месте, ухватился за мою руку.

– У тебя есть деньги? – спросил он, не отпуская меня.

– Нет, моих сбережений не хватит даже на то, чтобы оплатить штраф за неправильную парковку.

От него так разило, что я готов был тут же броситься куда-нибудь подальше от этих мест. Вырвавшись из его грязных рук, я направился к даме со свежими овощами и взял немного на сегодня, завернув все в остатки прошлогодней газеты. Женщина в чёрном фартуке всегда была со мной очень любезна, хоть и не была в состоянии скрыть своей хронической усталости. Уходя со старого рынка я видел, как презрительно смотрел на меня тот бездомный, безнадежно пытающийся отобрать у меня последние монеты. Его помятое лицо чем-то напомнило мне того человека в инвалидной коляске, однако, я решил не придавать этому значения и двинулся в сторону Стокгольмского парка. Массивные деревья, растущие там не первое пятидесятилетие, опускали свои ветви до самой земли, создавая некого рода туннель, через который проходил каждый житель этого города. Не скрывая своего восхищения, я приходил сюда время от времени, чтобы почувствовать себя частью чего-то большего. Присев на голую землю у нерабочего фонтана, я не мог не думать о той девушке, которая сейчас находилась в моем пристанище. Я не был в силах утверждать, что все мои мысли были только о ней, но я с уверенностью мог сказать, что она в корне меняет мое мировоззрение. Осталось лишь ответить на один вопрос – действительно ли все изменилось или же тонкости моей натуры имеют столь шаткий фундамент, что даже собственное желание все изменить будет обречено на провал? Во время своего завтрака я наблюдал за тем, как город постепенно оживает, словно все, что в нем находилось, приходило в движение. Он был подобен организму, питающимся своим окружением.

Спустившись вниз по лестнице, я оказался в том самом переходе, через который ежедневно проходят тысячи людей. Не смотря на то, что я выбрал себе подобное место в качестве мнимой сцены, мне никогда не доводилось видеть настоящих слушателей, которые бы узрели то, что происходит вокруг них. Если бы не те безнадежные карьеристы, бросающие мне гроши, затерявшиеся в их карманах, я бы уже давно составил компанию бездомным, ночующим на старом рынке. И уж тогда, возможно, дама с овощами не была бы со мной так любезна. Я прекрасно осознавал, что состоявшееся положение в обществе является прямой дорогой к гнилым сердцам наших горожан, однако, меня это не заботило. Вспомнив о том, что два дня назад я удосужился разрушить свой самодельный стул, мне посчастливилось найти ящик из-под продуктов, импортируемых из стран восточного побережья. При настройке инструмента люди оборачивались в недоумении не понимая, как можно было прийти сюда с отсутствием какого-либо таланта. Насколько глупо и бессмысленно казалось их безразличие с той секунды, когда я на самом деле начинал играть на своей прекрасной виолончели. Во время игры я не смотрел на свои наручные часы, чтобы поинтересоваться, сколько времени я уже находился в этом богом забытом переходе, но меня не могло не удивлять то, как быстро двигались их стрелки, уничтожая драгоценный фактор нашего существования. Мелодия, которую я играл чаще всего, повторяя ее день за днем, с раннего детства терзала мою душу. Когда-то ее написал мой отец, переживающий смерть его матери, и лишь в музыке он мог оставить свою боль, которую я, будучи ребенком, был не в силах понять. Я всегда был в восторге от акустики этого места, словно она, поднимаясь по лестнице, притягивала людей, не желающих признавать талант моего покойного отца, и, одновременно с этим, отталкивала их.

На исходе второго тысячелетия человек погубил в себе все самое сокровенное, лишний раз доказав миру, что время – развращает. Больно представить себе будущее, в котором людьми движут семь смертных грехов, однако, всё развивается именно по такому сценарию. Когда солнечные лучи переставали проникать вглубь подземных коридоров, над моей головой зажигалась флуоресцентная лампа, которая была здесь единственным источником света в темное время суток. Я намеренно начинал играть именно в этом месте, зная об изъяне своей сцены, и отчасти для того, чтобы любым способом добиться внимания, которого мне так не хватало. Дождавшись позднего вечера я, в полном изнеможении, начал собирать свои вещи. Вдруг, свет над моей головой начал постепенно усиливаться, и лампа над моей головой взорвалась от перенапряжения. Оглянувшись по сторонам, я с трудом рассмотрел выход из туннеля. Наощупь собрав свои вещи, я аккуратно зашагал в сторону лестницы. Я был встревожен темнотой, обволакивающей мое тело, однако, глаза, которые быстро к ней привыкли, помогли мне успокоиться.

Поднявшись по ступеням я снова увидел свой город в ночных огнях, освещающих его мертвое чрево. Я чувствовал, как что-то покидает меня, словно ни одно слово, которое я хотел бы произнести, или действие, которое в силах был совершить, не имело никакого значения. Ощутив нечто гнетущее во тьме, в которой присутствовали лишь противоречия, я осознал, насколько я беспомощен и жалок. Мне было неприятно находиться на улице, на которой я бывал уже сотню раз, мне было противно смотреть на свое отражение в лужах, которые я обходил стороной. В тот момент ничего не имело значения и не смотря на то, что я любил ту самую дорогу до дома и те здания, которые стали частью меня, сейчас я чувствовал отвращение. Словно кто-то шепчет мне на ухо, а я, не догадываясь о его намерениях, повинуюсь ему. Я взглянул на небо и увидел луну, заплывшую под хмурые облака. В то же самое мгновение я начал складывать из обрывков своей памяти продолжение того самого стихотворения, которое не давало мне покоя последние дни. Ускорив свой шаг, я быстро дошел до своей берлоги. Аккуратно открыв входную дверь, чтобы проходящие мимо люди не смогли заглянуть внутрь, я бросился к листку бумаги, на котором я записывал все, что я мог вспомнить из той дивной поэзии моего прошлого:

Когда я находился в этих четырех стенах, ни что не могло меня сломать, и усомниться было не в чем, ведь то место, где мы обитаем впитывает наш характер, словно свежее полотно, на котором остаются все муки и радости настоящего творца. Я не считал себя таковым, и в то же время мне не приходилось отрекаться от мысли, что когда-нибудь меня услышат и голос моего творчества будет звучать в сердцах каждого человека, проходящего мимо меня и мыслящего о том, чтобы поделиться со мной честно заработанными им деньгами. Было ли в этом нечто корыстное или все, в чем я сомневался, было таким же правильным решением, как и заниматься тем, что ты любишь? И было ли решение заниматься тем, к чему лежит моя истерзанная душа, правильным по отношению к самому себе? Порой во мне бурлили эмоции, которые невозможно было остановить, но я не мог что-либо с этим поделать, потому что чаще всего отсутствие предрасположенности к людям распространялось и на меня самого. Пожалуй, самой трудной задачей в моей жизни оставалось – понять себя.

Она лежала на том же месте и ее присутствие давало мне надежду на то, что я, спустя долгие и мучительные годы одиночества, пойму себя и тем самым добьюсь всего, чего хотел бы добиться. Я не сомневался, что вчера, бросившись за ней в море, я поступил правильно, следуя желанию своего сердца. Возможно, я был по-детски наивен, приписывая свои чувства главному органу в моем теле, обеспечивающему ток крови по кровеносным сосудам. И потому, задумавшись над этим всерьез, я открыл свой шкаф в поисках старого учебника по биологии. Перекладывая книги с места на место, я пытался вспомнить, как выглядит та рукопись, которой я посвятил ни один год своей жизни. И несмотря на то, что эта книга не представляла для меня той ценности, сравнимой со старческим изданием «Одиссеи», я дорожил ею, как собственной жизнью. Относившись к книгам, как к близким людям, я не мог швырнуть книгу на пол или позволить ей пролить на себя кофе, не задумываясь о последствиях. Библиотека, которая хранилась в моем шкафу для одежды, значила для меня намного больше, чем жилье, за которое мне приходилось платить, жертвуя продажей музыкального инструмента, некогда принадлежавшего моему отцу. Распознав обложку темно-зеленого цвета я открыл учебник по биологии в поисках термина под названием «сердце». Мною, как и многими другими скитальцами на этой земле, двигал интерес, ради которого я часто был готов на большие жертвы. В этот раз мне не пришлось от чего-то отказываться и, наверное, единственное, что можно было приписать к этому действу, это потеря времени, которое я и без того не умел ценить должным образом. Открыв книгу на правильной странице я вчитывался в каждое слово, впечатанное в пожелтевшую от старости бумагу и дочитав до самого конца, я убедился в том, что в этой статье, посвященной главному органу человеческого тела, ни разу не было упомянуто слово «любовь». Это стало для меня столь печальным открытием, что я потерял дар речи, восприняв себя самым первым приматом на этой планете. Как же быть со всем тем неимоверным литературным богатством, которое то и дело твердит о том, что любовь живёт в нашем сердце? Прочитав эту статью, можно было перестать восхищаться неземной поэзией Гёте, и прекратить почитание наследия, доставшееся нам от Уильяма Шекспира.

Весь мир – это нечто, что никогда не будет упорядочено, это место, где всегда будет царить хаос. А сами понятия «добра» и «зла» были осквернены и забыты. Всему виной людская натура, не имеющая каких-либо предпосылок к организованности и постоянству.

Я прекрасно понимал, что мне нужно было в тот момент, а именно лечь рядом с ней, и увидеть новый сон, который повлияет на меня больше, чем все то, с чем я имею дело в реальной жизни. Завтрашний день, который я собирался провести рядом с этой девушкой, будет новым открытием, о котором я всегда знал, но боялся себе в этом признаться. Я смотрел на нее глазами музыканта, пытаясь найти в ней ту самую мелочь, благодаря которой я смог бы озвучить ее красоту, однако, это было невозможно. Будь я поэтом или художником, моя задача была бы куда проще, но я не мог и не желал быть другим и ясно осознавая это, я понимал, что моя страсть бесконечна.