Читать книгу Ямочка - Олег Аркадьевич Белоусов - Страница 4

– Почему сегодня очередь перед гаражом? – поинтересовался Вахитов.

– Давай путевку, я отмечу время твоего заезда и узнаю, из-за чего там затор, – предложил Бурцев. Вахитов достал из-под солнцезащитного козырька путевой лист и передал сменщику. Через несколько минут Валерий вернулся:

– Там начальник первой колонны проверяет из ямы «оттяжки» и счетчики у заезжающих машин. Нам бояться нечего: нам хватает «колпачка». Надо убрать его пока из бардачка и спрятать на время. – Понятные каждому советскому таксисту слова «оттяжка» и «колпачок» означали, что для сокращения порожнего пробега таксисты часто оттягивали тугой резиной трос спидометра из коробки передач автомобиля, если ездили на дальнее расстояние с пассажирами, а обратно – порожними. Именно на обратном пути оттягивался трос, и пробега без включенного счетчика не оставалось, а это положительно влияло на планируемые показатели месяца и на заработную плату, потому что талоны на бензин выдавались без учета. Разумеется, таксисты в Советском Союзе больше рассчитывали не на заработную плату, а на чаевые, которые за месяц в среднем превышали зарплату вчетверо. Однако за плохие показатели по порожнему пробегу могли снять с новой машины, а это бесконечные ремонты и затраты на эти ремонты, по негласному правилу из собственного кармана. Колпачок же надевался на зеленый фонарик в правом верхнем углу перед лобовым стеклом, когда нужно было подвезти в черте города своих людей или сменщика без включенного счетчика.

– Тогда я сейчас заполню показатели и посчитаю деньги, потом сброшу в сейф кошелек и передам тебе путевку, а пока ты получаешь свою путевку, – я успею сполоснуть машинку, – сказал суетливый Вахитов.

Вся эта процедура заняла у напарников чуть меньше часа. Краснощекий пожилой контрольный механик с косящим правым глазом, которого шоферы почтительно называли «дядя Вася», всегда чуточку под хмельком и потому веселый, подписал Валерию путевой лист, пожелал много «чаю» и, улыбаясь, посоветовал особенно не гонять на новой машине. Теперь Валерий был за рулем, а Вахитов сидел развалившись позади на всем пассажирском сиденье. Сейчас его везли домой отдыхать.

– Значит, Витька завтра выходит с «еврейского», а ты на «длинные», – сказал Вахитов, не спрашивая, а как бы рассуждая вслух, и Валерий утвердительно кивнул головой.

На новых автомобилях всегда работали три водителя по графику: три смены в день по двенадцать часов – один выходной, «еврейский», как называли его таксисты, затем три смены в ночь по двенадцать часов и два выходных или «длинные», и так далее.

– Если будешь брать водку на продажу, то в винном магазине на первом этаже в моем доме очереди нет, и «Русская» по пять тридцать там всегда есть.

– У меня есть дома две бутылки, а больше опасно возить. Можно и не продать, а значит, перед «длинными» выходными опять вынужденная пьянка. Все дело случая: когда и одну не продашь, а когда раз десять за ночь спросят, а у тебя нет ни единой бутылочки.

– Сегодня воскресенье, поэтому верней всего водка уйдет вся, – не унимался татарин, довольный тем, что закончилась смена, и в кармане осталось пятьдесят рублей с мелочью. Для первой смены и без продажи водки это считалось очень хорошо. Вахитову доставляло удовольствие оставлять свои чаевые в новых купюрах, а в кошелек с казенной выручкой он клал самые старые, мятые, надорванные или надписанные банкноты. – Да, чуть не забыл! Сейчас таксисты, когда я мыл машину, рассказали, что вчера в первом парке опять порезали ночью таксиста! Слышал?! – спросил Вахитов, хмуря лоб. По его злым и побледневшим губам было видно, что это событие его потрясло более ощутимо, чем новость о гибели какой-то американки.

– Нет! А где?!

– Говорят, что где-то в частном секторе за городом. Рассказывают, что выручку всю у него выгребли и шесть бутылок водки, но машину не забрали. Бедолага сам еле живой доехал до больницы и его успели спасти. Сменщик евоный рассказывал, что спросили водки, и он вышел из машины, чтобы снять диванную спинку заднего сидения, где прятал водку. Как только он достал одну поллитровку, ему сразу под ножом приказали доставать все бутылки, потом потребовали и деньги. Таксерик что-то замешкался, и его тут же начали тыкать везде ножом по телу. Сняли с него куртку, а в ней нашли портмоне с выручкой… Два молодчика изрезанную кожаную куртку ему бросили обратно и спокойно ушли… На мойке называли его фамилию, но мне он не знаком вовсе, поэтому не запомнил. – Немного помолчав, Вахитов добавил: – У меня там слева у двери, под ковриком, монтажка лежит. Если понадобится – не забывай.

– Хорошо… Правда, если нож сзади к горлу приставят, то монтажку я не успею достать из-под ног, – ответил Валерий. Уже месяц как он купил у военного прапорщика, которого возил как-то пьяненького ночью, за пятьсот рублей старенький и без номера пистолет ТТ с двумя обоймами патронов. Валерий купил его для безопасной ночной работы, но никак не мог решиться взять его с собой в машину, потому что знал свои расшатанные нервы и крутой нрав. Один раз Валерий из него стрелял в огороде загородного дома. Отец достроил дом почти перед самой смертью. Давно отец Бурцева купил старенький деревянный домик с участком в десять соток в немноголюдной деревне, рядом с городом. Из-за хронического отсутствия денег, в течение пятнадцати лет отец строил новый кирпичный одноэтажный домик с подвалом и высоким деревянным забором. В достроенном полностью доме отец Валерия успел пожить один год. У матери Бурцева болели ноги и в деревенский дом она после смерти мужа ездила все реже и реже. Впервые в это лето там некому было делать посадки зелени и овощей, потому что у Валерия не хватало времени, и он все еще оставался в свои тридцать лет холостым. Бурцев ездил за город в дом отца регулярно и часто возил туда доступных девиц, с которыми случайно знакомился во время работы на линии, а иногда с друзьями таксистами праздновал там свои дни рождения, а также открытие и закрытие летнего сезона. Другими словами, он устраивал там увеселительные попойки вскладчину весной и осенью с участием небольшой группы таксистов из своей бригады. О покупке оружия он не рассказывал даже самым близким знакомым. Тюрьма научила его меньше откровенничать, не очень доверять людям и больше держать язык за зубами.

Отъехав от ворот гаража метров пятьсот, около новых жилых домов из силикатного кирпича, Валерий увидел на обочине дороги перед безлюдной автобусной остановкой голосующую пассажирку.

– Вот тебе и первый клиент! – сказал Вахитов с заднего сиденья, вытягивая шею и стараясь разглядеть женщину.

– Не хочу начинать смену с бабы – плана не будет, – ответил грубо, по-мужицки Валерий, в тон разговорной манере Вахитова, известным поверьем таксистов.

– Ерунда! Бери ее! Пять двадцать в час по плану надо набирать и неважно на ком! Может, нам по пути с ней? Да и женщина вроде ничего! – настаивал повеселевший сменщик. Бурцев впервые слышал из уст Вахитова слово «женщина», вместо более привычного для того слово – «баба».

– С хорошей бабой свяжешься – плана не будет. С ней прокатаешься и тогда свои деньги вкладывать придется до плана. Любовь и деньги – две вещи несовместные в такси, ты же знаешь, – ответил Валерий, повторяя по-свойски для Вахитова грубое слово «баба».

Бурцев проехал мимо женщины и прижался к обочине, убежденный, что откажет ей по причине несовпадения ее адреса с адресом сменщика. В правое зеркало заднего вида Бурцев видел, что пассажирка идет к машине не торопясь, словно с показным достоинством, давая понять, что она не намерена, как все простолюдинки, бежать к такси в знак благодарности за то, что для нее остановились. У Валерия внутри нарастало нетерпение и возникло желание уехать, не дожидаясь манерной барышни.

– Идет, как по собственному огороду! – сказал Бурцев недовольно, но остался ждать.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте!

– В третий микрорайон? – спросила строго и не заискивающе пассажирка с густо накрашенными ресницами для ее возраста, как показалось Валерию.

– Нет! – с удовольствием ответил Бурцев и включил первую передачу.

– Возьми-возьми, Валера! Я решил скоро выйти: мне к жене на работу нужно зайти и помочь ей сумки с продуктами до дома донести, – неожиданно сказал Вахитов.

– Тогда садитесь, – был вынужден предложить Бурцев. Он включил счетчик и тронулся с места. Чрезмерный запах сладковатой парфюмерии от пассажирки ударил Бурцеву в нос и Валерий с презрением отвернулся от женщины, чтобы можно было видеть дорогу и не вдыхать неприятный для его обоняния запах. Пассажирка оказалась старше Валерия, примерно, лет на десять, а чрезмерная косметика, по его наблюдениям, часто присуща незамужним женщинам, возрастом давно за тридцать. Валерий посмотрел в салонное зеркало и увидел, что Вахитов на заднем сидении давится от смеха. Ему было смешно, что сменщик нервничает от нежеланной пассажирки, которую он из лучших побуждений навязал ему.

– Какие шикарные у вас духи! Я нюхал бы их с удовольствием денем и ночью! – сделал треугольный комплимент Вахитов. Дама обернулась и, не поблагодарив, посмотрела равнодушно на широко улыбающегося желтыми зубами татарина, и у того тотчас пропал всякий интерес восхвалять попутчицу еще. С его лица медленно сползла улыбка, и сменщик приобрел растерянный вид, но теперь, глядя на него, начал улыбаться довольный Бурцев, словно говоря Вахитову, что вот тебе за твое «возьми-возьми, Валера». Женщина явно не любила таксистов, как класс «народных кровососов». Советские люди больше, наверное, из зависти не любили работников торговли, официантов, таксистов и прочий обслуживающий персонал. Тут же Валерию стало жаль потерявшегося напарника по таксистской доле, и он произнес:

– Не помню в какой стране, я давно где-то читал, что злоупотребление парфюмерией в общественном транспорте иногда карается тюрьмой.

– Валера, останови. Мне здесь нужно выйти, – сказал Вахитов. Бурцев выпустил сменщика и поехал дальше.

– Почему вы не взяли с него деньги? – спросила женщина, обиженная за свою обильную парфюмерию. Бурцев посмотрел на нее сверху донизу и только сейчас заметил, что ноги у пассажирки в черных колготках ровные и красивые. Теперь она не казалась ему сорокалетней женщиной, и он пожалел о язвительном замечании в ее адрес.

– Это мой сменщик, – ответил Валерий, с опозданием понимая, что сказал глупость.

– У вас в таксопарке принято сменщиков возить за счет клиентов? – спросила с сарказмом женщина, тотчас используя оплошность Бурцева.

– Нет. Не принято. Вы заплатите только половину той суммы, которую набил счетчик за ваш совместный проезд с моим сменщиком и плюс ту сумму, которую набьет счетчик отсюда до вашего выхода из машины в третьем микрорайоне.

– Я заметила, что когда останавливала машину, то у вас не горел зеленый огонек, что значит, как вам известно, включен счетчик. Однако когда я села, то увидела, что счетчик у вас не работал. Вы включили его только при мне! Вы «химичите» со своим счетчиком! Я думаю, вашему начальству будет интересно знать, почему так хитро работает ваш счетчик, если я напишу жалобу на вас!

– Пишите… Это ваше право… – ответил Бурцев и представил неизбежные последствия жалобы. На зеленом фонарике был до сих пор надет колпачок, поэтому пассажирка не увидела горящий огонек при выключенном счетчике. Начальник отдела эксплуатации после такой жалобы все оценит безошибочно и вызовет его непременно на комиссию контрольно-ревизионной службы, где обязательно в лучшем случае примут решение снять на месяц с новой машины и отправят подметать гараж. Через месяц ему придется садиться вновь на старый автомобиль и начинать все сначала. В худшем случае его могут уволить за недоверие по двести пятьдесят четвертой статье трудового законодательства. Он с большим трудом устроился в таксопарк, куда его долго не хотели брать из-за отсутствия трехлетнего водительского стажа. Минимум три года требовалось любому водителю, чтобы быть допущенным к пассажирским перевозкам. Валерий окончил шестимесячные курсы водителей автобуса, где немедленно получил право возить по сто пассажиров, а в такси ему не позволяли возить максимум четырех человек без трехлетнего стажа. Этот ведомственный нормативный казус Валерий преодолел благодаря родственнику, который был знаком с начальником таксомоторного парка, и это помогло ему устроиться водителем такси с недостаточным водительским стажем. При оформлении в отделе кадров его спросили, почему он не служил в армии, и он шутя ответил, что такие люди, как он, в тылу нужны. Пожилая казашка, начальник отдела кадров, с желтушным лицом и с пронизывающим взглядом, немедленно связала два обстоятельства: небольшой рабочий стаж в трудовой книжке и краткие противоречивые строчки в военном билете – «не служил», но «годен к строевой службе». Начальница легко догадалась, что у парня имелись проблемы с законом. В такси судимым работать было запрещено, и казашка, закурив папиросу «Казбек», с заявлением Бурцева пошла к директору, желая убедиться, что тот настаивает на трудоустройстве нового водителя. Пока она ходила, Бурцев стоял и ждал, потеряв всякую надежду на денежную работу в такси. Каково же было его удивление, когда женщина вернулась и сказала, что оформляет его на работу, но он должен знать, что это делается вопреки всем приказам по транспортному управлению, и поэтому он должен работать без единого замечания. Валерию было не очень понятно, на что именно намекает казашка – на судимость или на недостаточный стаж. Еще тогда Бурцев подумал, что с его нервами он вряд ли долго проработает без претензий со стороны пассажиров. У него не имелось никакой приличной специальности после освобождения, а от грязных и мало оплачиваемых работ он устал безмерно в лагере и в первые три года после освобождения. Если сейчас его уволят за жалобу, то ему придется искать новое место работы. За два года в такси он успел скопить две тысячи рублей, и этих денег ему должно хватить надолго, рассудил он. Триста рублей в месяц он сможет заработать за рулем автобуса, успокаивал он себя, но в душе понимал, с сожалением, что после такси ничто равноценное найти не сможет. «Кто в Советском Союзе поработал в такси, тот не сможет больше нигде работать!» – вспомнил он утверждение старых таксистов. Действительно, кто привык помимо ежемесячной зарплаты получать приличные по советским меркам деньги каждый день в виде чаевых, тот после увольнения из такси в течение года непременно возвращался обратно, тоскуя по веселой жизни и по свободным деньгам в кармане.

Бурцев предположил, что перед ним женщина, которую трудно будет разжалобить, да еще после его язвительного замечания о ее парфюмерии. Он чувствовал таких вредных и обиженных судьбой дам. Все-таки Валерий решил успокоится, попросить прощение и убедить пассажирку не писать жалобу.