Читать книгу Ямочка - Олег Аркадьевич Белоусов - Страница 8

Бурцев проснулся без будильника. Понедельник неожиданно для него оказался солнечным, но по-прежнему холодным. В квартире стояла тишина, а в лучах полуденного солнца, проникающих в спальню через незашторенное окно, он видел светящиеся пылинки в воздухе. Это напомнило ему кухню в детстве, освещенную таким же ярким солнечным светом с редкими пылинками, парящими в неподвижном воздухе. «Мама, наверное, ушла в магазин…» – предположил Валерий, и ему с тревогой вспомнился весь прошедший день и все проблемы, связанные с этим днем. «Как плохо, что все, что я наметил, еще не исполнено и только предстоит сделать… Хорошо бы успеть уйти до прихода матери. Необходимо как можно скорее все закончить…» – напомнил себе, вселяя уверенность, Бурцев и встал с кровати. Он по привычке энергично присел несколько раз сначала на левой ноге, а потом на правой, придерживаясь руками о стенку, затем три раза наклонился с прямыми ногами вперед и дотянулся кончиками пальцев до пола. «Что я делаю? Зачем я сегодня занимаюсь зарядкой? Я веду себя так, словно не было вчерашнего ужасного дня, а сам боюсь и не представляю, как смогу выполнить, что задумал… как смогу нажать на спусковой крючок… Нажмешь, если захочешь жить… Нужно быстрее уходить из дома…» – мысленно разговаривал с собой Бурцев.

Через несколько минут он уже принял душ, почистил зубы, побрился и освежился лосьоном. Этот лосьон он дорого купил на барахолке и поэтому долго не решался им пользоваться. «Зачем я именно сегодня открыл этот лосьон?.. Зачем я хочу понравиться этой женщине, которую намерен лишить жизни? Какое-то безумие…» – подумал Бурцев и через минуту неосознанно выбрал в шифоньере новый серый костюм и новую белую рубашку. «Почему я надеваю новые и лучшие свои тряпки? Мне придется копать могилу для этой женщины. Я одеваюсь, будто сам хочу лечь сегодня в гроб…» – опять подумал Валерий о нелогичности своих действий. «Она понравилась мне вчера?.. Вот в чем дело! Вот почему я надеваю все новое сегодня. Это помешательство… или выбор одежды оказался случайным?.. Да-да, я одеваюсь, как нормальный мужчина, идущий к женщине… Нет, ты в большей мере хочешь усыпить ее бдительность, чем просто понравиться… Удивительно, но я жажду опять близости с ней… Это так по-новому волнительно, когда жертва тебе подчиняется беспрекословно, а ты, несмотря на ее послушание, груб с ней…» – подумал Бурцев, натягивая на икры ног высокие черные носки. «Нужно быстрее уходить, чтобы не увидеться с мамой… Ее и мои глаза не должны встретиться сегодня…» – сказал мысленно Валерий и спешно надел с помощью длинной обувной ложки новые черные туфли на тонкой кожаной подошве. Потом он вспомнил, что нужно дополнительно взять денег в своей спальне и, не разуваясь, прошел туда. Он раскрыл шифоньер и залез во внутренний карман нового серого плаща за деньгами, потом подумал, что лучше надеть этот плащ. Через две минуты Валерий уже бежал прочь от дома в направлении центра города. «Все! Мама меня уже не встретит…» – с облегчением подумал Бурцев и направился в сторону магазина спортивных и охотничьих товаров. Пройдя шагов сто, он вдруг вспомнил, что забыл дома взять водку. «Возвращаться не стану – плохая примета… Хотя, куда еще хуже. Может, это и неплохо, что я оставил ее. Нужно купить армянский коньяк – этот напиток приличней. А где я его куплю?.. Я уже давно в винных магазинах ничего не видел кроме двух сортов водки – „Русской“ и „Пшеничной“… Нужно зайти в ресторан и попросить официантку с переплатой продать две бутылки коньяка навынос», – подумал Валерий, опять забыв, что он едет к женщине, которая является его пленницей и которая по его требованию будет пить и спирт, если он потребует.

В отделе охотничьих товаров при магазине спортивного инвентаря Бурцеву на глаза попался спальный мешок защитного цвета из брезентовой ткани.

– Девушка, этот спальный мешок непромокаемый?

– Да. Он спасает от сырости и даже, по-моему, от дождя, – ответила продавец, трогая на ощупь ткань мешка, и добавила: – На витрине это последний.

– Как в него пролазить? – спросил Бурцев, памятуя о том, что надевать его на труп будет делом хлопотным и неприятным.

– Он на «молнии» и расстегивается на всю длину, – продавец отогнула часть ткани, закрывающей «молнию» от попадания влаги.

– Хорошо! Я беру его.

– Идите в кассу и выбейте чек на двести пятьдесят шесть рублей в отдел «Охота и рыбалка».

Бурцев невольно подумал, что, находясь в переполненном людьми магазине, он один покупал товар, не предназначенный по его прямому назначению. Все покупатели придирчиво изучали витрины и товар на стенах. Никто в мире сейчас не знал его планов, и никто не сможет по его виду и поведению определить его намерения, но Валерий заметил, когда разговаривал с продавщицей, что не мог уверенно смотреть ей в глаза. Ему казалось, что если он чуть дольше станет смотреть на нее, то она поймет, что он покупает спальный мешок, чтобы положить в него труп. «Я еще никого не убил, а мне уже кажется, что можно по моим глазам разгадать мои черные помыслы. Это первое ощущение… Необходимо с этим жить и стараться чувствовать себя праведником – спокойно и невозмутимо смотреть людям в глаза… Главное, помнить, что ты невиновен… как солдат на войне, который вынужден убивать, чтобы не убили его», – наставлял мысленно себя Валерий, не заметив, что уже стоит на улице с плотно увязанным в круглый тюк спальным мешком. «Теперь нужно купить ей колготки и нижнее белье. Колготок нужно купить несколько, чтобы она не сомневалась, что точно сегодня будет жива…» – с удовлетворением подумал Бурцев, поражаясь своей вероломной сообразительности. Он начал невольно приучать себя все обдумывать с позиции человека, любая оплошность которого смертельна.

– Мне нужно купить жене колготки, но я не знаю размера… Она примерно с вас ростом и похожей комплекции… – тихим голосом сказал Бурцев молодой девушке-продавцу в отделе женского белья в универмаге. Работница заулыбалась понимающе на его шепот.

– Выбейте в шестой кассе чек на двадцать пять рублей, и подходите ко мне.

– Мне необходим черный цвет и трое колготок… Еще мне нужно выбрать трусы для нее… – еще тише прошептал Бурцев, вспомнив, как на части разорвал вчера на жертве колготки и трусы, и, чувствуя, что его лицо начинает гореть.

– Выберите из этих и скажите мне, – девушка указала на стеклянный шкаф с трусами.

– Вот эти и эти, – быстро ткнул пальцем Бурцев, замечая боковым зрением, что две другие продавщицы и одна женщина покупатель смотрят на него.

– Семьдесят пять рублей за колготки и шестьдесят рублей за трусы! Итого: сто тридцать пять рублей! Это импорт, поэтому ваша жена оценит по достоинству вашу покупку, – сказала девушка с одобряющей улыбкой.

– Хорошо, – тихо ответил Бурцев и направился в толпу.

– Молодой человек! Касса нашего отдела в другой стороне! – громко сказала продавец, и Бурцеву почудилось, что все люди одновременно, как по команде, обернулись на ее голос и посмотрели на него. «Господи, мало того, что неприлично и неприятно делать покупки в отделе женского белья, судя по реакции продавцов и покупателей, но еще все эти принадлежности весьма дороги. Средняя месячная зарплата мужчины-рабочего двести пятьдесят рублей, а колготки стоят двадцать пять!» – невольно с сожалением и удивлением подумал Валерий.

Бурцев не стал заходить в продовольственный магазин, где с улицы через высокие стеклянные витрины видно было большое скопление народа. Он знал, что там без очереди ничего не купить. Несмотря на то, что в стране уже полгода как пришел новый руководитель в лице завораживающего своей открытостью Горбачева, положение с продуктами не улучшалось. Глядя по телевизору на выход в народ с иголочки одетого и ухоженного нового генерального секретаря в сопровождении жены-конвоира, Бурцева не покидало ощущение, что эти люди неискренние и некомпетентные, когда ведут разговоры в толпе. Жена Горбачева по ощущению не была уверена в моральной устойчивости мужа и потому везде сопровождала его. Как у многих видных во власти людей, у Горбачева в молодости, возможно, случались истории на стороне, и его жене это было известно. Бурцеву казалось, что, разговаривая с людьми, Горбачев с женой не перестают думать о себе, о своей семье и не вслушиваются в задаваемые вопросы из толпы. Он, Горбачев, словно старался громко и увлеченно говорить с окружающими его людьми о маловажных деталях, пресекая тем самым возможность вставить кому-либо из толпы в свою речь острый вопрос. Валерий понимал, что правители, которые в своих странах не допускают честных выборов, непременно уголовные преступники, а преступники никогда не улучшают жизнь своего народа, а если и делают что-то, то только чтоб потом говорить об этом. Однако свободы с приходом Горбачева стало прибавляться, и это внушало надежду на лучшие изменения в будущем. На долю Горбачева выпало словно предписание с неба, и не исполнить это предписание он не мог, иногда вопреки своим партийным установкам.

Перейдя площадь, Валерий оказался на территории центрального рынка, где разнообразие продуктов ошеломляло наравне с ценами на них. Бурцев потратил больше часа, набирая фрукты, овощи, зелень, ветчину, домашнюю колбасу в натуральной оболочке, парную нежирную свинину и теплый свежевыпеченные хлеб. Там же на рынке в ярко-синем киоске разливного красного вина он уговорил продавца, азербайджанца в огромной фуражке с сизо-черной щетиной на щеках, найти ему две бутылки коньяка. Валерий почти не занимался закупками продуктов, и это был один из редких случаев. Ему приходилось только в кафе покупать зажаренных цыплят табака навынос для закуски с друзьями после ночной смены перед уходом на выходные. Все покупки для дома за него проделывала мать, которая умудрялась, экономя его деньги, всегда где-нибудь накупить, несмотря на очереди, разных продуктов, никогда не заходя на дорогой рынок. С руками, занятыми всевозможными пакетами и тюком со спальным мешком, Бурцев опять вышел на площадь.

– Друг, до Колюшево за пятерку довезешь?

– Садись, – не задумываясь, ответил таксист. Валерий умышленно попросился к незнакомому водителю, хотя это было не сложно: машин из его парка на стоянке не оказалось.

Подъезжая к отцовскому деревенскому дому, Бурцев невольно ощутил тревогу, но беспокоиться не стоило. К дому никто не подходил, и никто от него не отходил. Песочная дорожка перед воротами и вчерашние следы его машины были смочены ночным дождиком, а свежие отпечатки колес или обуви отсутствовали. Бурцев отпустил такси и подошел к железным воротам. В конце единственной улицы в деревне он увидел согбенную старушку с палкой, которая переходила дорогу в сопровождении рыже-черно-белой кошки с поднятым трубой хвостом. Валерий прислушался, но кругом было тихо, и только верхушки высоких деревьев вдоль улицы шумели еще зеленой листвой. «Вдруг за забором меня уже ждет милицейская засада… У меня даже нет оружия. Если милиции нет, то впредь мне обязательно нужно носить с собой пистолет, несмотря на то, что он старенький и может самопроизвольно выстрелить… Необходимо его носить с собой, а обойму с патронами вынимать и хранить отдельно в другом кармане…» – подумал Бурцев, но заметил, что невзирая на то, что был совершенно уверен в отсутствии всякой засады, в рассуждениях использовал слово «если». Самоуверенность всегда опасна – это он знал по лагерному опыту. Суеверие – это все-таки признание, что кто-то определяет нашу судьбу свыше, и Валерий часто в неволе находил этому подтверждение. Вера и неверие постоянно чередовались в рассуждениях Бурцева.

Валерий положил пакеты и спальный мешок сбоку у ворот на траву и подошел к дверям, врезанным в большие железные двустворчатые ворота. Он начал вставлять длинный ключ в скважину и почувствовал, что рука его трясется, как вчера, и он не может попасть в маленькое отверстие для ключа, в которое прежде попадал легко. Его руки тряслись, как в лихорадке, словно у старого алкоголика утром с глубокого похмелья перед тем, как взять в руку спасительный стакан водки. Немного постояв, Бурцев услышал, что его сердце в груди бьется гулко и сильно, словно молот. «Это и страх, и мое нетерпение, и огромное желание распоряжаться этой еще красивой и рабски послушной бабой… В большей мере поэтому я оделся в лучшую одежду… Мне хотелось понравиться ей, а значит, подавлять ее своим внешним видом… Я боюсь ее убивать, поэтому неосознанно хочу попытаться вызвать симпатию и, возможно, понравиться, чтобы исключить ее обращение в милицию. Я определенно трус… Хотя не менее важно, что мой безупречный вид дает ей надежду… что я нормальный человек и не пойду на крайние меры. Это позволит мне в случае необходимости пристрелить ее в любой удобный для меня момент без истерики…» – невольно вспомнил Валерий все в подробностях, как овладел пленницей вчера. Взяв ключ так, что его конец вместе с указательным пальцем правой руки оказались на одном уровне, Бурцев, не нагибаясь, нащупал пальцем сначала отверстие для ключа, затем вместо пальца вставил точно в замочную скважину ключ. Все это время он старался боковым зрением определить, появился ли кто-нибудь еще из соседей на улице в это время. «Возможно, из дома напротив кто-то видит, что я приехал с пакетами… Спокойно! В этом нет ничего необычного…» – утешал себя Бурцев. После двух оборотов ключа дверь подалась внутрь двора, и тут сердце у Бурцева замерло… В центре площадки перед домом лежала черная женская сумка. Валерий быстро взял с травы пакеты, вошел внутрь и закрыл дверь на засов. Опять положив пакеты на цементный пол двора, он подошел к лежащей сумке. «Эта сумка ее!.. Как я мог этого не заметить, когда закрывал пассажирскую дверь и уезжал из дома вчера?.. Видимо, когда я вытаскивал из машины эту бабу, то сумка лежала у нее на коленях… Вытащив ее на руках, я не заметил в волнении, что сумка упала рядом с машиной. Когда я уезжал, то наступили уже сумерки. Я помню, что захлопнул пассажирскую дверь и тотчас поехал. Да, я не увидел, что сумка лежала рядом с машиной… В каждом деле неизбежны промахи и неожиданности, а мне теперь нужно это исключить. А возможно ли это?..» – с сожалением Бурцев понял, что не уверен в полном отсутствии ошибок в будущем.