Читать книгу Ямочка - Олег Аркадьевич Белоусов - Страница 7

– Парень, водка есть? – спросил тихо подошедший к открытому водительскому окну пожилой мужчина, чуть поодаль стояла женщина, ожидая, пока ее друг закончит разговор с Бурцевым.

– Нет, – коротко ответил Валерий.

– Может, подскажешь, у кого из таксистов здесь есть, чтобы мне не обходить все машины?

– Не знаю, – сказал Бурцев, и пара ночных искателей спиртного пошла, покачиваясь, дальше по ряду стоящих в ожидании такси. «Забыл взять дома водку… – с сожалением подумал Валерий. – Может быть, хорошо, что я забыл ее?.. Мне она пригодится завтра и послезавтра, чтобы разговорить эту чертову бабу… Нужно узнать для спокойствия души, кто она по профессии и должности… кто у нее родственники… есть ли у нее дети, родители, – словом, все, что может представлять опасность для меня, если я избавлюсь от нее… Если дело дойдет до решительных действий, то, чтобы спустить курок, нужно будет обязательно принять сто грамм для храбрости… Опять я обманываю себя! Какая мне разница, кто она, если я не хочу сидеть даже восьми лет, не убивая ее?.. Пусть она будет хоть дочерью начальника милиции, и ее будут с упорством искать до тех пор, пока папа ее работает в органах… Нет, я не буду обманывать себя: мне обязательно нужно не выпустить ее, кто бы она ни была, и кем бы ни были ее родственники… Если она простолюдинка, к чему я склоняюсь, то мне быстрее удастся забыть о ней, и я не стану ожидать каждый день, что за мной придут или на меня выйдут каким-то образом… Если ее родственники влиятельные люди, то тогда необходимо будет избавляться и от Вахитова… Но он точно невиновен, и его устранение не должно пройти гладко. Его вина только в том, что он случайно навязал мне эту вредную бабу. Нет-нет! Не нужно усложнять… Не думаю, что на окраине города может жить или даже находиться женщина с влиятельными родственниками. Хотя мне известно, что не бывает нераскрываемых преступлений. Случаются преступления, раскрытие которых очень большой труд, и на их расследование из-за дороговизны требуется санкция влиятельной персоны. При тщательном поиске с привлечением большого количества сотрудников милиции всегда найдется свидетель, который что-то видел. Этого свидетеля нужно только найти… А куда спрятать тело?.. В канализационную выгребную яму его сбросить нельзя, потому что яма еще и на двадцать процентов не заполнена. Хотя яма широкая и шестиметровой глубины, но из-за малой заполненности из нее со временем пойдет запах разлагающегося трупа… Необходимо копать могилу в огороде – другого выхода нет…» – рассуждал Бурцев, не способный больше думать ни о чем постороннем, после того, как посадил в подполье пленницу.

Между тем прибыл очередной поезд, и на асфальтированный перрон вокзала высыпал народ с чемоданами, сумками и тюками. Длинная вереница такси стала таять на глазах. «Попались бы клиенты подальше. Если сейчас поеду куда-нибудь за город, то все у меня должно сложиться хорошо…» – загадал Валерий. Подошла семья из четырех человек – мужчина, женщина и две девочки примерно восьми и десяти лет. Мужчина, открыв пассажирскую переднюю дверь, попросил:

– Откройте, пожалуйста, багажник. У нас много вещей. – Бурцев вышел и помог поднять и разместить два больших чемодана и три сумки с перевязанными для надежности ручками. Отец семейства сел на переднее сиденье, жена с дочерьми расположились позади. Валерий включил счетчик, тронулся с места и спросил:

– Куда ехать?

– Нам на автостанцию! – Бурцев с сожалением подумал, что это недалеко, примерно, на два рубля по счетчику. Ему стало грустно и тоскливо. «Лучше бы я не загадывал ничего…» – подумал он. На заднем сиденье заговорили еле слышно о чем-то девочки с матерью, и Валерий услышал, как женщина с облегчением произнесла:

– Ну, слава Богу! Теперь-то мы почти дома…

– Откуда ваш поезд прибыл? – спросил Бурцев.

– Из Адлера! Мы отдыхали в Пицунде. Все поезда переполнены, и мы думали, что к первому сентября не попадем домой. Билеты нам пришлось покупать по двойной цене на вокзале у спекулянтов, – пояснила женщина, сидящая между дочерьми, обнимая их за плечи. – Наш папа перед отъездом три дня ходил на вокзал, и никак не мог купить билеты, – не было мест ни на один поезд. Потом подошел какой-то паренек и предложил билеты с переплатой. Папа согласился – и вот мы здесь!

– А почему вы прежде сказали, что «мы почти дома»?

– Нам в шесть утра с автовокзала еще на автобусе до своего поселка ехать сто километров. Но это ерунда! Главное, что мы благополучно и вовремя добрались до областного центра.

– Думали, к школе не успеем, – подал довольный голос и глава семейства с небольшой щетиной на лице.

– Сейчас еще нет двенадцати часов, и, значит, вам на автовокзале придется сидеть шесть часов до утра, а потом часа два с остановками ехать на автобусе? – спросил Бурцев, чувствуя, что есть призрачная надежда уговорить поистратившихся на отдыхе людей ехать на такси немедленно до самого поселка.

– Что делать? Все равно это уже не проблема, – произнес мужчина.

– Как называется ваш поселок?

– Козино! – ответила сзади женщина, делая ударение на первом слоге.

– Давайте я довезу вас прямо до места. Примерно, через час будете дома, – предложил Валерий, заманивая уставших от дороги пассажиров.

– Для нас это дорого, – ответила тихо и смущенно женщина. Бурцев быстро мысленно подсчитал, что по счетчику в один конец набьет двадцать рублей, и если бы пассажиры хотя бы двадцать рублей предложили, то он бы их с удовольствием повез. На счетчике была только сумма от поездки той женщины, что сейчас сидит у него в подполье. – В прошлом году наши соседи ездили на такси, и водитель с них попросил сто рублей, – вдруг добавила женщина. Бурцев чувствовал, что люди, несмотря на то, что благополучно доехали на поезде почти до дома, очень устали от дороги и готовы были отдать последние деньги, чтобы поскорее быть на месте.

– Сколько вы готовы заплатить, чтобы я вас доставил до вашего крыльца? – спросил Валерий, умышленно упирая на слово «крыльцо». Мужчина обернулся к жене. Какое-то мгновение все молчали.

– Если вас устроит пятьдесят рублей, то мы бы поехали с вами, – улыбаясь, виновато сказала женщина, наперед полагая, что ее предложение неприемлемо и даже, наверное, неприлично.

– Хорошо, – согласился Бурцев допустимо спокойнее, подавляя в себе нарастающую бурю радости, потому что он в данную минуту был счастлив несказанно. Он был счастлив больше не от того, что через два часа опять будет в городе и с планом, а от того, что ему, как он загадал на вокзале, попались пассажиры именно за город, на дальнее расстояние. Пассажиры за город ему встречались прежде очень редко. Его сердце от совпадения загаданного со случившимся билось с такой силой, что ему захотелось громко петь. Бурцев верил, что эти пассажиры наподобие знамения, предсказывающего и дарующего ему удачный выход из смертельной ситуации, в какую он угодил сегодня, безотносительно к тому, – придется убивать женщину или нет. За спиной Валерия взвизгнули довольные девочки, видимо, потому, что они через час на такси доберутся, наконец-то, до родного дома.

– Тихо! – нестрого прикрикнула мать на дочерей, улыбаясь довольная вместе с ними тому обстоятельству, что на этой мягкой новой машине они после изматывающего двухсуточного путешествия в поезде без проблем будут в течение часа в своем Козино.

– Как у нас прохладно и хорошо! Мы в поезде туда и обратно умирали от жары. Вагоны все полнешеньки – кошмар, а не поездка. По дороге сюда в районе Уральских гор жара и духота в вагонах вдруг спала. Мы поняли, что въезжаем в родную природную полосу. Отдыхать на Черном море можно, но жить для нас там – невыносимо. Наш климат сухой и умеренный. У девчонок на Урале сразу на следующее утро сошли все прыщи и начали заживать нарывы от случайных царапин. Там любая рана на теле у нас никак не заживала, – разоткровенничалась неожиданно женщина, довольная, кажется, теперь всем на свете, плотно зажатая с боков повеселевшими и переговаривающимися между собой дочерьми.

После трех часов отсутствия в городе Бурцев стоял вновь на вокзале. Шел мелкий и неприятный дождик, а до конца смены оставалось больше двух часов. За час до окончания работы Валерий поехал с вокзала к Вахитову. «Спросит ли он меня про эту бабу?..» – думал Бурцев и очень хотел, чтобы эту женщину Вахитов не вспомнил.

– Привет! – сказал Вахитов, садясь на заднее сиденье.

– Привет! – ответил Валерий, разглядывая с трудом из-за темноты в салонное зеркало, как Вахитов почти лег на все сиденье позади, опираясь на локоть левой руки.

– Вчера кино смотрел допоздна, поэтому не выспался, – поведал вдруг Вахитов.

– Можешь подремать, пока я везу тебя до гаража, – посоветовал Бурцев. Сменщик молча снял туфли, подогнул ноги и улегся на заднем пассажирском диване, подложив под голову согнутую руку. Желание спать сделало свое дело, и Вахитов не проснулся до таксопарка. За час сменщики оформили путевые листы, помыли машину и уехали.

Перед домом Бурцева сменщик остановился и сказал:

– Ну, ладно, Валера, счастливо! Отдохнуть тебе хорошо!

– Тебе тоже удачи и «чаю» побольше! – ответил Бурцев и пошел к подъезду. Мать не слышала, как сын открыл дверь своим ключом и прошел в прихожую, а затем в ванную комнату, чтобы умыться. Валерий старался все делать тихо. Он не пошел на кухню, как обычно, а немедленно проследовал через зал на цыпочках в свою спальню, где быстро разделся и улегся в кровать. Сон никак не приходил из-за возбужденного состояния и множества мыслей. «Почему Вахитов ничего не спросил о той женщине?.. Это, наверное, хорошо для меня и подтверждает мое предчувствие, что у меня все должно получиться…» – подумал Бурцев, но не произнес про себя, что именно должно получиться. Ему выпало везти пассажиров за город, и это для него означало, что у него все сложится благополучно, а как это произойдет – он не ведал. Определенно он должен готовиться к задуманному убийству, а потребуется ли его совершать – даст знать наступивший день. «Необходимо купить спальный мешок, чтобы положить в него труп этой бабы… Нужно купить ей для вида новые колготки и трусы… Нужно для успокоения накупить ей много еды… Все должно говорить о том, что я не имею намерений избавиться от нее… Нужно не забыть взять с собой две бутылки водки… Что еще?» – спрашивал себя Бурцев, совершенно забыв обо сне. «Я должен избавиться от нее без колебаний. Если я буду вникать в подробности ее жизни, то мне будет труднее принять необходимое роковое решение, которое спасет меня… Необходимо застрелить ее именно во время близости. Надо завязать ей глаза под предлогом, что так мне приятнее, а затем выстрелить ей в затылок… Необходимо расстелить матрас в подвале, чтобы кровь после выстрела не оказалась на полу. Возможно, толстый ватный матрас впитает все и воспрепятствует рикошету пули, которая, несомненно, пробьет голову навылет… Если кровь и попадет на плиточный пол, то ее можно немедленно успешно смыть. Нет-нет! Если кровь окажется между плиток, то придется после мытья вновь обновить замазку… Может быть, мне стоит выкопать яму для нее заранее днем, чтобы она не лежала убитая в подвале, пока я копаю? Никто не придет ко мне в гости, но все-таки лучше выкопать могилу прежде… Почему я решил пристрелить ее именно во время интимной близости? Потому что это будет внезапно и неожиданно для нее, а значит, легче для меня… Нет-нет! Легкость здесь не играет значительной роли. Я лукавлю… Мне хочется воспользоваться случаем, раз убийство неизбежно, и испытать те ощущения, что испытывали нацистские охранники в концлагерях… Моя пленница хотела умышленно и незаслуженно меня упрятать в тюрьму, а это допускает по отношению к ней соотносимое коварство…» – рассуждал Бурцев о предстоящем трудном и непростом деле.

Прошло еще минут десять, и Бурцев неожиданно вспомнил, что давно, когда он учился в школе в седьмом классе, то однажды ходил с приятелем за город пострелять из ружья. Его сосед Митя Волокитин тайком взял дома ружье и несколько патронов, чтобы пострелять, пока отец на речном буксире находился в плаванье. До конца навигации оставалось еще много времени и друзья, без опасения быть пойманными, воспользовались случаем. Валерий помнил, когда подошла его очередь стрелять, то вдруг метров за пятьдесят он заметил немногочисленную свору бездомных собак. Не задумываясь, он отвернул ружье от расставленных пустых бутылок в качестве мишеней и выстрелил в собак. Бурцев сомневался, что на таком значительном расстоянии можно попасть в животных. После выстрела раздался душераздирающий визг. Несколько собак стремглав бросились бежать прочь от стреляющих в их сторону ребят. Одна и самая маленькая собачонка громко, жалостливо завизжала и закрутилась на месте, словно пыталась дотянуться до своего хвоста. Картечь ей угодила в задние ноги, и жертва пронзительно визжала. Ее задние лапы вдруг подкосились. За счет здоровых передних ног собака с трудом и медленно потащила свое раненное тело туда, куда только что отбежали другие собаки. Задние конечности собачонки безжизненно волочились. Стало понятно, что она пытается с пашни дотащить безжизненную заднюю часть своего тела до лесочка из невысоких деревьев и кустарников. За ней оставался кровавый след в виде небольшой бороздки на светлой песчаной почве. Вся эта страшная картина сопровождалась нестерпимым для ушей визгом раненой малютки. Собака не умолкала, словно звала на помощь, но ее сородичи по стае ничем не могли ей помочь. Один большой пес отделился от остальных и осторожно подошел к изувеченной подружке. Он с опаской озирался в сторону стрелявших ребят, но не побоялся подойти к скулившей собачонке. На какое-то время подстреленная жертва затихла перед ним, и большой кобель стал лизать ей морду, глаза… Остальные здоровые собаки постояли чуть поодаль и через минуту побежали дальше от страдающей подруги и сочувствующего ей друга. Валерий вспомнил, как сильно перепугался вместе с Митькой. Первым делом возникла жалость к мучившейся от боли собаки, и Валерию захотелось помочь как-то ей, но поняв, что это невозможно и опасно, друзья трусливо скрылись. Как он мог принести раненую собачку к ветеринару, которую сам смертельно ранил. Ребята побоялись, что визг собаки могут услышать какие-нибудь случайно оказавшиеся поблизости люди. Митька выхватил у Валерия ружье и на ходу стал разбирать его, чтобы спрятать под куртку. Отстегнув цевье и отделив ствол от приклада, товарищ набросил ремень на шею и болтающиеся две части ружья закрыл курткой, застегнув на ней длинный замок. Через несколько секунд друзья без оглядки неслись по направлению к дому. Они уже добрались с пашни до окраины поселка, и вдруг вновь услышали визг раненной собаки, что все еще слышался с того далекого места, откуда они только что сбежали. Собачка, наверное, после долгих мучений умерла от потери крови, и Валерий помнил, что, примерно, в течение месяца каждое утро после пробуждения ему обязательно виделась та ужасная картина с беспомощной и истекающей кровью маленькой собачонкой. Он больше не ходил в ту сторону, боясь обнаружить умершее из-за его выстрела несчастное животное. Валерий не хотел обнаружить подтверждение смерти малютки, а, не зная этого точно, он успокаивающе надеялся, что не убил беззащитную собачонку.

«Почему этот случай мне пришел сейчас на память?.. Я должен учесть тот опыт и умертвить жертву с одного выстрела?.. Или это мне напоминает, что я уже стрелял в живое существо и это не страшно, и не впервой для меня?.. Несомненно, я должен быть хладнокровным и не допустить оплошности. Хотя одно дело говорить это, а другое – исполнить. Стрелять в собаку я мог без серьезных последствий, а убив эту женщину, я, возможно, потеряю жизнь в тюрьме, если после разоблачения не решусь прежде застрелиться… По сути, я могу ее выпустить и сесть на восемь лет, и после освобождения мне исполнится только тридцать восемь! А вдруг мне дадут больше? Теперь, как совершеннолетний и рецидивист по изнасилованию, я попадаю под максимальную санкцию наказания – от восьми до пятнадцати лет. Теперь моя жертва взрослая женщина и за нее судья не решится дать максимальный срок… С другой стороны, я крепко ее побил. Однако полагаться на то, какой срок даст мне судья, – я не могу… Закон допускает дать мне пятнадцать лет за изнасилование этой женщины, но тогда лучше убить эту бабу, и сохранить шанс остаться на свободе… Самое непереносимое и унизительное – это сидеть в тюрьме второй раз за изнасилование… Все будут только презрительно смеяться надо мной, и я все равно буду вынужден повеситься… Все! Решено! Я не должен возвращаться к этой теме опять и опять. Я должен впредь обдумывать только безупречность исполнения всего намеченного…» – закончил рассуждать Бурцев и почувствовал неожиданно облегчение, как будто главное он уже сделал.