Читать книгу Античность сквозь призму иронии (сборник) - Олег Ернев - Страница 3

– О, Дионисий, – Аристипп сказал тирану, —

Дай денег мне, и я счастливей стану.

– Дать денег, Аристипп? Но ты ведь учишь сам,

Что ты нужды не знаешь. И словам

Твоим я доверяю. Ведь философ

Ни града не боится, ни морозов,

Ни солнечных лучей. Его труды —

Лишь только размышленье. И плоды

Оно мыслителю приносит золотые.

Я прав?

– Ты прав. Действительно, нужды я

Не знаю.

– Да, но деньги…

– Ты их дашь.

– Но логика…

– Её на абордаж

Возьмём, когда приблизимся к монетам,

Не забывая вывода при этом.

Я подтвержу правдивость моих слов,

Не нарушая логики основ.

И, взяв мешочек золотом набитый,

Сказал тирану он с улыбкой ядовитой:

«Вот моего учения плоды:

Ты видишь – я не ведаю нужды».

– Я, Аристипп, не выходя из дома,

Читаю в день по три-четыре тома.

Нет никого, кто б мог со мной сравниться.

Минута – и прочитана страница.

Уже я книг прочёл, наверно, тысяч сто.

Ну? Впечатляет, Аристипп?

– Нисколько.

– Что?

Не впечатляет? Как? Не хочешь ли сказать,

Что больше книг прочёл?

– Нет. Я люблю читать

Не быстро, понемногу, и к тому ж

Читаю редко.

– Вот как? Почему ж

Не впечатляет?

– Что ж, давай-ка для примера

Сравним двоих: великого Гомера

И бездаря, что в день по тыще строк

Слагает и слагал бы, если б мог,

По две, а то и три тысчёнки.

(Есть и такие старцы и мальчонки).

Ну а Гомер? Две книги: «Иллиада»

И «Одиссея» – вот писать как надо.

Всё в этих книгах: мудрость, глубина,

Страсть, войны, странствия… Одна

Из этих книг уже б прославила поэта.

Он знаменит на все четыре части света.

А тот, второй, издал три тыщи книг.

Его ты знаешь? Нет. И я. Он не велик,

Хотя, как видим, больше в двести раз

Гомера написал.

– Уж это точно.

– Нас

Спасите от такого стихоплёта.

А вот другой пример: допустим, кто-то

Ест мало и неспешно, ну а тот,

Другой, набить торопится живот

Обильной пищей, жадно есть раз десять

В день иль двенадцать. Если взвесить

Его – полтонны весит он.

Так толст, что от него сбежал бы слон.

Кто здоровей из них – кто толст

Иль первый, кто в еде умерен, прост?

– Конечно, первый.

– Вот ответ, приятель:

Не тот умён, кто тысяч книг читатель,

А, как нас учит жизнь сама,

Тот, кто читает с пользой для ума.

Был Аристипп учеником Сократа.

Попасть к нему в ученики – награда

Для всех желающих. Какой-то гражданин

Привёл к нему юнца.

– Вот, Аристипп, мой сын:

Балбес, наглец, глупец, тупица.

Добился палкой я желания учиться.

Привёл к тебе в ученики. Сократ

Мне говорил, ученикам ты рад.

Но ты учти: какие есть пороки,

Все в нём сосредоточились. О, Боги!

Как я замучился с мальчишкою. Так что ж?

Возьмёшь?

– Возьму.

– А денег что возьмёшь?

– Полтыщи драхм.

– Да ты сошёл с ума!

– Не думаю.

– Да это ж денег – тьма!

За этого – такие вот деньжищи?

Я не ослышался?

– Я повторю: полтыщи!

– Невероятно!!! – На лице отца борьба

Двух сил явилась. Он вскричал поспешно.

– На эти деньги я раба куплю!

– Конечно.

И будет у тебя, мой милый, два раба.

Друг Аристиппа, некий Аристон

Был Дионисием приговорён

К повешенью. И Аристипп тирана

Просил о милости так рьяно

И так настойчиво, что надоел ему.

– Ещё раз явишься, и… сам пойдёшь в тюрьму! —

Но Аристипп пришёл в четвёртый, в пятый раз

И перед самой казнью. Был указ

Уже зачитан. Вызван был палач.

Из дома жертвы доносился плач.

– Не заступайся, он сегодня зол, —

Друзья сказали. – В бешенстве он стол

Перевернул. Там столько было блюд

И вин заморских. На расправу крут

Сегодня наш тиран, великий Дионисий,

И ты с твоим умом, с твоей повадкой лисьей…

А в дипломатии тебе ведь равных нет.

И даже Диоген, который на весь свет

Тебя позорит, лизоблюдом называя

И подлецом, не признавая

Твоей с тираном дружбы – даже он

Твоим уменьем восхищён

Распутывать узлы, что крепче стали.

Твоё искусство на себе мы испытали,

За что тебя и любим. Но поверь:

Закрыта к милостям тирана прочно дверь.

Иль хочешь ты, чтоб мы печальным взглядом

Смотрели, как качаетесь вы рядом?

Уймись, смирись. Надежды не осталось.

– Надежда есть всегда. Коль мне досталась

Такая участь, чашу выпью

Я до конца. И из тирана выбью

Пощаду или же… – Тут вышел тот,

К кому он шёл. Его приветствовал народ

Восторженно. И Аристипп – к тирану.

Его увидев, тот: «И не проси, не стану

Я слушать! Нет!» – Но, на колени пав,

Ему философ: «Дионисий, ты не прав!

Он не заслуживает смерти. Но, однако,

Я – на коленях! Диоген-собака,

Ты знаешь, засмеёт меня. Плевать!

Но на коленях буду я стоять

И день, и два, и три…»

– Ну, ладно, ладно, —

Ответил Дионисий. – Мне приятно,

Что ты, гордец, и – на коленях предо мной.

Казнь отменить. Пускай идёт домой. —

И – Аристиппу: «Ты – со мной на ужин.

Прочту стихи. Как критик ты мне нужен».

Ироники, клеветники – мы знаем —

Всегда найдут объект, и долго осуждаем

Он ими будет. Языки такого типа

Прошлись и по поступку Аристиппа.

Мол, на коленях, мол, лизал сапог.

Но Аристипп врагам ответить смог

Достойно: «Да, я испытал за друга страх.

Стал на колени пред тираном я, понятно,

Чтоб просьбу он мою расслышал внятно,

Ведь у тиранов уши – на ногах».

Философ Аристипп в ученье ввёл

Такую мысль, что человек, как вол,

Всю жизнь трудиться должен, но творенье

Его должно быть плодом вдохновенья.

Коль человек – трудов своих творец,

То счастье – вот трудов его венец.

И что не столько важен род деянья,

А важно, что деянье есть познанье

Как человека, так и жизненных основ,

Иначе жизнь пройдёт под сенью глупых снов.

Плывя на корабле однажды,

(Корабль попал в жестокий шторм)

Страдал от страха он, от тошноты, от жажды.

Шторма он выносил с трудом.

Пав на колени, он молился,

Чтобы Нептун ему явился,

И он ему сказал бы так: «Нептун,

Ты видишь: я не стар, не юн,

В расцвете сил, и в подземелье Ада

Спускаться не хочу. Да мне туда не надо.

Спаси от смерти! Жертвенных быков

Штук пять я принести тебе готов».

И спутники философа сказали:

«Трусишка Аристипп, а мы не знали,

Что дорожишь своей ты жизнью так».

– Не дорожит своею жизнью лишь дурак, —

Ответил Аристипп. – Бывают люди разными.

О, спутники, мысль выскажу такую:

«Рискуете вы жизнями несчастными,

А я – счастливейшей рискую».

Тиран сказал: «Поскольку, ты философ,

Давай пофилософствуй, Аристипп.

Давай нам выдай что-нибудь про рыб,

Про рыб не хочешь – выдай про матросов.

Ну, что-нибудь глубокое и броское,

Короче, что-то очень философское».

– Ты, Дионисий, чересчур уж резв,

Особенно, когда не трезв.

«Давай-ка», «выдай», «что-нибудь поглубже»,

«пофилософствуй»… Ну и глуп же

Ты, Дионисий. Я тебя учу,

Как надо говорить. Но сам, когда хочу

Я говорю, а не когда захочет

Какой-нибудь глупец. Ответь мне: «Разве кочет

Кричит зарю, приказу подчинясь?

А соловей? Нет, он свистит, резвясь,

По зову сердца. Так же и мыслитель,

Когда он погружён в обитель

Свободных и глубоких дум,

То изрекает, что придёт ему на ум.

– Ах, так?! – вскричал тиран. – Тогда в конец

Стола иди. Там, в месте самом дальнем,

Ты будешь одиноким и печальным

На нашем празднике.

– И снова ты глупец:

Ведь хорошо, что место это есть,

И я иду, чтоб на него воссесть,

Всегда тебе покорный, как ты знаешь.

Но, милый мой, ты не подозреваешь,

Что стулу этому оказываешь честь:

Когда твоя закатится звезда,

Забудут место, где сидел тиран-правитель,

Но место то, где сиживал Учитель,

То место не забудут никогда.