Читать книгу Псы войны. Противостояние - Олег Евгеньевич Пауллер - Страница 14
Закулисье
Флит-Стрит
ОглавлениеВ середине сентября Лондон гораздо приятнее, чем в его начале. Не так жарко и нет резких скачков температуры. Сентябрьское солнце, изредка проникающее сквозь узкие щели улиц, ещё согревает своими лучами. Однако, лондонцы спешат по своим делам и не замечают его. Как хорошо, что это не Африка! Нет изнуряющей жары и тёплых дождей, полчищ москитов и муравьёв! Да и новости здесь другие! Алекс бросил газету на потёртую софу и обвел комнату недовольным взглядом. В это время он обычно принимался за уборку. На чайном столике стояла грязная посуда, бутылки, лежали остатки ужина. Рядом, в мастерской жены, о чём-то бубнил радиоприёмник. Марика никак не привыкнет, уходя из дома, выключать проклятый ящик. Он посмотрел на часы: было половина девятого. Куда она пошла в такую рань? Не всё ли равно – может рисовать, а может – трахаться. Кто её знает?
Ровно шесть лет назад, когда Алекс увидел ее впервые, она была застенчивой молодой женщиной. С небольшим чемоданчиком из свиной кожи она стояла в хвосте длинной очереди иностранцев, проходящих паспортный контроль. В тот день он должен был сделать для своей газеты очерк об иммигрантах из стран Восточного Блока. Отслужив в армии пять лет, Александр Рикс тогда работал репортёром «Ивнинг Геральд». В редакции его ценили: он работал быстро и надежно и к тому же обладал массой военных познаний, а газета не могла держать специального военного обозревателя. Молодая черноволосая женщина показалась Алексу подходящим объектом для интервью: она была хорошо одета, носила скромные украшения и при этом выглядела как раз такой одинокой, потерявшей цель в жизни и почву под ногами, какой и должна выглядеть настоящая эмигрантка в глазах читателей английских газет.
– Вы говорите по-английски? – попробовал он заговорить, и был совершенно обескуражен, когда она без малейшего иностранного акцента ответила вопросом на вопрос:
– Не можете ли Вы принести мне стул?
Алекс подал знак фотографу, торчавшему у дверей:
– Принеси. А потом сфотографируй эту даму. Вы позволите?
– Да. Немного паблисити мне не повредит, – как впоследствии выяснилось, Марика вообще не имела ничего против газетчиков.
Время от времени она пододвигалась в очереди, отвечая на вопросы Алекса, внимательно разглядывая репортера. Он ей понравился. Не очень высокий, светловолосый молодой человек, делающий свое дело с напускной небрежностью.
– Я прочту вам записанное, – перебил ее мысли Кларк. – Итак, Марика Кленотник, двадцати восьми лет, приехала из Праги, художница. Успех на выставках в Берлине и Вене. Незамужняя. Русские разграбили вашу квартиру в Праге. Вам удалось бежать через Швейцарию, и теперь вы хотите начать новую жизнь в Англии.
– Так, – лаконично ответила она и стала рассказывать о событиях пражской весны.
Тогда он сделал отличное интервью. Ему даже удалось разыскать в каталоге одной швейцарской галереи портрет польского писателя Ярослава Ивашкевича, нарисованный Марикой. Газета сопроводила интервью Рикса репродукцией этой картины и фотографией художницы. Уже через четыре недели Марика получила свой первый заказ: Роберт Иннс-Смит, редактор «Таттлера» – отливающего глянцевой бумагой модного иллюстрированного журнала для высшего общества, – заказал свой портрет эмигрантке. Получив аванс в целых пятьдесят фунтов Марика разузнала адрес журналиста и пригласила его в ресторан. Алекс был очень удивлён этим, но из профессионального интереса не смог отказаться от приглашения: можно было сделать отличное продолжение его первого интервью. При второй встрече молодая художница произвела на Алекса такое сильное впечатление, что он даже позабыл о своей профессиональной любознательности и упустил такую почти незначительную мелочь: спросить ее, откуда она так хорошо говорит по-английски.
– Вы отлично владеете своим ремеслом, мистер Рикс, хотя не принимаете его особенно всерьез, – сказала ему на прощание Мария. – Я уверена, что мы с Вами ещё встретимся.
Второе интервью с Марикой оказалось провальным, потому, что Марика умолчала о том, что раньше уже жила в Англии два года. Узнав об этом из третьих рук, редактор сделал выговор Алексу:
– Похоже, что твой мозг переехал в область ниже пупка…
Так и произошло. Однажды вечером Алекс навестил ее, а через месяц переехал к ней. Вероятно, Марика всё же любила Алекса, хотя и не закрывала глаза на его недостатки. Поначалу ей показалось, что недостатки эти были его самыми привлекательными чертами. В конце года они поженились. Алекс в лице Марики нашел подругу, излучавшую спокойствие. С лёгкой руки Иннс-Смита, художница получала заказы от тщеславных бизнесменов и парламентариев, которые были не прочь увидеть в печати свое имя, упомянутое в связи с новой картиной. Поэтому на первых порах супруги почти не испытывали финансовых затруднений и сняли уютную квартирку на Джад-стрит. Коллеги и друзья, навещавшие их квартиру, завидовали Алексу – какая пригожая и ловкая хозяйка ему досталась. Действительно, гонорары его и Марики позволяли устраивать вечеринки, которые посещали многие люди: знакомые и незнакомые. В какой-то момент Алекс поймал себя на мысли, что потерял желание писать: он стремился поскорее завершить работу и бежать домой. Но однажды наступил день, когда это всё закончилось: он написал большую статью о военных проблемах и остро поставил вопрос о целесообразности содержания Рейнской Армии. Его коллеги из «Таймс» и «Обсервера» целыми неделями высмеивали его: неужели он сомневается в рещающей роли Британии в мировых войнах. Кто-то из коллег позволил себе даже задать вопрос, не будет ли, скажем, мистер Рикс рад, если Великобритания, чтобы обезопасить свою империю, заключит договор с русскими и отдаст континент коммунистов? А «Таймс» просто-напросто заявила, что ему не мешало бы проверить состояние своих умственных способностей, прежде чем заниматься военными прогнозами, которые требуют не только широкого кругозора, но и по меньшей мере нескольких курсов военной академии. Затем он написал несколько статей о событиях на Ангилье, что вызвало очередное недовольство истэблишмента. Алекс уже не мог себе позволить отказаться от того или иного задания своей газеты, как это бывало раньше. Хотя он больше не писал военно-политических статей, это вовсе не значило, что журналист не замечал происходящих в мире событий. Наоборот, Алекс пристально следил за ними.
Гонорары падали, он искал подработки, писал фельетоны, да и Марика с уходом Иннс-Смита из «Татлера» оказалась тоже почти позабытой. Ей тоже не везло: мода на её портреты прошла, а остальные картины пылились в галереях в ожидании покупателей. Она пыталась продать кое-какие из своих работ на толкучке в Тотенхэме, но не преуспела в этом. Цвет лица и характер у неё начали портится, речь огрубела, глаза потускнели и засверкали злым блеском. Их доходы неуклонно и быстро сокращались. С той же быстротой ухудшался характер жены. Как-то раз Марика объявила, что прямота Алекса губит их брак. С тех пор он зарекся вступать в полемику, не имея в своем распоряжении ничего, кроме здравого смысла и умения реально оценивать международное положение. Как-то в мае семидесятого года, дружески расположенный к нему редактор предложил:
– Алекс, ты сейчас не в фаворе и у тебя трудные времена. Я хочу тебе помочь!
– Как, босс! Вы же видите я оказался прав и с Ангильей, и с Аденом, и с Маскатом!
– Знаю, но именно этого тебе не хотят простить наши коллеги! Поэтому предлагаю тебе поехать в Западную Африку. Будешь представлять там несколько газет, включая и нашу. Я уже обо всём договорился. Поработаешь там несколько лет, а потом вернёшься. Ты согласен?
– А у меня есть выбор?
– Пожалуй, что нет!
– Где будет мой корпункт?
– Выбирай сам: Луис, Габерон, Кларенс.
– Что же! В страну тёплых дождей!
С тех пор прошло почти четыре года…
Алекс закончил приборку комнаты и подошёл к зеркалу. Сорок месяцев, проведенных им в Западной Африке, наложили неизгладимый отпечаток на его внешность: когда-то льняные волосы выцвели, кожа приобрела смуглый оттенок, белки глаз пожелтели от болезни печени. Её он подхватил в гилеях на Бамуанги два года назад. Надо было бриться и идти в редакцию, где его ждала повседневная работа: он редактировал несколько колонок хроники дня. Это было то заслуженное повышение, которое ему пообещал редактор. Надо сказать, что это настоящий джентельмен. Жалко, что он уходит на пенсию. Ровно в десять часов Алекс переступил порог редакции:
– Мистер Рикс! Вам звонил мистер Ф.Ф. Он пригласил на файф о’клок в Американский Бар.
– Спасибо, милая, – бросил Алекс сквозь зубы и чертыхнулся: – Наверняка какая-нибудь презентация, а у меня в карманах хоть шаром покати…
Весь его день был занят работой и поиском денег: первой было сверх меры, вторых – вовсе не было. В половину пятого Алекс завалился к редактору:
– Выручайте, шеф. Меня пригласил Ф.Ф. в Американский Бар, а денег – хоть шаром покати…
– «Савой» – дорогое удовольствие, – сказал редактор, выдвинув ящик стола. Из него он достал тонкую пачку десятифунтовых купюр и отсчитал три. – Держи. Если пропьёшь их без толку – вычту из зарплаты…
– Спасибо, сэр, – схватил деньги Алекс. – Где расписаться?
– У Маргарет. Она выпишет ордер на представительские расходы…
В Американский Бар он едва не опоздал: как обычно, Стрэнд в это время был забит автотранспортом. Ф.Ф. сидел за стойкой бара. Он тянул какой-то коктейль и лениво перебрасывался словами с Джо Гилмором.
– Привет, Рикс, – он бесцеремонно помахал рукой Алексу, топтавшемуся у входа. – Подходи к нам. Что пьешь? Я угощаю! Бленхейм или Черчилль?
Удивлённый таким отношением, Алекс подошёл к стойке:
– Пожалуй, бленхейм, Фред. Как дела?
– Отлично, мой друг! Просто отлично! Твой материал настолько интересен, что я прочёл их взахлёб! Кот был отличный парень!
– Да. он мне тоже нравился, – осторожно ответил. – Так ты по этому вопросу, а я думал, что будет презентация новой книги…
– Будет, обязательно, будет, – широко улыбнулся Фред. Его широкое лицо с белозубой улыбкой нависло над Алексом. – Ты просто не представляешь! Это будет бомба!
– А почему ты просто не опубликуешь дневники?
– А… Они никому не будут интересны. Я их использую для своего романа «Как сделать переворот»!
– Ты будешь не первый…
– Как?
– В 1931 году такую книженцию уже написал Курцио Маллатаре…
– Итальяшка, фашист! Я напишу доступным английским языком! Это будет достойная эпитафия Коту!
– Ты – неплохой писатель, Фред. Это у тебя получится, – разочарованно произнёс Алекс и поднялся, чтобы уйти.
– Постой! Алекс, мне надо с тобой поговорить.
– О чём?
– Как о чём? О Зангаро! Я возьму у тебя консультации, – Ф.Ф. выложил на стол несколько пятифунтовых банкнот и щёлкнул пальцами Гилмору, чтобы тот повторил. – Я очень скрупулёзно изучаю материал перед написанием романа и нуждаюсь в твоей помощи. Меня консультирует Патрик Сил. Ему тоже надо платить…
– Соавтор «Операции Хилтон»? – Алекс вновь уселся на стул и потянулся за вторым коктейлем. – Расскажи, мне это будет интересно.
Фред кивнул головой и стал рассказывать о тех материалах, которые показал ему Сил. Это заняло целых полчаса, и ещё два коктейля.
– А куда делся Маурин Маконвилл? – в конце рассказа спросил Алекс. – Я слышал, он был другом Патрика.
– Второй соавтор? – нахмурился Ф.Ф. – Не знаю, не интересовался.
– Зато я знаю, – ответил репортёр. – Его уволили из редакции «Обсервера» сразу после публикации книги. Он не смог найти работу в газете и уехал в Австралию. Вот так вот…
– Послушай, Алекс! Мне нужна информация о Зангаро. О людях, нравах, событиях. Ты же был там корреспондентом.
– Вообще-то мой корпункт находился в Луисе. В Кларенс я наезжал редко. Просто мне повезло оказаться в нужное время в нужном месте…
– Именно поэтому ты мне просто необходим!
– Одним коктейлем здесь не обойдётся, – Алек после долгой паузы. – И это будет тебе стоить денег.
– Да, конечно, – кивнул головой Фред. – Я готов поделится с тобой гонораром от новой книги. Или может ты предпочитаешь наличные?
– Наличные, я сейчас сижу на мели, – вздохнул Алекс, сгребая деньги в свой карман. – Но этого – недостаточно!
– Я не смогу тебе много платить…
– Что поделаешь, но помогать тебе из благотворительности я не буду, – усмехнулся Алекс. – Ты итак – звезда. Три бестселлера за три года!
– А если я тебе подброшу кое-что для колонки светской хроники твоей газеты. Ты же её тоже редактируешь?
– Гм… Это интересно! Что там у тебя есть?
– В субботу в Темпле состоится официальное обручение мисс Джулии Мэнсон и некоего Мартина Торпа. Точно время я не знаю, но думаю, что это произойдёт в полдень. На всякий случай пошли туда фотографа заранее.
– Откуда ты это знаешь?
– От подружки Джулии, я с ней иногда встречаюсь…
– Спасибо. Мартин Торп – кто это?
– Довольно ловкий малый. Один из топ-менеджеров МэнКона. Одновременно занимается тем, что бизнесмены называют рейдерством.
– И сэр Джеймс согласился на этот брак?
– Да, что для меня вовсе неудивительно. Когда я брал интервью у Мэнсона, у меня сложилось твёрдое убеждение, что это акула большого бизнеса не брезгует ничем…
– Почему ты мне слил эту информацию? Мог бы сам неплохо подзаработать…
– Тут несколько причин, – замялся Фред. – Всё тебе сказать не смогу…
– Ладно, проехали, – махнул рукой Алекс. – Спасибо за информацию. Он протянул ему руку. Фред её крепко пожал. На следующий день Алекс вернул представительские в кассу редакции, чем сильно удивил своего шефа.
В субботу вечером «Ивнинг Геральд» опубликовала снимки с церемонии обручения Джулии Мэнсон и Мартина Торпа, на которой присутствовали столпы общества. Это вызвало недовольство у сэра Джеймса Мэнсона и нездоровый ажиотаж среди сотрудников МэнКона.
– Откуда газетчики пронюхали про помолвку, мисс Кук, – раздражённо спросил он в понедельник свою секретаршу.
– Я полагаю, сэр, – ответила сухопарая англичанка, – что это произошло случайно. Газетчики всегда ошиваются возле значимых персон. Кроме того, нельзя исключить, что эту информацию могла узнать прислуга кого-нибудь из приглашённых и продать её на сторону.
– Вероятно, вы правы, миссис Кук, – внезапно успокоился сэр Джеймс и с улыбкой добавил. – У меня развилась паранойя.
Миссис Кук не поняла шутки и продолжала свои объяснения:
– Я лично рассылала приглашения на помолвку неделю назад. Я могу представить список рассыльных…
– Не надо, – махнул рукой сэр Джеймс. – Пригласите ко мне мистера Торпа сразу, как только он появится у себя в офисе.
– Да, сэр!
– Что-то ещё?
– В приёмной Вас ждёт полковник Роджерс.
– Он один?
– Да, сэр.
– Пригласите его ко мне через десять минут и пришлите мне папку по его делу. Как полковник зайдёт, организуйте нам кофе со сливками.
– Хорошо, сэр – произнесла миссис Кук.
Когда в кабинет зашёл Роджерс, на Мэнсона прямо дыхнуло Африкой.
– Здравствуйте, старина! – раскинул руки сэр Джеймс, выходя из-за стола. Он приобнял полковника и похлопал его по плечу. Тот попытался отстраниться от такого панибратства, но этого не получилось. Мэнсон указал на кофейный столик, который уже сервировала миссис Кук. – Присаживайтесь, рассказывайте! Как там поживает Эндин? Как я понял из ваших докладов, у него какие-то проблемы с законом.
Роджерс чинно уселся на стул:
– Что Вы, сэр. Вовсе нет. Это вариант развития событий был заранее предусмотрен. Накладка произошла из-за того, что кое-кто из местных агентов решил скрысятничать.
– Сколько не плати этим долбаным ниггерам – всё равно воровали, воруют и будут воровать! – выругался Мэнсон. – В моё время лучшим средством для их воспитания была палка!
– Сейчас другие времена, сэр! – тактично произнёс Роджерс, пригубив кофе. – Но этот человек уже наказан…
– Как, если не секрет?
– Его больше не существует…
– Надеюсь, это никак не повлияет на успех операции?
– Это её немного задерживает, но…
– Никаких но! Мне нужен контроль над правительством Зангаро!
– Да, сэр Джеймс! В настоящее время всё готово. Осталось дождаться, чтобы президент Окойе официально обратился к новому президенту Гвиании за помощью против повстанцев.
– И как? Он её окажет?
– Его сейчас обрабатывает мистер Гуль. Помощь будет символической, но вместе с нею на территорию страны войдут наши добровольцы. Они станут нашей главной опорой в стране.
– Детали я уже знаю, – кивнул Мэнсон. – Когда это может произойти?
– В течение месяца или двух. Всё зависит от активности красных в Загорье. Пока правительство Окойе контролирует ситуацию и рассчитывает решить проблему своими силами…
– Этого нельзя допустить!
– Я понимаю, сэр. Мы делаем всё, чтобы этого не случилось…
– Надо заставить этого черномазого доктора обратиться за помощью, полковник!
– Когда кимбисты пересекут Хрустальные Горы и двинутся на Кларенс, Окойе и его банда быстро отрезвеют и обратятся в Луис за помощью.
– А как наши позиции в Луисе?
– Во втором туре выборов с небольшим отрывом победил южанин Околонго. За него проголосовали столица и южные округа. Его главный конкурент майор Ниачи набрал чуть меньше голосов, несмотря на поддержку армии.
– Насколько я помню, этот тип возглавлял военное правительство?
– Да. А потом стал временным президентом Гвиании. По своим воззрениям он – левый радикал, но не коммунист…
– А Околонго? Он вменяем?
– Да, это человек старой школы. Он был столичным губернатором ещё при первом президенте страны – Симбе. Консервативен, но не агрессивен, хотя имеет зуб на многих нынешних политиков.
– Есть ли на него какие-то средства давления?
– Конечно, сэр, – Роджерс впервые улыбнулся за время беседы. – Доктор Джеймс Маджаи. Близкие знакомые зовут его Джимом. Именно голоса его сторонников обеспечили победу Околонго. По слухам, он метит на пост вице-президента Гвиании.
– Насколько он управляем?
– Я пришлю Вам его досье, сэр. Вы сами всё поймёте.
– Есть ещё какие-нибудь новости из Кларенса?
– Да, сэр. В Зангаро учреждена частная авиационная компания «Зангарские авиалинии» с капиталом в пятьсот тысяч франков. Половина капитала оплачена…
– Французы, частники?
– Да. Совладельцы – два француза и итальянец. Все служили…
– Проделки Фоккара.
– Не думаю, сэр. По моим данным, их вытурили с Комор, где они занимались частными перевозками…
– Кто?
– Точно неизвестно, но в этом замешан зять министра финансов Французской Республики. Вы его знаете?
– Встречались пару раз по вопросу одной концессии в Экваториальной Африке, – поморщился от неприятных воспоминаний Мэнсон: ему тогда пришлось уступить французам. – Выясните о них поподробнее.
– Да, сэр! Что делать, если это будут люди Фоккара?
– Постарайтесь от них избавиться, полковник.
– Понимаю, сэр. Идёт война и всякое-такое, – улыбнулся экс-разведчик. – А если нет?
– Тогда пусть пока работают на благо республики Зангаро, – сэр Джеймс изобразил подобие улыбки. – Там видно будет! В любом случае, сообщите мне о результатах Вашего расследования. А теперь: извините, у меня через десять минут начнётся совещание.
– Да, сэр! До свиданья, – Роджерс обиженно поднялся с кресла и, не подав руки боссу, направился к двери.
– До свиданья, полковник, – послышалось ему вслед. – Не забудьте про досье…
Документы на доктора Маджаи были доставлены в кабинет Мэнсона уже через двадцать минут после ухода Роджерса. Это не была обычная папка с колонками цифр и машинописными отчётами. Помимо нескольких напечатанных листков она содержала газетные вырезки, фотографии и писанные от руки листки бумаги различного формата. Сразу после окончания совещания, сэр Джеймс углубился в изучение материалов о будущем вице-президенте Гвиании. Он так увлёкся, что не заметил, как пролетело время: настолько ему стало интересно. Из пухлого досье следовало, что этот самоуверенный и хитрый политик, сменивший уже несколько раз свои политические убеждения и партийную принадлежность. Дед Йона Маджаи был богат и первым начал сотрудничать с англичанами, продавая пальмовое масло вместо рабов. Его отец гордился тем, что получил наследственный титул вождя в своём клане и установил своё влияние в низовьях Бамуанги, откуда уходили пароходы и караваны на север. Йон кроме титула и денег, дал своему старшему сыну и наследнику хорошее образование в Луиском университете, что принесло его сыну диплом инженера-строителя. Конечно, его папаше Йону пришлось в свое время раскошелиться, чтобы администрация университета закрыла глаза на кое-какие пробелы в знаниях Джеймса, но посвящать свою жизнь возне на строительных площадках молодой Мажаи не собирался. Не хотел этого и его папаша.
– Зачем образованному человеку работать? – искренне удивлялся он. – Ведь даже шофёр не моет машину сам, а нанимает мальчика. В нашей стране, слава богу, еще хватит людей, которые ничего больше не могут, как только работать…
Протекция и дополнительные концессионные привилегии на территории племени открыли молодому инженеру путь на работу в одну из местных фирм, принадлежащую, естественно, англичанам. И тут так удачно начатая карьера вдруг прервалась: как-то молодой Джим решил набить физиономию своему коллеге-англичанину, когда тот насмешливо усомнился в том, каким способом он приобрел свой диплом. Его противник оказался неплохим боксером и смог постоять за себя. К тому же он оказался джентльменом: расквасив нос своему противнику, он протянул ему руку и предложил выпить в знак примирения: все-таки в те времена не каждый из гвианцев осмелился бы поднять руку на европейца, а европейцами считались все светлокожие, кроме индусов, сирийцев и ливанцев. Они выпили в соседнем баре и расстались друзьями. Однако кто-то из доброжелателей донес в дирекцию об этом инциденте, и папаше Йону рекомендовали на время отправить несдержанного наследника куда-нибудь подальше от Гвиании, хотя бы в Лондон. Так Джим оказался в Ройял Халловее, где учились дети туземных владык из британских колоний и протекторатов. Вождь Йон сделал выводы из случившегося, а, чтобы сынок не бил баклуши, определил его на факультет права. Джим должен был вернуться на родину адвокатом. Эта профессия считалась в Гвиании самой почетной. Ещё во время учёбы в Англии имя Джима Маджаи гремело в кругу гвианийских студентов. Он приехал в Лондон героем и сразу стал одним из лидеров землячества.
Через некоторое время Йону сообщили, что его отпрыск увлекся социалистическими идеями, однако он нисколько не удивился и не возмутился.
– Это, – сказал он в кругу семьи, – очень хорошо. Пусть перебесится там, за морем, а сюда возвращается солидным человеком. Не надо бить посуду в собственном доме.
Так оно и случилось. Джим довольно быстро пришел к выводу, что коммунисты – либо чудаки, либо просто неудачники. А он жаждал удачи, славы! Ему было обидно, что после драки с англичанином не англичанину, а ему пришлось покинуть родные края и отправиться в холодный и мокрый Лондон. Получив диплом бакалавра права, Джим вернулся на родину, где учредил собственное вербовочное бюро, где набирал молодых соплеменников на стройки страны. Не прошло и года после этого, как его папаша по странному стечению обстоятельств прожил недолго. Он оставил сыну титул вождя, три большие фермы, несколько доходных домов в Луисе, а также солидный банковский счет и большой пакет акций, инвестированных в солидные британские компании.
Когда дело шло к получению Гвианией независимости, тридцатилетний адвокат решил вдруг заняться политикой. В стране вдруг появилось превеликое множество различных партий и организаций, объявивших себя врагами колониализма: их состав был самый разнообразный: от племенных вождей и преуспевающих бизнесменов до мелких лавочников и чиновников. Большинство же населения просто не понимало о чём идёт речь: поиски заработка занимали их повседневную жизнь, а голод и нищета были их постоянными спутниками. Молодой Маджаи примкнул к «Действующей партии», в которую объединились все его соплеменники. Их верховный вождь Колоко отнесся к нему благосклонно: ему нужен был помощник с юридическим дипломом. Уже через три года Джим Маджаи был генеральным секретарем «Действующей партии» и вторым лицом после вождя Колоко. Затем он стал членом парламента и вкусил от власти. Как-то он помог получить лакомый подряд от провинциального правительства на постройку новой дороги, другой раз – добыть на расширение государственных плантаций гевеи – дерева-каучуконоса, третий – на… В его власти оказалось такое множество доходных возможностей, что благодарность от облагодетельствованных бизнесменов широкой рекой лилась на его счета. Все это здесь было в порядке вещей. У каждого, кто хоть как-нибудь соприкасался с властью, появлялись фабрички и дома, росли счета в банках, а дети отправлялись учиться за границу. Поэтому никто не удивился, когда генеральный секретарь «Действующей партии» стал совладельцем нескольких фабрик. На одной из них собирали радиоприемники из деталей, поступающих из-за моря. Продукция считалась «местной» и налогами не облагалась. Компаньоном Маджаи стал Фредерик Браун, тот самый англичанин, с которым он повздорил много лет назад. Но все же не одни лишь деньги влекли Джима. Никто не был так щедр на праздниках, никто так ловко не наклеивал на потные лбы танцоров, приглашенных, чтобы повеселить собравшихся, новенькие пятифунтовые бумажки – целые состояния, например, для семьи бедняка. Когда об этом доносили вождю Колоко, он только щурился и добродушно говорил в ответ:
– Этот парень далеко пойдет! Вот дайте только нам получить власть…
Все, казалось, шло хорошо, пока «Действующая партия» правила в «своем районе. Когда приближалась официально намеченная дата получения Гвианией независимости, Маджаи понял, что его нынешнему положению приходит конец. Это было связано с конституцией Гвиании, которую подготовили британские власти. Ознакомившись с её проектом, Маджаи понял, что при любом исходе выборов представители северных округов будут иметь в парламенте абсолютное большинство мест. Когда британский флаг уже давно был торжественно спущен на городском стадионе Луиса, а премьер-министр из Северной Партии поселился на вилле рядом с финансовым магнатом, купившим место министра хозяйства, «Действующая партия» перешла в оппозицию. И тут генеральный секретарь «Действующей партии» сообщил полковнику Роджерсу, возглавлявшему службу безопасности доминиона, что оппозиционная «Действующая партия» готовит государственный переворот. Лидер «Действующей партии» Колоко и его ближайшее окружение оказались за решеткой. Главным свидетелем обвинения на процессе, готовящемся против них, должен был выступить Джим Маджаи. Депутаты «Действующей партии», неискушенные в политике, решили рассчитаться с ренегатом наипростейшим способом: когда он появился в парламенте, они накинулись на него с кулаками. Потом, уже после суда, надолго упрятавшего вождя Колоко и его сподвижников за решетку, Джима били еще несколько раз – просто прохожие, узнававшие его на улице. Однажды у него даже чуть не сожгли автомашину, но вмешалась полиция. Кое-кто обещал застрелить его при первой возможности. Но тут произошло самое интересное: Маджаи выступил перед коллегами и предложил им объединиться с северянами. Так возникла Объединённая Демократическая Партия Гвиании. У Джеймса появилась привычка скрывать свое местопребывание – он не ночевал в одном и том же своем доме больше двух ночей подряд. Кроме того, он нанял телохранителей и окружил свою виллу в Луисе массивной стеной. Его «Демократическая партия» вступила в коалицию с правящей. И хотя на последних выборах в парламент избиратели дружно проголосовали против него, Джим не пал духом. Премьер-министр назначил его сенатором и вручил ему для начала портфель министра информации.
Новый виток карьеры Маджаи начался после того, как он был направлен в Лондон на переговоры об изменении юридического статуса Гвиании: доминион превратился в республику. Официальным главой делегации был огромный северянин с большим животом, с круглым детским лицом и писклявым голосом. Но уже в первый же день британские дипломаты заметили, что он во всем слушается другого члена делегации, плотного человека с чуть косящими умными глазами и рысьими усиками. Он говорил по-английски с кембриджским акцентом и сыпал юридическими терминами не хуже опытного барристера. Переговоры прошли успешно и вскоре лидер объединённых демократов Симба стал президентом, а вместо стилизованного «Юнион Джека» на сине-белом флаге Гвиании появились две скрещенные панги. Вскоре он возглавил секретариат президента. Смерть престарелого главы государства лишила его влияния в президентском дворце, а дальнейшие интриги северян постепенно отодвигали Маджаи на второй план. Действия его противников были настолько примитивны, что он даже забавлялся этим. После скандального дела Околонго, положение Джима сильно осложнилось: на промежуточных выборах он с трудом сохранил своё место в парламенте. Несмотря на это, Маджаи не расстался с мечтой достичь вершины власти: он постоянно интриговал, подкупал, одаривал. Поэтому не удивительно, что во время военного путча он оказался в рядах заговорщиков.
Восемь лет назад сорокадвухлетний Джим Маджаи стал кем-то вроде политического советника главы Военного правительства генерала Дугласа, ему подчинялись одновременно министерства иностранных и внутренних дел, хозяйства и информации. Он взялся за дело со всей своей энергией. Он носился по городу на военном «джипе», окруженный охраной, выступал по радио, принимал послов. Бывшие министры и видные чиновники свергнутого правительства трепетали при одном его имени – он лично возглавлял и комиссию по расследованию их деятельности, и другую – по подготовке новой конституции. Затем последовал новый военный переворот и всесильному советнику пришлось бежать за границу, поскольку газетчики вскрыли его связь с британской разведкой. Он присоединился к сепаратистам юга и какое-то время даже был советником полковника Бохана, возглавившего мятеж. Когда военное правительство провозгласило политику национального примирения, Джеймс Маджаи вернулся на родину. В переходном правительстве майора Ниачи занимал пост министра информации и считался его верным союзником. Однако, это не помешало ему выдвинуть свою кандидатуру в президенты, подняв знамя «Новой Действующей Партии». Его поддержали многие традиционные вожди Запада и Юга, а также группа интеллигентов Севера. В результате Ниачи и поддержавшие его радикалы не смогли набрать необходимого большинства в первом туре…
Сразу после обнародования результатов голосования выяснилось, что в парламенте у Маджаи сорганизовалась довольно внушительная группа сторонников. Когда радикалы попытались отложить выборы президента, они пустили в ход кулаки и собственные кресла. Разыгравшееся сражение удалось прекратить лишь службе безопасности, которая с помощью слезоточивого газа разогнала разбушевавшихся «представителей народа». Спасаясь от дубинок и газа, они стали выпрыгивать прямо из окон, к превеликому удовольствию собравшихся зевак. Всё это широко освещалось в свободной прессе и не добавило авторитета переходному правительству. Самому Джеймсу расквасили нос и посадили под глаз здоровенный синяк. Правительство распустило вновь избранный парламент, а Маджаи призвал своих сторонников голосовать за Околонго во втором туре, чем обеспечил ему небольшой перевес по голосам и победу на президентских выборах.
Раздался гудок селектора: миссис Кук сообщила о появлении его будущего зятя по какому-то неотложному делу. Мэнсон с большим сожалением оторвался от чтения и удовлетворённо пробормотал:
– Наконец-то в поле его зрения появился вменяемый африканец! Ещё и мой тёзка!
– Извините, сэр? – переспросила секретарь. – Я не поняла какой африканец и Ваш тёзка, сэр?
– Это не вам, мисс Кук! Пригласите Мартина… – сэр Джеймс с сожалением закрыл папку и положил её в ящик своего письменного стола и повернул ключ в его замке.
После разговора с Лорримаром Бенъярд посетил аэропорт Кларенса. За два месяца здесь произошли кардинальные изменения, удивившие его настолько, что он на некоторое время лишился слов. Словоохотливый начальник аэропорта Моксан провёл его по вновь отремонтированному зданию, показал пустующую площадку для стоянки самолётов, заправочные танки и диспетчерскую вышку.
– Сегодня ждём очередной рейс «Сабены», – сказал дежурный. Пилот сообщил, что через час будет в пределах видимости нашего радара.
– У вас есть радар, мистер Моксан? – удивился Бенъярд.
– Да, сэр, – с воодушевлением произнёс начальник аэропорта. – Он, правда, слабенький, но в радиусе двадцати пяти километров мы можем засечь приближающийся самолёт.
– Откуда он взялся?
– Остался с прежних времён. Его, конечно, эксплуатировали на износ, но механик его починил.
– Какой механик, Ваш?
– Нет, мистер Бенъярд. – Это компаньон Сержа Компана, итальянец. Разве вы не в курсе?
– А! Они уже приехали.
– Не все, сэр. Только двое. Их самолёт задержали в Лусаке. Что-то не так с документами.
– Что за самолёт?
– Сто четвёртый «Доув». Я уже отправил в Замбию необходимые материалы, так что его сегодня или завтра выпустят, – гордо произнёс Моксан. – Это будет первый частный самолёт нашей страны.
– Прекрасно, продолжайте в том же духе. Где мне найти мистера Компана?
– Он сейчас находится в ближнем ангаре: там проходят профилактику наши «миниконы». Вас проводить?
– Нет, занимаетесь своими делами, мистер Моксан.
– Да, сэр.
Бенъярд спустился с вышки и побрёл через лётное поле к ангарам. Краем глаза он видел, как начальник аэропорта говорит с диспетчером о чём-то очень важном. Триста метров быстрым шагом по открытому полю под жарким полуденным солнцем немного вымотали Генри. Он очень обрадовался, когда достиг тени, отбрасываемой аркой ангара. Здесь было также душно, но, по крайней мере, не палило солнце. После яркого солнца Генри не сразу смог в полумраке сфокусировать зрение. Когда оно вернулось к нему, прошло только пару минут. В ангаре не было так темно, как ему показалось сначала: горели лампы дневного света. Они освещали силуэты двух шведских самолётиков. Один из них был накрыт чехлом, а вокруг второго копошились несколько человек. Руководил ими чумазый и очень лохматый тип в промасленном комбинезоне – белый, то ли испанец, то ли итальянец. Он первый заметил посетителя и поприветствовал его:
– Буоно джорно, сеньор. Меня зовут Роберто Пецци. Чем обязан?
– Добрый день, Генри Бенъярд. Я ищу Сержа Компана.
– Он проводит теоретические занятия с местными авиалюбителями, – улыбнулся Пецци, – а я – его коллега. Помогаю готовить эту машину к вылету. Желать всё равно нечего – наша голубка застряла в Лусаке. Местные власти утверждают, что она была приобретена с нарушением закона. Я сам подобрал этот хлам на свалке и сделал из него конфетку. Что же тут незаконного?
– От имени правительства Зангаро благодарю за помощь…
– Не надо благодарностей, мы ведь работаем не бесплатно, – беззаботно произнёс итальянец и, увидев озадаченное лицо собеседника, пояснил: – Мистер Моксан платит нам по сто пятьдесят франков в день за то, что мы учим его людей…
– С Моксаном я разберусь потом, – подумал Генри и с иронией в голосе спросил Пецци:
– Так где у вас тут курсы начинающих пилотов?
– В дальнем ангаре, сеньор. Мсье Компана проводит тактические занятия.
Серж был настолько увлечён рассказом, что не заметил вошедшего Бенъярда. Зато это сделали оба его ученика – Ранри и Тербел. Увидев президентского конфидента, они вскочили со стульев и вытянулись по стойке смирно.
– Надеюсь, что Вас не отвлекаю, господа, – мягко произнёс Генри.
– Господин майор, мы, как раз, заканчиваем наши теоретические занятия. После обеда будет первый тренировочный полёт.
– Кто из вас сегодня летит, господа? – спросил Бенъярд курсантов.
– Я, – смущённо ответил Ранри.
– Смотри, не повреди самолёт…
– Да, сайя…
– Мсье Компана, у меня к Вам есть предложение.
– Внимательно слушаю, господин министр!
– Наше правительство хочет, чтобы Вы возглавили наши ВВС. Получите временный чин майора, оклад, содержание…
– Но у меня частная фирма…
– Никуда она не денется. Обещаю, что как только Вы обучите наших пилотов, дадим Вам отставку. Всё равно вы с коллегой пока бездельничаете. Кстати, моё предложение касается и его…
– Мне надо подумать.
– Подумайте, мсье Компана. Мы можем предоставить вашей авиакомпании ряд привилегий…
– Каких?
– Знаете, я не сильно разбираюсь в авиационных перевозках, поэтому сформулируйте свои предложения сами. Наше правительство рассмотрит их и на определённых условиях утвердит. Только не перегибайте палку.
– Хорошо, господин министр. Я подумаю и завтра дам ответ…
Следующим вечером президент Республики Зангаро утвердил особый статус чартерной компании «ЗАЛ –Зангарские авиалинии». Серж Компана и Роберт Пецци были мобилизованы и получили временные звания майора и капитана, соответственно. Для проживания им был выделен отдельный коттедж недалеко от аэродрома, куда они перевезли вещи из «Индепенденса».
– Подумать только, – сказал Пецци, отдавая Гомесу ключи от номера, – я– капитан ВВС. Моя мама никогда не поверила бы в это.
– Так напиши, ей!
– Она умерла пятнадцать лет назад!