Читать книгу Задание Империи - Олег Измеров - Страница 13

Парковой оказалась нынешняя улица Майской Стачки. «Иллюзион» стоял практически на месте «Победы» (удобное место, однако!) и тоже был двухзальным. Вот только залы располагались не в стороны от входа, а компактно, рядом, как в «Родине», и по одну сторону от кинотеатра при входе в парк была детская площадка, а по другую – спортивная, с деревянными гимнастическими снарядами. Вестибюль кинотеатра с лентой окон с небольшими стеклами, переплетенными сеткой рам, на втором этаже и колоннада на первом выступали дугой в сторону улицы. Окошки касс были на улице; солнце припекало, так что, пока очередь дошла до Виктора, он начал искать глазами если не продавщицу газировки или кваса, то хотя бы обычную водяную колонку. Колонки не наблюдалось, однако в парке через дорогу, у входа, Виктор приметил деревянный бело-голубой павильон с решетчатыми стенками, похожий на беседки в детском саду; на павильоне висела большая вывеска: «Кафе «У Иллюзиона». И чуть пониже поменьше: «Хуторское холодное пиво Ковригина практически даром».

Неудивительно, что, отстояв очередь и взяв на девять два места на заднем ряду (тут же вспомнилась реклама с дебильным кассиром: «Бугога! Места для поцелуев!»), Виктор завернул в решетчатый павильон. Пиво Ковригина продавалось по пятаку за пинту (в кафе почему-то разливали в кружки английской емкости – в пинту и полпинты), что Виктор счел даже по советским меркам недорогим. Пиво подавали официантки; Виктор сел за столик в углу, продуваемый ветерком, и заказал девушке пинту пива и воблы. На закусь были еще раки, но его взяли сомнения, не испортится ли сей деликатный продукт ввиду жары и вероятного отсутствия здесь холодильника.

Живого звука в кафе не было, но музыка наличествовала в виде автоматического электропатефона с пачкой пластинок, которые проигрывались одна за другой; по завершении к машине подходила одна из девушек-официанток, которая перезаряжала автомат с таким серьезным видом, будто собиралась перекомпилировать ядро Линукс Мандрива. Салфетки сияли чистотой, и с потолка свисали желтые липкие ленты от мух. Кондиционеров, понятное дело, не было и в помине, зато высаженный вокруг павильона жасмин начисто отбивал запах пива. Пьяных не замечалось (видимо, на случай оных имелась в наличии пара дюжих грузчиков в халатах, смолящих от скуки махру у открытой задней двери), публика вообще была приличной, хоть и разношерстной, – от нарядных дам в дорогих шляпках и их щегольских кавалеров до парней в скромных парусиновых брюках и девиц, лузгающих семечки в расставленные на столах пепельницы. В общем, жизнь в здешнем тридцать восьмом виделась довольно веселой и беспечной, особенно под кружечку пива с воблой.

– Можно за ваш столик?

Перед Виктором стоял молодой офицер со щегольскими усиками, судя по погонам – поручик, на нарукавной нашивке которого был изображен танк, а на груди красовался орден в виде пурпурной восьмиконечной звезды, чем-то напомнивший орден Красной Звезды.

– Конечно, пожалуйста! Героям России – всегда рады!

– Ну героям – это пока громко сказано… А вы – тот самый писатель Виктор Еремин?

– Ну писатель – это пока тоже громко сказано.

– Да не прибедняйтесь, хорошо пишете! Машенька, два пива и воблы! Я лейтенант Карченов, Семен Геннадьевич. Пурпурный Крест – это нам еще за бросок на Киев дали.

Виктор чуть не поперхнулся пивом. Какой еще бросок на Киев?

– Вы… вы участник того самого легендарного броска?

– Насчет легендарного – это, в общем, тоже… Вы, верно, фильму «Меч и крест» смотрели? Ну где там такие съемки адских боев с войсками гетмана, а потом наши танкисты сбрасывают гусеницы с машин «кристи» и на колесах сквозь огонь противотанковых пушек прорываются по шоссе прямо до Киева? Так это режиссер Железоглыбов напутал. На самом деле, когда пришел приказ перейти границу Украины, мы даже не надевали гусениц: лень было.

«Украины? Она отделялась? Ну да, Центральная Рада, Скоропадский, Петлюра… А потом, значит, ее завоевали?»

– Ночью, стало быть, поднялись, фары включили – и к границе. Там, на пропускном пункте, уже братание, унтера наших и ихних нижних чинов оттаскивают, чтобы с котелками спирта под гусеницы не лезли… А за нами грузовики с пехтурой, и на броню десант посадили, главное – смотреть, чтобы кто по непривычке не свалился. Идем по шоссе до ближайшей узловой. Входим в город – там бардак полный, гетманские дезертиры со всякой местной шпаной магазины и склады громят, танки увидели – драпанули так, что штаны на ходу теряли. Десант, значит, с машин, объекты все под охрану, патрули, чтобы порядок был; и сразу оцепление на станцию, где хлебные эшелоны наши должны подойти, чтобы народ с голоду не разгромил…

«Ага. Если верно понял, в период этого самого Великого Голода в России пришли фачисты, а на Украине вообще трындец был полный, и Россия ввела туда войска и гуманитарную помощь послала… Стоп. А откуда у фачистов хлеб взялся? Или на самом деле в Великий Голод хлеб был, но не доходил до населения, а фачисты, значит… Нет, додумывать остального не будем. Будем ждать информации».

– Ну вот, тут же военный комендант на «форде» прикатывает, а мы заправились, свежий десант со станции на броню – и на следующую узловую. Так вот до Киева и дошли, стреляли кое-где чуть-чуть, чтобы мародеров распугать… А горящие подбитые «кристи» из хроники – это знаете что было? Это не от вражеского огня, это поставщики, жулье питерское, ставили на новые танки моторы «Либерти», списанные с самолетов, только перебирали их на заводе – и на танк, и продают казне, стало быть… Ну помните, открытый процесс в Таврическом над врагами народа потом был… Вот, так эти изношенные моторы сами и загорались, экипажи едва выскакивать успевали. У нас же еще некоторые танки вообще учебные были, только с пулеметами, ресурс перед походом выработан, а все списали на боевые потери. Ну потом начали встречать на военных складах брошенные украинские «виккерсы», прямо со снарядами, с бензином – сажали безлошадные экипажи, заводили – и дальше. Правда, у «виккерса» скорость по шоссе маленькая, отставали они от наших путиловских американок. Но машина простая, и водить проще намного. А тут и гитары по бортам, и чуть съехал на песок – у водителя руль из рук вырывает… В Киеве-то нас зарубежная кинохроника сразу снимать принялась, вот тогда кто-то сказал – русские «гусянки» сбрасывали, русские «гусянки» сбрасывали, – так и пошло, и в фильме расписали. Журналисты – они что, они из пустого места сенсацию сделают.

– Потрясающе… Девушка, мне еще одну пива… а вобла у меня пока есть.

«Что я делаю в иных мирах и временах? В основном удивляюсь… И что интересно – удивишься неожиданно, а это, оказывается, еще не удивление, а дело обычное по сравнению с тем, чем в следующую секунду тебя оглоушит…»

А ведь верно было сказано – не поминай черта всуе!

И, наверное, даже мысленно.

Потому что Виктор машинально повернул голову на звонок колокольчика, подвешенного к двери павильона, и увидел, что в кафе заходят два офицера в немецкой форме.

Первое, что подумал, – это то, что к пиву тут подмешали что-то галлюциногенное. Просто от 0,5683 литра пива так закосеть нельзя.

Второе, что подумал, – это то, что снимается историческое кино про войну. Но тут же сообразил, что войны с немцами тут еще не было. Точнее, была, но не с теми, что одеты в форму панцерваффе.

Кстати, что здесь вообще может делать панцерваффе? Может, какие учения? Совместные?

В любом случае выбрасываться из окна в жасмин с криком: «Немецкие танки прорвались!» – было бы глупо. Тем более что в зале окон как таковых не было, а была стена из деревянной решеточки.

Пока Виктор рассуждал, немцы направились прямо к их столику.

– Камарад Каршенофф? Это есть какая встреча!

– Густав? И вы здесь? Какими судьбами? Знакомьтесь, Виктор, – лейтенант Густав Розенкранц… извиняюсь, уже обер-лейтенант! Ну поздравляю! Густав, а это Виктор Сергеевич Еремин, наш писатель.

– Густав Розенкранц! И это есть лейтенант Вилли Штанге. Прошу любить и жаловайт.

– Мы с Густавом знакомы еще по совместной школе. У них в Германии тогда было запрещено выпускать танки и обучать танкистов, вот им здесь и дали возможность организовать школу – с условием, что будут одновременно учить русских. У нас же сами знаете, после Гражданской – ни танков, ни опыта, а у них – мировые теоретики, один Гудериан чего стоит. Ихняя подготовка нам потом здорово пригодилась.

– О, да! Руссиш блицкриг нах Киев! Гинденбург такого не ошидаль! После ваш побьеда наш старый правитель совсем упасть и фюрер бистро-бистро пришоль до управление.

– А сейчас вы тоже обучать? Или уже учиться блицкригу?

– Кайне блицкриг. Ми пребывайт здесь с чисто мирный миссия на Бежицкий паровозный, ми будем показывайт, как делайт панцер.

«Панцер? Танки? На БМЗ? Хотя чем он хуже Харьковского или Луганского паровозостроительного? И похоже, что в этой реальности он тоже бронепоезда делал…»

– В Русслянд нет кароший панцермашиненбау… нет карощий изготовка панцер, здесь нет уметь конструирен. Здесь инженьор хотель создавайт машинен, похожие на французише панцер, но… они ошень дольго арбайтен и иметь кайне результат. Петерсбург верке брать лицензия Кристи, это есть панцер для автобан. Много лишний деталь, кляйне зихерхайт, это есть низкий надежность. Броня есть тонкий, это есть легко сжечь, кто иметь ПАК, это есть по-русску ПеТеО. Харьков верке иметь лицензии для «Виккерс». «Виккерс» есть дешевый кляйн панцер фюр кляйне ланде, для бьедный маленький страна. Русслянд сейчас не иметь производить так называйт середний панцер, только ляйхтер, легкий.

– Так вы будете у нас делать средние танки?

– Я! Да, это есть новейший текник, это есть кампфпанцерваген драй…

«Танк Т-III в нашей литературе, модель, видать, Е… Не очень-то он и средний, ближе к легкому. Хотя в тридцать восьмом…»

– Это есть лучший панцер в весь мир. Ми давайт Русслянд лучший немецкий технологи унд организатион. Моторен будут привозить из рейх, оптик от Цейс, вооружение также из рейх и здесь собирайт. За это ви нам платить, отдавать часть сделанный машинен. Это есть очень вигодно.

«Ага, а в случае войны с вами мы остаемся с одними бронекоробками? Это есть офигенно выгодно… кому-то…»

– Ви будете поиметь вундерваффе, чудо-оружие. Отшень удобен управляйт, истинно немецкий зихерхайт, не ломаться. Панцер драй на шоссе развивайт скорость зибтциг… семидесят километр за час. Не колеса, на гусеницы семидесят. Ни один панцер нигде не делайт это.

– А по хорошей дороге в сухую погоду – не больше сорока? И двадцать – тридцать вне дороги? Вы полагаете, что все войны теперь будут вести на автобанах?

– Но разве ви есть русский панцерзольдат? Панцер драй есть лучшее, когда может предложить германский техник…

– И еще у него узкие гусеницы – всего тридцать шесть сантиметров – и плохая проходимость в слякоть. Да и пушка тридцать семь миллиметров слабовата в будущей войне, как и лобовая броня в тридцать.

Герр Розенкранц как-то несколько сдулся и перестал выглядеть белым человеком, взвалившим на себя миссию принести дикарям плоды цивилизации.

– Да, ми это уже слышаль… На панцер, что будут делайт здесь, гусеница есть большой ширина, фирцих. Ви требоваль, и ми выполняль аллес гут. Все есть карашо.

– А пушка?

– Крупп работаль новый пушка, ми ожидайт этот год.

– Пятидесятимиллиметровка длиной сорок два калибра? С невысокой скоростью снаряда?

– Потшему ви считайт это плехо? Лючший эксперт по вооружений знать, что говорить. Это есть достаточно поджечь ангелсэксиш «Марк фир». Ви, верное, завидовайт немецкий прогресс и ругаль кароший панцер.

– Но самое главное – что этот танк практически не имеет резервов для модернизации и через пять лет сможет выполнять лишь второстепенные задачи. Охранение или борьба с плохо вооруженными повстанцами.

– Похоже, герр Еремин не слишком рад тому, что ми приносиль в ваш город наш промышленный культур?

– Наоборот – я очень рад тому, что мы встречаемся здесь, а не на поле боя.

Густав внезапно громко расхохотался.

– О да! Даст ист руссише хумор! Я сперва не понимайт, это есть отшень, отшень забавный шютка!

– Виктор Сергеевич, – Карченов вновь вступил в разговор, видимо желая окончательно придать разговору дружеский характер, – вы, я гляжу, с нашим братом танкистом часто общаетесь; песен про наши войска каких новых не слыхали?

– Да все как-то известные. «Гремя огнем, сверкая блеском стали…»

– А ну-ка, ну-ка… Может, в столице она и известна, а я так впервые слышу. Не напоете?

«Хорошо, что я «Три танкиста, три веселых друга» не начал. Вдруг у них с японцами еще конфликтов не было… А на Хасане-то когда началось? Е-мое, это ж в июле этого года, месяц остался. Предупредить бы… А как? И вдруг в этой реальности там вообще у самураев планов нет?»

– Давайте я сразу слова надиктую.

Текст пришлось диктовать по версии, что пели после разоблачения культа личности, то есть без упоминания Сталина, и в одном месте «колхозных пашен» пришлось на ходу заменить на «родимых пашен». Зато, разучивая, орали вместе с немцами:

– «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим!»

«Ладно, – думал Виктор, – будем считать, что я начал моральное разложение орд Гудериана, как то: внедряю в сознание установку против захватнических войн».