Читать книгу Задание Империи - Олег Измеров - Страница 23

В этот момент кусты с другой стороны раздвинулись, и из них на полянку вышла компания из трех парней лет примерно до двадцати пяти и пары девчонок. Они шли, нагрузившись сумками с пивом и продуктами, на шее одного из них болталась гитара, на другом висел продолговатый футляр походного патефона, а в руках была коробка для пластинок. Виктор невольно подметил, что платья у девчонок, в отличие от общего мейнстрима, расширялись снизу колоколом, и отнес это на счет того, что это наряд для пляжа или пикника. Гулять по лесу или прыгать через ручей в длинной узкой юбке, согласитесь, неудобно. Пацаны же выделялись тем, что были в укороченных, чуть ниже колена, широких штанах. Кажется, это тоже было что-то туристское или спортивное и называлось «никер-бокер».

– Сэмэн! – протянул один из них, в кепке набекрень и жующий травинку. – А наше место, кажись, заняли.

– Извините, – заявила, приблизившись к Татьяне и Виктору одна из девчонок, худенькая, темноволосая и с короткой прической, – но мы все время отдыхаем на этой поляне.

«М-да, – подумал Виктор, – а так хорошо день начинался». Физический перевес был явно на стороне молодежной сборной.

– Не извиняю, – отрезала Татьяна. – А где свидетельство, что это ваша поляна? Вы здесь бутылку с запиской закапывали, что это ваше место?

– Толик, – вступила вторая, круглолицая, – я же говорила, что поляну надо пометить.

Было похоже, что дерзкая атака Краснокаменной внесла в команду противника замешательство.

– Кстати, поляна большая, – констатировал Виктор, – и вы нам не помешаете.

– Ну как вам объяснить… – замялась худенькая.

– Мы здесь занимаемся грехопадением, – пробасил тот, которого звали Толиком и который нес патефон с пластинками.

– С этим уолкменом?

– С чем?

– Я имею в виду этот прообраз кассетного плеера, что висит у вас на боку.

– Отцы, это же писатель Еремин и фотокорша из «Губернского», – сказал Семен, веснушчатый светловолосый и нагруженный гитарой и сумками парень. – Может, пусть остаются? Десна велика как мир.

– Так просто взять и уйти? Пусть хоть выкуп заплатят.

– Точно. Пусть споют хорошую песню.

– Идет, – согласилась Татьяна, – отчего-то после нынешнего утра я чувствую, что для полного счастья надо спеть. Гитару давайте.

– Только такую, знаете…

– Чтобы душа развернулась и обратно свернулась? – процитировал Виктор нетленные слова Попандопуло из «Свадьбы в Малиновке».

– Именно.

– Так точно сказать мог только писатель.

– Ну вам еще и такую… этакую… – поморщилась Татьяна.

– Слушай, – предложил Виктор, – давай я спою, а ты саккомпанируешь. Я знаю некоторые хиты, которые до этой рощи еще не дошли.

– Например?

– Например. Итак, слушайте сюда. Народная русская песня «Клен».

– У, народная…

– Толян, помолчи.

– Галочка, ради тебя я готов онеметь, как пирамида Хеопса.

– Значит, народная песня «Клен», музыка Юрия Акулова, слова Леонтия Шишко…

– А как это: народная – и авторы? – не выдержал Семен.

– Это так же, как ты Палкин, а не вон кто.

– Софочка, молчу…

Виктор повернулся к Татьяне:

– Значит, вступление примерно такое, как волны на берег накатывают. Загадочное. Тамс, та-та, тайра-ту…

– Будет тебе загадочное…

Она взяла знаменитые четыре первые ноты практически как у «Синей птицы». Виктору не осталось ничего, как воспользоваться случаем и вступить:

Виктор ожидал, что этот нетленный суперхит семидесятых молодежи понравится, но не ожидал, что настолько. Ватага буквально разинула рты.

– И вместе! «А любовь, как со-он…»

– Паша, да чтоб я помер! – заорал Толян, когда последний аккорд замолк. – Отцы! Это же блюз! Наш русский блюз! Я так и слышу – фаро-фаро-фа… фаро-фаро-фа! Это же надо Ляле Червонной в «Медведь»! Публика будет рыдать и сыпать червонцы!

– На условии – Ляля Червонная и наша банда!

– А ты не размечтался, чтобы сама Ляля Червонная – и какой-то «Десна-банд»?

– Какой-то? Да с этим номером это великий «Десна-банд»! Да у меня в столице есть знакомая артистка, Пугачева, я сегодня же телеграфирую…

– И что твоя Пугачева? Она всего в одной звуковой фильме и снялась. Лучший вокал столицы, что ли?

– А что, Шульженко лучший вокал столицы? Важно, как поет! Каким чувством!

«Или у меня крыша едет, или… А, ну да, это же не та Пугачева. Это та, которая пела в «Острове сокровищ». И, кстати, песня стала суперхитом».

– Мальчики, вы бы хоть гостей пивом угостили.

– Мать, ты права как никогда! Извините нас, пожалуйста. Не желаете ли от нашего стола?

– Желаем, – ответила Краснокаменная, – мы не гордые.

– Послушайте, а у вас нет еще чего-нибудь такого, неизбитого?

– Есть. Например, романс неизвестного автора. Говорят, что неизданный Есенин, но литературоведы пока по этому поводу молчат…

Песня «Помню, помню, мальчик я босой» тоже оказалась хитом всех времен и народов. Творческие личности записывали слова на обрывках газеты и подбирали ноты.

– Ну вот, – констатировала Татьяна, в которой вновь заговорил корреспондент, – оказывается, поляны для всех вполне достаточно. А что это за грехопадение, которым вы собирались заняться? Это только пиво или больше? Идет ли оно под горчицу или томатную пасту? И можем ли мы почерпнуть из него чего-нибудь нового и для себя?

– Не знаю, – ответила Софочка, – для вас это, наверное, новое. Толик, верно, лучше объяснит.

– Да, Толик, расскажите. И обязательно ли для этого гитара и патефон.

– Патефон обязательно. Дело в том, что мы тут собираемся для танцев, которые церковь объявляет вызывающими, а музыку – вульгарной.

– А можно хотя бы послушать? – заинтересовался Виктор, подозревая, что речь идет о стиле, ставшем в реальности-2 мейнстримом советской молодежи пятидесятых.

– Пожалуйста, – он порылся в коробке пластинок, – вот кое-что свеженькое. Ларри Клинтон и Би Вейн.

Поляну огласили звуки «Swing Lightly». Молодежь жадно навострила уши. Галочка даже закрыла глаза, приоткрыла рот и шевелила губами, делая какие-то движения руками в такт.

– Ну что, – заключил Виктор, – вещь миленькая, по нонешним временам даже кайфовая. Драйв есть. Можно оттянуться.

– Что-что есть?

– Драйв. Ну заводная.

– А оттянуться – это как?

– Оттянуться – значит оторваться. Ну если мы сейчас будем под это танцевать что-нибудь типа, э-э… джайва там – это значит, мы оттягиваемся. А если до упаду танцуем, это оттяг по полной.

– А «кайфовая»?

– Чуваки, – произнес Виктор, с трудом сохраняя серьезное выражение лица, – кайф – это кайф. Его ловить надо. Короче, кайф – это балдеж. Это улет. Мы тут сейчас кайфуем. Потому что музыка клевая.

– Так вы что – тоже…

– Ну я, конечно, не такой продвинутый, как наш диджей Анатолий, но психологических барьеров с поколением тридцатых у меня нет.

– Вот… А церковь, понимаете, считает, что вот этот свинг – вульгарно.

– Ну насколько я понимаю в английском, там девушка поет, как ей хорошо танцевать с парнем, и больше ничего. Может, церковь имеет в виду другие, по-настоящему вульгарные свинговые вещи?

– А какие?

– Да вот я, например, знаю один свинг. Слышал от знакомого моряка дальнего плавания.

– А показать можете?

– Ну если для того, чтобы показать, что действительно бывает вульгарный свинг и запреты имеют причины…

– Просим! Просим!

«Сейчас мы им запустим вируса в систему».

– Значит, «Песня о морском дьяволе». Музыка Андрея Петрова, слова Сергея Фогельсона…

– О! Уже многое объясняет!

– Так. Мотивчик примерно, как у «Swing Lightly», только добавить вульгарности и упадочности. Чтобы звучало вызывающе и было пронизано духом разложения заокеанской культуры. Лап-па да-ба, лап-па да-ба, йяп-туда, лап-па да-ба, лап-па да-ба, йяп-туда… Вот так примерно. Да, вообще-то это должна петь женщина, но поскольку никто не знает…

– Ничего! Вот Шульженко мужские песни поет.

– Ну тогда – о, йес, бичел, хей! «Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно…»

Это сейчас диджею надо из себя вывернуться, чтобы завести народ. Плюс светомузыка, пиротехника и всякая фигня. Здесь публика завелась с полоборота.

– «Эй, моряк! Ты слишком долго плава-ал!» – орали хором все пять пришельцев; Сеня подхватил Галочку, а Паша – Софочку, и они устроили танцы перед эстрадой. Судя по всему, они сбацали джиттербаг. Виктор понял, что версия с пляжным покроем была ошибочной; в узких платьях это станцевать было бы просто невозможно.

– Отцы, нынче просто праздник какой-то. Немедленно пишем у Туманяна эту вещь на говорящую бумагу.

– Сенечка! Это же грех!

– Чтобы хорошо покаяться, надо хорошо согрешить. Поставим пудовую свечку в соборе. От каждого. Зато не торчать же каждый день на Рождественской горке. Никакого целлулоида. Только аппарат Скворцова.

– Запись на ленте – дорого. И проигрывателей в городе раз, два – и обчелся.

– Слушай сюда, ибо говорю дело. Зато чистые копии. Вот в чем цимес. Рассылаем по студиям рулончики, и с них будут резать целлулоид для патефонов.

«Процесс пошел…»

– Смотрите, какой самолет большой!

До этого в реальности-3 Виктор не раз слышал в Бежице стрекот и гул в небе, но никак на него не реагировал. По привычке. В Бордовичах был аэродром ДОСААФ, и в небе часто стрекотали спортивные «Яки», «кукурузники», а когда-то и «Моравы»; из памяти еще не выветрилось, как летали самолеты и вертолеты в Старый аэропорт. В голову как-то не приходило, что здесь по воздуху будет летать совсем не то, что у нас.

А зря.

То, что пролетело над ними, показалось Виктору на первый взгляд огромным, хотя он тут же понял, что самолет просто низко летел, заходя на посадку в район Старого аэропорта. Крупные угловатые крылья в форме трапеции и какие-то необычно ребристые, с незнакомыми ему опознавательными знаками в виде колец, длинный, тоже ребристый, похожий на лодку-плоскодонку фюзеляж, и наконец огромные колеса неубирающегося шасси с лаптями-обтекателями, как на грузовых вертолетах Миля, создавали впечатление чего-то нереального, будто в реальность импортировали кусок американского ретрофильма по мотивам комиксов. Четыре мотора рвали воздух. Как эта штука может держаться в воздухе – это Виктора удивляло гораздо больше, чем если бы над их головами промчался «Сухой суперджет-100» или даже над гладью Десны пролетел легендарный экраноплан «Каспийский монстр». Глазу современного человека достаточно привычно, что то, что хорошо зализано и имеет реактивные движки, умеет летать. Увиденное же теперь больше напоминало склад со стенами и крышей из профнастила или же гараж-ракушку и, следовательно, летать не могло. Так что воздушный корабль в равной степени казался чудом как для спутников Виктора, так и для него самого.

– Пассажирский полетел. Окраска серебристая. А военный – зеленый и голубой.

– Кто-то из начальства прилетел?

– Вряд ли. Тогда бы прислали «Беркут», двухмоторный скоростной. А это тяжелый. Такие обычно из Москвы в Крым летают.

– Может, на вынужденную пошел? Горючее кончилось или что отказало?

– Может. Хотя не похоже.

– А представляете, когда-нибудь из Брянска в Москву каждый день пассажирские самолеты летать будут. Всего полтора часа – и там.

«Так, еще тема для рассказа…»

В Бежицу возвращались уже одной компанией. По вагону мотрисы разносилось: