Читать книгу Танец с жизнью. Трактат о простых вещах - Олеся Градова - Страница 7

И все-таки первым был не Ян… Сначала был суфизм, он же мистическая ветвь ислама, Халиль Джебран и Идрис Шах. До суфизма мой некритичный ум метался между «Беседами с Богом» Нила Дональда Уолша и «Рассказами под экстази» Бегбедера. И вот я начала постигать все формы медитации – от утренней литургии в православном храме до тантрических практик. Моя жажда познаний заставляла меня искать все новые парадигмы, а вместе с тем и новые ощущения. Я искала смысл, а находила лишь формулировки. (Эта фраза из моего блокнота с заметками, который я всегда ношу с собой и записываю мгновенные озарения).

Среди новых знаний, точнее старых, но облаченных в привлекательную для меня упаковку, я старалась, где возможно, отделить зерна от плевел, а ортодоксию – от откровенной ереси. Я искала Ключ. А суфизм, как первое на земле сокровенное учение, содержит ключ ко всем знаниям, и его задача привести человека, то есть и меня в какой-то степени, к Истине.

Суфий, как и индийское «йог», означает «мудрец и духовный отец». И я, поклонник Ошо и Омара Хайяма одновременно, начала искать своего суфия среди живых и ушедших, читая все подряд – стихи, научные труды, инструкции по медитации и экстазу. Что подкупало, в отличие от религии моих предков, суфии не считают людей жертвами неумолимой предначертанной судьбы или полновластными ее хозяевами. Они признают существование некоего Высшего разума, который «обозначается в человеке в стремлении к новому, эволюции методом проб и ошибок». Именно эту трансцендентальную силу и называют Богом, а кто-то, более смелый, – Вселенной. И на пути к этому Высшему разуму личность проходит свои бесконечные творческие трансформации…

До встречи с суфизмом я уже готова была согласиться с буддистами, что «смысл и высшая цель жизни состоит в прекращении страдания», то есть достижения покоя разума.

До встречи с суфизмом я читала Тору, в которой говорилось, что Всевышний, создавая человека, хотел увидеть в нем собеседника и сотворца: «и мир, и человек созданы несовершенными умышленно для того, чтобы человек, с помощью Всевышнего, поднимал себя и окружающий мир на высшие уровни совершенства». Я готова была стать наиприятнейшим из собеседников, но мне не оставили номер телефона.

До встречи с суфизмом я почти доверилась «каббалистическому» учению Бааля Сулама, который говорил, что «на самом деле ничего, кроме этого вопроса (о смысле жизни. – Авт.), перед нами нет, и все, чем мы занимаемся в нашей жизни – это только тем, чтобы скрыть его от себя». С точки зрения каббалы человек отвергает любую мысль, отвлекающую его от самого процесса жизни, и подсознательно выдумывает для себя какие угодно отговорки, чтобы только не предаваться размышлениям на эту тему.

Так и есть, в самом начале пути, в период так называемого «юношеского максимализма», мы истово ждем отклика Вселенной на наши духовные поиски, а став взрослыми, считаем этот вопрос незрелым и решаемся закрыть тему.

– Зрелость – это когда воспоминаний больше, чем планов на будущее, – мы с обретенным мною «суфием» выводили вместе формулы познания мира.

– Зрелость – это всегда более точные формулировки к основным вопросам бытия, – завершал мою мысль Ян. Последнюю фразу я решила тут же занести в блокнот.

Он пытался понять, зачем я столь истово штудирую учения, философские концепции, роюсь в цитатах, ищу экзистенциальные смыслы. На самом деле я лишь исследовала разные измерения пространства, чтобы понять свое место в общей системе координат. Мой мозг, словно компьютер, обрабатывал гигабайты информации, чтобы вывести формулы равновесия.

– Ян, я всегда старалась сделать мир вокруг себя более плоским, осязаемым, простым. В простоте – правда и истина. Я с легкостью приняла каббалистическую гипотезу, что ответа на вопрос о смысле жизни не существует. В какой-то момент смысл бытия для себя я определила как движение. Собственное несовершенство приравняла к индивидуальности. «А истина – она где-то рядом», – цитировала я эпиграф из «Секретных материалов».

Яна забавляла моя способность смешать в одной кастрюле тысячелетние учения и выдержки из произведений масс-культуры. Вероятно, я тоже показалась ему интересным для изучения экземпляром.

Будучи посвящен в мои искания, Ян прислал мне по электронной почте замечательную байку.

Аристотель сказал как-то: «Платон мне друг, но истина дороже». Платон услышал это, кивнул и ушел. Вернулся через два месяца, грязный, мокрый и холодный, в руках – драный вонючий мешок.

«Что это?» – спросил Аристотель. «Истина», – ответил Платон. Аристотель заглянул внутрь, подумал и обреченно произнес: «Платон, ты мне больше не друг».

Я сидела над третьей кружкой кофе в каком-то очередном лобби-баре, выбранном по принципу чистоты туалетной комнаты, и мучала Яна:

– Ну скажи, что было в том самом мешке?

Инга, она же режиссер будущего шоу, быстро нашлась с ответом:

– Грязь. Все из грязи выйдет и в грязь же вернется…

Инга довольно часто выдает незамутненный взгляд на вещи. Но меня не устроил этот ответ, хотя в нем была толика сакрального смысла. И я глубокомысленно изрекла:

– Кот или шило? Но ведь кот в мешке, наверное, больше воняет, чем шило…

Мое последнее высказывание и характеризует наши отношения с Яном. С помощью авторской методики «демонстрации крайнего идиотизма» мне нередко удается собрать уникальные данные. В конце концов, я выудила из него ответ на мучившую меня, крепче кофеина, задачу:

– Там лежало самое страшное и самое неприятное, что только мог увидеть Аристотель. А как ты думаешь, что такое Истина?..

Ян, судя по всему, относился ко мне, как девушке недалекой, но творческой, что вполне компенсировало мой весьма средний по его меркам IQ. Я ведь тоже, как Платон, постоянно рассказывала ему про какую-то Атлантиду, а он, слушая мои фантазии, обращался как с ребенком, которому так хочется, чтобы ему поверили взрослые. И ни разу, в отличие от Аристотеля, публично не подверг сомнению то, во что я свято верила.

Общение с Яном на некоторое время вернуло меня в эпоху ночных споров в прокуренной комнате студенческого общежития. Картошка на маргарине или сухой паек, оставшийся от солдат Бундесвера и переданный в Россию в качестве гуманитарной помощи, – нехитрая закуска к бутылке портвейна и разговорам про «Сумерки богов». Только теперь эти споры проходили в весьма фешенебельных ресторанах или лобби-барах московских пятизвездных отелей, где мы, как «непостояльцы», странным образом получали наилучший сервис.

– Ян, как тебе это удается? Мы только сели, а на столе уже стоит целая ваза с солеными орешками и бисквитными «комплиментами»? – На самом деле я удивлялась другому – что метрдотели вообще пускают внутрь нашу странную компанию.

– Просто надо научиться менять реальность под себя.

«Вот он – ключ, – подумала я. – Ведь именно об этом говорили суфии. Поскольку реальность существует только в нашем сознании, то смещение точки зрения или представления о ней позволяет управлять и самой реальностью».

Мне уже начинала нравиться наша игра – я подкидывала мячик, а он резкой подачей менял его направление. И в этот момент открывались новые грани реальности. Наверное, это и называлось «коучингом» в исполнении моего наставника – когда ученик создает собственные смыслы за счет свободных ассоциаций.

Он распаковывал холщовый мешок – рядом с ним этот предмет был довольно органичен – и доставал оттуда смартфон, внешний накопитель информации для компьютера и какую-нибудь, на первый взгляд, бессмысленную вещь, вроде портативной лампы на батарейках. Наша болтовня не мешала Яну реагировать на импульсы внешнего мира – он отправлял электронные письма, вел какие-то записи и заходил в Интернет.

– Ян, суфии говорят, что смысл – это путь к Богу через Любовь. – Я вычитала это у Идриса Шаха, одного из наиболее авторитетных современных исследователей жития суфиев, а теперь хотела свериться с часами Яна, правильно ли я усваиваю материал. – Но ведь это не та самая любовь, которую мы понимаем в гендерном аспекте?

– Как бы тебе не хотелось свести все к уровню физических отношений, речь идет об абсолютной, божественной любви.

Моя языческая натура с трудом соглашалась с тем, что возлюбленным может быть Бог, ибо я готова была акцептовать только одну религию – единение с Богом через любовь к божественному, то есть к Человеку. И это было бы рискованно, зато честно. Да, я могла бы написать новое Евангелие Любви, но как существо крайне неусидчивое, вряд ли бы продвинулась дальше пятой главы этого новейшего монотеистического учения.

– А как же Ошо, который говорит, что согласие и мир в душе, а также молитва и любовь к Богу возможны только при достижении гармонии телесной, – по сути, он возвеличивает роль оргазма, придавая ему какой-то космический смысл?

– Ошо говорит не о человеке в любви. Он говорит, что человек и есть любовь. Любовь – это состояние бытия, глубокое желание благословить все существование.

Мне хотелось рассказать ему об одиночестве. Которое всегда и везде – в толпе, в кругу друзей и даже с мужчинами. Отдавая должное физиологической необходимости единения женского с мужским, Инь и Янь, я все время ждала, что это слияние произойдет и на каком-то более высоком уровне, на уровне тонких сфер – души, сознания, чакры, расположенной в районе вилочковой железы… Но каждая любовная история приносила только новые шрамы, подтверждая своим финалом существование тех самых «двух разных миров». Мужчина и женщина – выходцы из разных Вселенных, и именно поэтому они никогда не станут двумя половинками одного целого. Как только уходило физическое влечение, мы вдруг понимали, что нас НИЧЕГО не связывает в этой жизни. Чужими встретились, чужими расстаемся, как две планеты на просторах Мирового океана, случайно оказавшиеся в гравитационном поле друг друга…

– Так что же такое любовь? – спрашивала я его. – Тот великий и божественный дар? Шанс, который дается один на миллион, или великая иллюзия, о которой пишут книги и снимают кино, потому что без этой иллюзии душа пуста?

– Ты говоришь о том, чего ни разу не испытала.

– Я испытала, только в паре с любовью пришла боль. Я родила ребенка, думая, что это единственный замысел любви. А вместе мы быть не смогли…

Я думала сейчас он задаст вопрос, или ответит на вечно сидящий внутри меня занозой – «Почему?». И поможет мне понять, почему я ушла с маленьким свертком в руках и потом все годы винила себя за это бегство.

– Скажи, рождение детей – это единственный замысел любви? Или любовь – это самая большая иллюзия человечества, чтобы оправдать грех?

Ян не ответил. Хотя я ждала, мне кажется мы уже близко подошли к ответам. У него была своя теория.

– Рано или поздно наступает момент истины – в любви ты хочешь стать половинкой, а становишься кровоточащим обрубком, потому что мир единый и целостный ты можешь построить только внутри себя. И только так можно избавиться от одиночества и не страдать от отсутствия последователей и единомышленников…

Я записала блокнот про «кровоточащий обрубок». Сердце кольнуло, как будто напомнили о себе старые шрамы.

В чем смысл моей жизни, КТО управляет ею и каков ЕГО замысел? Кто я и ЗАЧЕМ я? Как всякое сердце, волнуемое страстью, ищет Бога, так и я стала искать свое предназначение. Можно ли жить без любви, не страдая от одиночества, принимая его осознанно, как данность, а не наказание?

Любовь – это редкое цветение1, говорил один из моих духовных отцов… И сколько их, упавших в эту бездну, так и не сумевших обрести смысл в жизни, в которой ты лишен единственного права – быть любимым ТОЙ самой женщиной или ТЕМ самым мужчиной?.. Но я еще не теряла надежды отодвинуться от края этой пропасти.

Так, в разговоре с Яном, я определила стратегическую цель своего существования – построение такого мира внутри себя, который позволит мне обрести гармонию. Однако не мысли «о высоком» гнали меня, как бешеного пса, через закоулки накопленного знания. Я хотела просто выжить, придав хоть какую-то осмысленность своему бытию.

– А суфизм, или учение Ошо, подойди к нему как к жизненной философии, без фанатизма, – посоветовал мне Ян. – Организуй вечеринку, включи музыку, почувствуй ее вибрации.

Поскольку я работаю над трактатом, а не романом, прошу прощения за присутствие некоторых философских и теософских понятий. Не попытавшись ввергнуть читателя в поток своих мыслей, я не смогу перейти к более увлекательным эпизодам своей истории…

…Суфии утверждают, что нам надо научиться смотреть на свою жизнь глазами Вселенной или Бога, приравнивая личные страдания к страданиям всего сущего. И если индийские йоги проповедуют отказ от собственной индивидуальности для достижения состояния пробуждения, то суфии предлагают альтернативное видение – просто научиться смещать точку зрения между Божественной и человеческой, между бесконечным и конечным. «Просто общаться с Богом. Быть младенцем у Бога за пазухой. Чувствовать, что ты – дитя мгновения. Дышать свободно. Именно так суфии отвечали на вопрос: «Что значит быть суфием?..»2