Читать книгу В барханах песочных часов - Ольга Александровна Коренева - Страница 14

Ей казалось, что она несется словно скорый поезд, за окнами которого мелькают улицы, дома, газоны и деревья. Вот поезд замедлил ход, и за стеклом проплывает дом ее детства и старый двор, прикрытый потемневшим талым снегом, из-под которого громоздятся – словно кучи старой ветоши – прошлогодние листья. Почему их не убрали? Дворников, что ли, не хватает? Вообще, в последнее время так изменилась жизнь вокруг, что многое исчезло насовсем: ларьки Союзпечати, дворники, пельменные. Может, где-то они еще и остались? – с надеждой подумала она. В грязных, заваленных всяким хламом дворах появлялось все больше сверкающих иномарок. Среди бомжей, инвалидов и полумертвых детей в грязных курточках сновали шикарно одетые господа и дамы нового времени. Коммунисты все еще держали власть в стране, но власть эта уже превращалась в нечто символическое…

Леночка открыла квартиру и сразу же пробежала к факсу. Никаких сообщений еще не поступало. Это ее неожиданно сильно огорчило. Ей сейчас очень не хватало поцелуев и покровительственных ласк мужа. Почему он не сообщает о себе, опять повторяется старая история, неужели всякие деловые перипетии для него важнее любви? От этих мыслей она вся вспыхнула, ее самолюбие взвыло словно кошка, которой прищемили хвост. Да так ли он занят своими проблемами на работе, может и не очень уж и занят, просто завелась там у него какая-нибудь, недаром Янка говорила, а Янка уж знает мужиков, она про Влада с Бобом говорила: «эти козлы тебе верность хранить не будут, ты им нужна для престижа…», но это мы еще посмотрим, да плевала я на эту самую верность, нет-нет, Влад не таков и совсем не бабник, а может и было у него что-то с Янкой в тот новогодний вечер и неспроста он так на нее глядел и вообще все ложь…

От этого вопля мыслей она чуть не оглохла. «Это ревность», – сказала она себе. – «К черту, я запрещаю себе ревновать и мучиться. Да пропади все пропадом, не позволю я дурацким чувствам портить мою жизнь, моя жизнь – это моя жизнь, я не обязана впускать в нее всякие дрянные мысли и мучения, плевать мне на всех Владов мира и Вселенной, их может кучи целые, а я одна-единственная уникальная и неповторимая, я должна беречь себя, вот что…»

Чтобы окончательно успокоиться, она долго принимала ванну, наслаждаясь ароматной пеной с запахом земляники. Потом пила чай с черничным вареньем и вспоминала летние дачные дни. Долго смотрела телевизор. Потом ей все надоело, и она завалилась в постель, разглядывая прозрачную легкую шторку на окне. Ночь уже разлилась рекой. Темени не было, а лишь водянистый синеватый сумрак поздней весны заполнял все вокруг. Многоэтажные башни поднимались в этом водянистом темноватом мареве словно фантастические водоросли. Леночка почти физически ощущала, как за окном, внутри, в черноте квартир оседают разноцветными хлопьями на постели жильцов сны. Кому-то достается сразу три сна, а кому-то ни одного.

Леночку накрыло сном сразу, и длинная очередь недодуманных в суете дня мыслей вереницей видений прошла перед ней, выстраиваясь словно схема станций метро, а в вагоне сидел на полу Влад и пересчитывал золотые слитки, и Леночка закричала ему, принялась звать, но Влад взглянул на нее с озабоченной улыбкой и ласково сказал: «Погоди, крошка, я занят», и тут же вагон исчез в длинной тьме… Леночка бросилась бежать по туннелю, но оказалась в турникете, который больно сдавил ее… Она проснулась от боли внизу живота и от тошнотворного чувства, от ощущения отчаяния, потери… Неужели она больше не увидит Влада? Чепуха!

Только тут она обратила внимание на какой-то посторонний настойчивый звук, вторгшийся в ее сон и разбудивший. Она взяла попискивающую электронную «малютку» и нажала на «связь».

Голос подруги окончательно вернул ее в реальность. Леночка не сразу отозвалась на Янкины «аллоу», она молча слушала певучие интонации, в которых было что-то кошачье, а мысли вихрем крутились вокруг оборванного сновидения, которое она пыталась расшифровать, угадать, надеясь увидеть там что-то пророческое. Она уже не тревожилась за Влада, интуиция подсказывала ей, что все дело не в нем, а в ином чем-то. Видимо, ее ожидает паутина проблем и случайностей, какая-то путаница обстоятельств, которая разлучит ее с Владом навсегда, но этой разлучницей будет не смерть и не женщина, скорее всего тут замешаны деньги. «А деньги я посылаю к черту, ну их в баню, как говориться, мне с ними не мыться…» – мысленно парировала Леночка. Усмехнувшись, она наконец отозвалась на раздраженные призывы Янки и услышала в ответ:

– Алло! Ты что, блин, не отзываешься, в молчанку играешь, Саламандра? Ах, еще спала? Ну даешь! Время уже два часа дня!

– Что, опять тебе переводчик нужен? – съязвила Леночка.

– Перевозчик нужен, дура, я видак купила. Надо из «Электроники» перевезти. Попроси папочку? – обиженно сказала Янка. – И вообще, что ты такая злая, вроде выспалась? – добавила она более спокойно. – Я по тебе, блин, соскучилась, а ты меня с первых слов подкалываешь, Саламандра. Ты не права!

– Я тоже по тебе соскучилась, – отозвалась Леночка. – Сон какой-то фантастический приснился, да еще живот побаливает и вообще со мной что-то, не пойму, тошнотворно и муторно, – пожаловалась она.

– Да ты уж не в залете ли, подруга? Симптомы один к одному.

– Очень возможно, – согласилась Леночка. – Рожу девочку, буду ей косички заплетать и песенки напевать тети Яниного сочинения.

– Ладно-ладно, – засмеялась Янка, – при вас с Пончиком хоть вообще помалкивай, хороши подруги, тоже мне, блин, хоть ничего не говори, все запоминаете, а потом ерничаете. Нет, Саламандра, дело это не шуточное. Во-первых, кто сейчас в первый год замужества рожает? Во-вторых, как ты к нему теперь в Сибирь поедешь в положении? Какая теперь тебе, блин, экзотика, если тебя уже сейчас крутит-мутит. Послушай-ка ты меня: пока не поздно, дуй в платную фирму. Они тебя быстро восстановят.

– А я может сама хочу родить, – возразила Леночка, – и Влад очень хочет ребенка. Потом, при первой беременности скоблиться вообще опасно. Можно на всю жизнь остаться бесплодной.

– Кто тебя скоблиться заставляет, милая моя! – воскликнула удивленная Янка. – За хорошие бабки тебе сейчас сделают вакуумный миниаборт… всего за три минуты. Ничего не почувствуешь. Но это если у тебя залет не больше 28 дней.

– А ты что, уже успела попробовать? – спросила Леночка.

– Ха, соседка рассказала, – засмеялась Янка в трубку. – А вообще, это твои проблемы: хочешь, так рожай. Твой мужик всех прокормит… Ну ладно об этом… Позвони шнурку, пусть поможет видак притаранить… Будем «мурзилку» смотреть.

– Чего-чего смотреть? – не поняла Леночка.

– Ну, блин, не знаешь что такое «мурзилка»? Это же порнуха на межсобойчике, – просветила Янка подругу.

Тут, видимо, Янке кто-то позвонил в дверь, и она, поспешно попрощавшись, положила трубку. Лена вновь осталась наедине со своими мыслями.

Не все в словах Янки показалось ей пустой болтовней. За многие годы их дружбы Леночка не раз убеждалась в правоте подруги относительно различных жизненных ситуаций.

«В конце концов, такого у меня еще не было, да и у самой Янки откуда семейному опыту взяться?» – утешилась она, но к врачу сходить все же решила, для уточнения.

В тот же день она съездила в платную поликлинику на Университетском проспекте и сдала анализы. А уже на следующий день врачи подтвердили ее предположение.

– Три-четыре месяца можете перемещаться любым транспортом. В любой конец земного шара, – обнадежил ее врач, – а уж потом будьте поосторожнее. Это даже хорошо, что едете в Забайкалье. Там экология получше, но рожать возвращайтесь в столицу. Здесь вернее.

Леночка была не из тех натур, которые из естественных событий делают сюрпризы, и поэтому сразу же зашла к родителям и сообщила новость.

Ирина Николаевна тут же насела на мужа, чтобы тот срочно связался с Бобом, потому как в Москве рожать безумие и надо попытаться сделать это по связям заграницей, то бишь в дальнем зарубежье…

– Всю жизнь в Москве рожали детей, и ничего не случалось, – бурчал на жену Трошин, – а теперь вдруг – безумие! И что это будет у нас за внук? С французским штампом?

– Сам ты с французским штампом, – отшутилась Ирина Николаевна.

– Да еще фамилия Французов? Ну полный абзац, – не унимался Трошин. – Кстати, я тоже коренной москвич… Чем плох?

– Господи, – всплеснула руками Ирина Николаевна, – он еще спрашивает, алконавт несчастный, моральный урод. Не слушай его, доченька. Только заграницей!

Трошин лишь покачал головой и попытался закурить, но тут же был выставлен с сигаретой на лестничную площадку. – Кто бы мог подумать? Надо же, какой ажиотаж! – проворчал он, но возражать не стал и вышел дымить за дверь.

Вернувшись, он позвонил Бобу и слово в слово передал настоятельную просьбу жены, в связи с такой новостью.

К большому его удивлению, Боб сказал, что сам он об этом еще раньше Ирины Николаевны подумал и, собственно, к такой просьбе был заранее готов, и что он постарается что-то в этом плане для Леночки сделать.

– Боб, держу пари, что тебе уже известно, внук у нас родится или внучка, – пошутил в трубку Трошин.

Бобу такая шутка, видимо, не очень приглянулась, потому что он свернул разговор, сказав, что позвонит позже.

В то самое время, когда Трошин говорил по телефону с Бобом, Леночка в своем уютном семейном гнездышке разбирала затерявшуюся коробку с вещами, которую они с Владом перевезли с родительской квартиры. В коробке оказались ее детские фотографии с подругами, в школе и на прогулке, ее рисунки, офорты, и «дневник жизни», который она начала писать, когда влюбилась в Оскара, да так и не закончила. Сейчас от всего этого «милого мусора», (как она сама назвала это и хотела было выбросить, но мама тайно сунула все в «мерседес» и попросила Влада сберечь), сейчас от этого слезы навернулись на глаза , и она не стала их удерживать. «Дневник жизни» раскрылся на рисунке, сделанном цветными карандашами, и записи внизу: «Двор похож на детский рисунок: неровная зелень закапана желтыми кляксами. Это одуванчики такие сквозь пелену смога, или слез, или сквозь полиэтиленовый пакет, надетый на голову… Да что уж, ведь это просто пошел дождь. Вон как ливанул! А милый чудак Оскар набросил на меня плащ из прозрачной пленки, на лицо надвинул капюшон. Оттого и «кляксы». Он взял меня на руки, чтоб не мочила босоножки, и держит… Лужа, в которой он стоит, бурно пузырится, кипит будто…»

Обливаясь слезами, Леночка со сладкой тоской продолжала рыться в заветной коробке, мысленно посылая маме горячую благодарность за то, что сберегла, не позволила выбросить, и переслала сюда это «сокровище». Ей попалось несколько Янкиных старых записок и какой-то стишок, отпечатанный на машинке. Чей это? Наверно, Янкин ухажор-поэт сочинил. Леночка прочитала:

«Пора прощать своих друзей, пора.

Иначе Бог простит, тебе не веря,

И это никакая не игра,

А самая трагичная потеря.

Опереди ЕГО в своей судьбе,

Не брось плохого друга у порога,

Иначе Бог возьмет его к себе,

И жить тебе без друга и без Бога».

От этих стихов Леночка заревела в голос, вспоминая всех подруг и парней, которых она грубо и со злой насмешкой отталкивала порой, вспомнила Оскара, с которым она несколько раз обходилась довольно жестоко, хотя он все это проглотил безропотно, и вообще он сильно изменился… Потом она принялась думать о Янке, о том, что все такое Янкино блядство и цинизм – на самом деле сплошная показуха, поза обиженного подростка: «я маленькая гадость, я маленькая дрянь», подруга задержалась в этом подростковом состоянии, но поза эта может вполне перейти в действительность, если судьба не повернется к ней доброй стороной и не погладит Янку по головке со словами: «ну хватит, брось, ты же хорошая, тебя даже можно любить, если не будешь ругаться и хулиганить…»

Так она проплакала весь день, роясь в своих воспоминаниях, и со слезами из нее выходила прежня беззаботность и все старые привязанности, так ей, по крайней мере, казалось, и становилось легко и пусто…

Вечером Леночке на новую квартиру позвонил Боб. Они долго трепались о том – о сем, о событиях, произошедших с каждым из них за последнее время. Леночка так обрадовалась звонку Боба, что сама удивилась. И рассказала даже о курсах очень подробно. Боба заинтересовал рассказ Карпова о женщине-компьютере Лэе. Он попросил Леночку познакомить его с этим человеком, пояснив, что можно на этом материале написать классный очерк международного уровня. И так тщательно выспрашивал мельчайшие подробности о жизни Олега и его покойного друга, что Леночку это насторожило. Ведь она, выходит, выдает чужую тайну, хотя никакого уговора держать все в тайне у них с Карповым не было. Но Боб подчеркнул, что это его интересует лишь с журналистских шкурных позиций, сделать сенсационный материал в газету:

– Твой Карпов, конечно, обычный хакер, но он чертовски трогателен и талантлив, на эту черту характера и упор можно дать в материале, – обронил Боб.

– Кто он? – не поняла Леночка.

– Хакер. Взломщик компьютерных программ, – пояснил Боб. – Ничего особенного, дитя эпохи. Сейчас многие этим шалят.

Леночку это окончательно успокоило, и она рассказала еще раз, более подробно, о случае с угадыванием банковского кода, хвалясь своей необычайной способностью подсказывать компьютеру нужное кодовое слово. Но все же она попросила Боба не писать об этом и не говорить. На это он ответил:

– Наша интеллигенция, Леночка, ужасно любит всяческие революции. Сейчас, к примеру, в России свершается криминальная революция. Как видим, интеллигенция реагирует на нее традиционно: поддерживает, в надежде, что она, как и любая другая революция, непременно улучшит ее жизнь. Результаты, увы, тоже весьма традиционны: либо гибель от криминальных структур, либо следственный изолятор и лагеря. Встреча с феноменом для человека чаще всего оборачивается катастрофой для них обоих. Так вышло у Калугина с Лэей. И еще неизвестно, чем закончится история с банковским кодом для Карпова. У коммерческих банков наверняка есть своя оригинальная защита от подобных явлений. Они вполне могли вычислить терминальчик твоего друга, и тогда его исчезновение из квартиры (а кроме компьютера, ты говоришь, ничего не тронули), является следствием деятельности незадачливого программиста. Его просто предупредили. Но я тебе скажу, что он вряд ли оставит свою затею. Тем более один раз, пусть и благодаря тебе, он был на вершок от цели. Это словечко лишь последнее звено в колоссально сложной цепи манипуляций. Он вывел всю эту цепь методом комбинаторики, которым в совершенстве не владеют даже лучшие засекреченные шифровальщики мира. Не правда ли, обидно, Леночка, что человек с такими отменными способностями вместо того, чтобы сделать прекрасную карьеру в официальных государственных службах, например стать хорошим криптографом, занимается черт те чем? Мог бы зашифровывать и дешифровать секретные тексты и получать хорошие бабки без риска оказаться в тюрьме или пасть от пули киллера…

Боб так разошелся, что Леночке пришлось его прервать, сказав, что из Забайкалья по важному делу должен звонить Влад…

– Дядя Боб на старости лет стал большим любителем поболтать с молодыми женщинами о том о сем по телефону, – ничуть не обиделся Боб. Он ласково пожелал ей здоровья и передал большой привет Владу. И еще, пообещал помочь с заграничной клиникой.

– В России не только рожать, но и жить скоро будет невозможно, – сакраментально произнес он, и звонко чмокнул телефонную трубку, представив ее на миг очаровательной женской щечкой…

От обилия такой тяжелой информации Леночка даже расстроилась. Впервые после общения с Бобом у нее остался какой-то неприятный осадок то ли страха, то ли непонимания. Ей стало страшно за Карпова. Она поняла, что он гораздо сложнее, чем казался. Сложнее и трагичнее… Ей стало страшно и за собственное упрощенное и даже небрежное отношение к людям, с которыми она всегда легко входила в контакт, не думая ни о чем, кроме достижения своей собственной цели. Впрочем, до сегодняшнего дня ей все сходило с рук.

– Тьфу, тьфу, тьфу, – сказала Леночка и постучала по краю стола.

«Ну, мне с этим Карповым детей не крестить», – подумала она.

То, что было от него надо, получила. Никаких обязательств ему не давала. Правда, пообещала в качестве благодарности за скорый диплом помочь в покупке нового компьютера, но это лишь через год.

Через час Леночка вдруг страшно разозлилась на себя за то, что так лихо открестилась от Олега, который оказал ей мощную услугу, да еще и духи с цветами подарил.

Словом, этот день выдал ей переживаний с самого утра столько, что не расхлебать. Чтобы успокоится и расслабится, она решила принять ванну с ароматическими солями какой-то зарубежной фирмы. Эти соли ей за жуткую цену впарила Янка, перед тем битый час тараторившая по телефону о их волшебных свойствах.

Леночка догадалась, что Янке нужны деньги, и купила, правда, взяла с нее клятву, что после ванны у нее не вылезут волосы. Соли оказались действительно очень душисты и весьма эффективны: все тело Леночки покрылось пупырышками от приятного пощипывания, а под глазами ей словно натерли мятой. В первый момент все поплыло как в наркотическом тумане, и она, перепугавшись, чуть не выскочила из воды. Но через мгновение стало хорошо, и она, включив на всю катушку смеситель, лежала в бурлящей воде, представляя себя возле водопада. Словом, кайф!

Однако судьбе было угодно, чтоб она еще раз поволновалась в этот вечер, правда, уже приятно. Не успела она обтереться после ванны, как послышались сигналы электронной «малютки», лежащей на полочке возле зеркала. Наконец-то она дождалась звонка от Влада.

Он говорил веселым нежным голосом, как всегда, чуть дурачась:

– Крошка, я вижу, чем ты сейчас занимаешься. Ты подкрашиваешь ресницы перед трюмо со множеством флакончиков и тюбиков. И, конечно же, думаешь не обо мне. О ком ты думаешь, хотел бы я знать? А, крошка? Отвечай мне немедленно!

– О тебе, любимый! Только о тебе! Ты ничего не угадал на этот раз. Во-первых, я стою голая в ванной, а во-вторых, в Москве уже первый час ночи. У нас разница почти в пять часов, дорогой мой, – радостно восклицала Леночка в трубку. – И еще, я была у врача… я беременна… мне пообещали устроить роды заграницей, в Париже, представляешь!

– Это здорово, крошка! – чуть ли не кричал в трубку Влад, – только сначала езжай ко мне, холостяцкая жизнь мне больше не нравится. Здесь скоро тайга зацветет! Это ни с чем не сравнимо! Жить будем в цивильной квартире на берегу Витима. Вид потрясный: из окна на той стороне реки можно разглядеть сопки, поросшие вековой тайгой… Усекаешь, какая экзотика? Кстати, как твои курсы? – поинтересовался он.

– Закончила досрочно, слышишь, и диплом программиста уже при мне! – прокричала она. – Ура-ура-ура, могу лететь хоть завтра!

Они тут же договорились, что если не будет войны или землетрясения, Леночка к майским праздникам вылетит в Иркутск – там в это время будет Влад, встретит, и они вместе доберутся до Бодайбо. Влад дал ей номер иркутского телефона, по которому она в случае чего с ним свяжется.

После разговора с мужем Леночка долго не могла заснуть. Видно, Янкины ароматические соли не успокоили а, наоборот, взбодрили ее. Мысли запрыгали по цветущей, благоухающей разнотравьем сибирской тайге, встречая на своем пути нечто невероятное и загадочное, чему нет определения и от чего дух захватывает. Самые фантастичные мечты бушевали в ее душе.

Ощущение чего-то непредсказуемого, потрясающего накатывало на нее подобно гигантской морской волне! Утомленная своими новыми переживаниями и предчувствиями, Леночка погрузилась в сон, из недр которого поднималось ласковое лицо Влада, прекрасное и ласковое, как загадочная тайга, и из его прищуренных карих глаз лился голубой свет…

Несмотря на то, что заснула поздно, в девять утра она была уже на ногах. Возбужденное состояние не проходило. Ей срочно надо было переделать все свои дела, обегать все магазины, навестить друзей и подруг, попрощаться с Москвой, пообщаться подольше с родителями, чтобы потом ни о чем не жалеть, чтобы с легкой душой улететь к мужу. Влад советовал ей не брать слишком много вещей, так как в Сибири есть все что и в Москве.

Тут Леночка вспомнила о Янкиной просьбе и набрала ее номер. Трубку сняла Лариса-Пончик. Выяснилось, что вчера они с Янкой побывали на какой-то презентации, и теперь чувствуют себя тяжеловато. Леночка все же настояла, чтобы трубку взяла Янка.

– Я через три дня улетаю к мужу в Сибирь, – сказала Леночка деловым тоном, – если ты хочешь, чтобы я тебе помогла привезти видак, то давай сделаем это сегодня. Сама понимаешь: у меня своих дел по горло, – для пущей важности добавила она.

Леночка сказала, что папочка не понадобиться, потому что ему некогда такими пустяками заниматься, а все расходы на такси она берет на себя.

– Как хочешь, – слегка посаженным голосом согласилась Янка, – только давай на после обеда перенесем… от этих художников кроме вреда никакой пользы. Представляешь, Саламандра, познакомилась с одним на вид настоящим бизнесменом, а он художником оказался, как наш Пончик. Замаскировался, блин… Я, конечно, сходу по тормозам: чао, говорю, мне от вашей сюры в лице собственной подруги уже дурно делается. А его это так живо заинтересовало, что он чуть ли не криком закричал:

– Неужели у вас есть такая подруга? Ах, как это прекрасно!

Я ему говорю: «Да, есть у меня такая подруга. Одинокая. Любит детей. Чужие дети приходят к ней в гости и рисуют на стенах инопланетные пейзажи. Стены кухни и обои в коридоре сплошь изрисованы красками и карандашами…»

– Вот это сюр так сюр! Сплошняк… – завосторгался он, – вы обязательно должны нас познакомить…

Вот я их с Пончиком и свела, на свою голову. Мало того, что всю ночь вино пили, так еще мне всю квартиру изрисовали своей сюрой. Нет, нельзя делать добро людям, – трагическим тоном заключила она. – Приезжай, Саламандра, а то я этого не переживу…

Зайдя в квартиру к Янке, Леночка действительно увидела печальную картину: обои были изрисованы принцессами, драконами, лешими, индейцами, атомными взрывами и вообще чудищами без названия.

– Ты на балкон взгляни, Саламандра, – безучастно сказала Янка.

На балконе билось по ветру постельное белье, забрызганное красками, измалеванное рисунками, отдаленно напоминающими то ли щупальца спрутов, то ли фантастические водоросли.

Пончик с обреченным видом лежала на тахте и молча выслушивала нарекания, уставясь неподвижным взглядом на штору, тоже изрядно заляпанную красками.

– Как зовут твоего сюрреалиста долбанного? – обратилась к ней Янка.

– Паша… – пролепетала Лариса.

– В общем так, Пончик, чтобы мне твой Паша квартиру отремонтировал, а то я на него заявление в ментовку напишу…

Толстушка горько всхлипнула и отвернулась к стене.

– Милая моя мамочка, зачем ты меня оставила, – картинно запричитала Янка и потянулась за пачкой сигарет, лежащей на книжной полке. Ее рука задела за провод допотопного вентилятора, висящего на стене. Вентилятор с громким визгом сорвался с гвоздя. На мгновение показалось, что это один из чудовищных пауков, нарисованных на обоях, прыгнул на Янку…

– А-а-а!!! А-а-а!!! – истошно завопила она, закрыв лицо ладонями, – ой, кошмар! Ой, кошмар!

Леночкин смех привел ее в чувство. Она села, закурила, и бросила в вентилятор зажигалкой. – У, за-ра-за, напугал!

– А что, дети мои несчастные, покинутые, – подала голос Пончик, – действительно, давно пора сделать косметический ремонт квартиры. А пока, лучше, во всяком случае, просыпаясь, видеть перед собой свежую сюру, чем пятно от раздавленного когда-то клопа-кровососа. И твоя мама, Яночка, здесь ни при чем. Правда, Саламандра? – заискивающе обратилась она к Лене.

Не получив ответа на свои доводы, Лариса спустила ноги с тахты, нащупала шлепанцы, накинула халат и, пошатываясь спросонок, пошла в ванную.

– Все, надо вставать и действовать, – сказала она через плечо. – До твоего отлета, Саламандра, еще целых два дня… А спать так хочется… Вот завалиться бы снова и проспать эти два дня до субботы.

В прихожей Лариса споткнулась о таз, доверху наполненный ее эскизами, и пожаловалась, что в ванной нет света.

Леночка поняла, что на сей раз без ее помощи подруги не обойдутся. Она взялась за хозяйство сама: быстро починила пробки в счетчике. Через полчаса на кухне приятно запахло яичницей и чаем. Леночка пересыпала в сахарницу голубоватые кубики быстрорастворимого, и пригласила подруг за стол.

– Присаживайтесь, бедолаги, – весело позвала она.

Лариса первая захлюпала по коридору шлепанцами. Следом явилась Янка. Без макияжа, невыспанные, помятые, подружки показались Леночке усталыми тетками с какой-то ночной смены.

После чая они несколько взбодрились, и Янка сказала:

– Ну, пора наводить марафет!

Она достала косметичку и занялась своим лицом.

Лариса тоже начала наводить красоту.

До «Электроники» они добрались почти к закрытию магазина. По дороге Лариса не переставала критиковать Янку за вещизм.

– Мы ведь решили вступить в общество штучных людей, – сетовала она, – сейчас такое время, что это имеет, между прочим, значение. Политическое значение. Сколько можно оставаться рабом мещанского быта? Ну, Саламандру я еще понимаю: ей все это, можно сказать, против ее воли досталось, а ты, Янка, сознательно окружаешь себя предметами роскоши!

Купили небольшой японский телик с видео: моноблок. Таксист помог донести покупку до квартиры и, увидев пустые стены и углы Янкиного жилища, поздравил девушек с новосельем.

Пончик соскочила, не доезжая, у гастронома, и явилась чуть позже с вином и закуской.

– У, какая симпатичная какашка! – нежно постучала она пальчиком по моноблоку, и попросила Янку что-нибудь поставить.

– Отечественная «мурзилка» – объявила Янка, врубая эротическую кассету. – Кто просматривал зарубежную, тот на этом примере убедится, насколько мы в траханьи еще отстаем от всего остального мира.

Через мгновение на экране появились две нагие и довольно худосочные девицы. Заиграла музыка. Одна из девиц ловко, как гимнастка, прыгнула на тахту, и встав на четвереньки, повернулась розовой задницей к предполагаемым зрителям. Ее партнерша стала яростно смазывать кремом ее ягодицы. Время от времени обе они заглядывали в камеру, блаженно и глупо улыбаясь невидимой публике.

Янка не выдержала и начала комментировать:

– Ну, блин, смазывает словно сковородку. Ха! Смотрите! Это называется «мама, я повара люблю»!

Отложив крем, девица взяла с тахты длинную прозрачную кишку и стала ее надувать. Кишка образовала нечто подобное гирлянде больших сарделек. Девица, перевязав ее ниткой, чтобы не выходил воздух, стала эти «сардельки» одну за одной вкручивать между бедер своей партнерши.

И вновь они, оглядываясь, всем видом демонстрировали, как им хорошо, какие бесподобные ощущения.

– Это фокусы какие-то, а не трах, – возмутилась Лариса, – сейчас эту напичкают воздушными хренами, она взлетит и запоет: «мама, я летчика люблю»! Действительно, лажа совковая!

Леночка тоже решила блеснуть остроумием:

– Ну чего вы хотите, девочки? Это же первые робкие шаги демократии по нашим экранам. Посмотрим, что будет через пару лет!

– Если так пойдет, то через пару лет в России все колбасные изделия мандой накроются. Они на это и намекают нам, – поддержала Янка.

– Может, в России что-нибудь и перемениться, но в нашем кафе, через дорогу которое, никогда… Хоть тысячу лет пройдет, меню будет неизменным: бледные сосиски, гречневая каша, салат из хилых огурцов и компот с мухами, – возразила Лариса.

Она достала из авоськи пакет с вареными сосисками и начала уплетать их, равнодушно наблюдая за событиями на экране.

– Печально, девки, – поддакнула Яна. – Хотя, если верить оптимистической листовке, то к власти придет некий Ге Ор и осчастливит всех.

Леночке вскоре все это надоело. Она поблагодарила подруг за прекрасный вечер и откланялась.

– Молодец, Саламандра, знает, что неблагодарность есть самый страшный грех на свете! – одобрительно напутствовала ее Янка. – Лети к своему соколу в Сибирь!

На улице накрапывал дождь пополам со снегом. Навстречу Леночке двигалась плотная мешанина из людей и машин. На полпути к дому она вдруг остановилась, что-то заставило ее вернуться и зайти к родителям. К ее радости, там оказались обе тетки: Валя и Нина. Только сегодня приехали, мама звонила ей, но не застала. Весь следующий день провела она с родней. К себе она вернулась поздно вечером и сразу нырнула в постель. Засыпая, пыталась вспомнить что-то очень важное. Это чувство, что она что-то забыла, что она должна спасти кого-то, иногда возникало в ее душе. Может быть, она должна спасти Янку? Но от чего ее спасать? От приколов, которые она сама себе устраивает? Янка, она же сильная, самоуверенная, и довольно весело живет. Ей нравится такая жизнь… Или не нравится? Но ведь она сама все так устроила? Или нет? Сама, конечно. А у нее был выбор?

Сон был долгий и странный. Она с кем-то спорила, оперируя сложными философскими категориями. Собеседник был хорош собой и богато одет, но она знала, что это дьявол. Он доказывал что-то, а она доказывала ему обратное, он пытался ее убедить. Уходя, сказал, что спор закончит позже. Надо было заключить какое-то пари…

Проснулась она, как всегда, поздно. Одеяло было смято, рядом, на простыне, валялось дистанционное управление телевизора. Не успела она нажать кнопку, как телевизор включился. То, что увидела, поразило: во весь экран красовалась знакомая симпатичная физиономия. Неужели Карпов? Голос диктора сообщил: «Разыскивается мужчина, на вид лет 30, рост выше среднего, волосы светло русые, сложение спортивное. Ему инкриминируется незаконное изъятие со счета московского банка крупной суммы денег в валюте путем вхождения в память банковского компьютера при помощи другого компьютера, которым преступник воспользовался прямо в магазине по продаже компьютерной техники. В своих криминальных целях он использовал право покупателя проверить исправность аппаратуры. Просьба сообщить информацию по контактным телефонам… По непроверенным данным, преступник сейчас находится в одном из городов Прибалтики… Портрет преступника выполнен фотороботом по описанию продавцов и работников охраны магазина…»

«Боже мой, а как же щенок, что теперь с ним?» – почему-то подумала Леночка. «Бедный песик. Калугин, компьютер Лэя… А может, не было никакого Калугина, это он про себя говорил на самом деле? Нет, Карпов не преступник, не может быть, мало ли похожих людей…» Тут она вспомнила, что подробно рассказала о нем Бобу, и чуть не заплакала от досады. «Нет, Боб не станет меня закладывать. Да и какое ему дело до Карпова?» – тут же успокоила она себя.

Вылезла из постели, подошла к окну и поежилась: по выцветшему, словно больничная простыня, небу плыло темное облако, в котором пряталась непонятная усмешка, так усмехался ее собеседник в недавнем сне, ее ночной оппонент, требующий заключения пари. Она поежилась. Нехорошее предчувствие и тяжесть на душе с утра – это, пожалуй, на весь день.

И действительно, день оказался тяжелым. Все предметы в комнате приняли укоризненно-угнетающий вид. Они беззвучно говорили ей о том, что по ее собственной глупости она теперь попадет в список свидетелей, и поездка к Владу сорвется…

А может, это не Олега нарисовал фоторобот? – мучилась она. Слоняясь из комнаты на кухню и обратно, натыкаясь на мебель и стены, она надрывно ругала себя за всю эту затеянную авантюру со срочным получением диплома и охмурением преподавателя. А что, если ее теперь запишут в соучастницы?.. К вечеру, измученная, она набрала номер его телефона. В трубке прозвучал незнакомый голос. Леночка в панике отключила связь. Но через минуту ей позвонили.

– Извините, вы только что набрали номер Олега Васильевича Карпова.

– Кто это? – выкрикнула она.

– С вами говорит инспектор МУРа Новиков. Вам придется подойти к нам и ответить на несколько вопросов.

– А где он, где Олег Васильевич? – вырвалось у Леночки.

– Он находится в розыске. Запишите наш адрес, мы вас ждем с…

Она записала время и адрес.

Ночь прошла в кошмарных фантазиях. Ведь она была соучастницей: во-первых, знала и не предупредила кого следует, во-вторых, дополнительные занятия на квартире Карпова, о которых знают соседи, в-третьих, чем объяснить столь экстренную выдачу ей диплома… Теперь ее повяжут. Впереди – мрачная тесная камера с мутным зарешеченным оконцем вверху, с цементным полом и парашей в углу, с тяжелой железной дверью, с тюремными ужасами, какие показывают по телеку. От всего этого мурашки по спине пробежали. Вот жизнь: неточное действие, маленькая глупость – и скатываешься в мрак, в жуть…

Утром следующего дня она была в отделе по борьбе с какими-то преступлениями – с какими именно, она тут же забыла, увидев свою сокурсницу Надю и других девушек. Надя держалась спокойно, даже чуть насмешливо, другие тоже были невозмутимы, и у Леночки отлегло от сердца. Может, не так уж все и серьезно? – подумала она.

– Ну и отмочил наш Олег Васильевич, – усмехнулась Надя, поддернув узкие джинсы, чуть прикрывающие круглые бедра. Тесная вязаная кофточка не доходила до талии, и пупок игриво подмигивал при движении. А двигалась Надя все время.

– Олег у нас крутой оказался! – поддакнула девушка.

Дверь открылась, и вызвали следующего. Лена вошла. Все оказалось действительно не так уж страшно: несколько дежурных вопросов, которые были записаны, потом она поставила свою подпись и дату.

До метро летела, как на крыльях. От счастья ошалела, словно ее окатили сладким искристым вином, все вокруг нее плясало и шумело. Она прямиком проехала в кассы аэровокзала покупать билет до Иркутска на сегодня. Поездка в Сибирь теперь казалась ей не только радостным круизом, но и избавлением от неприятных проблем.

Взяв билет на вечерний рейс, она вернулась домой и первым делом отключила все телефоны. Потом, быстренько собрав чемоданы, помчалась на родительскую квартиру. К счастью, отец был дома и пообещал подбросить в аэропорт.

– Па, если меня по телефону спросят, то меня уже нет, улетела, – попросила она.

– Что за конспирация? Ты что, банк ограбила? – пошутил Трошин.

У Леночки от такой шутки в глазах потемнело, но она быстро взяла себя в руки и весело отшутилась:

– Па, я наводчицей была, надо рвать когти!

Трошин вышел в гараж подготовить машину, и Леночка осталась с мамой. Ирина Николаевна была в хорошем настроении, она радовалась за дочь: что у нее такой муж и жизнь начинается интересная. Она без умолку болтала о своих знакомых мужчинах, эстрадных певцах, артистах… Лена молчала. Почему-то сегодня ей было очень тоскливо в родном доме. И даже то, что мама, самый близкий ей человек, сидела рядом и болтала с ней как с равной, не веселило. Наоборот, она почувствовала в этом какое-то отчуждение, чуть ощущаемое дыхание будущей большой разлуки.

Ирина Николаевна прервала ее печальные размышления вопросом:

– А на будущее лето ты куда планируешь с малышом и мужем поехать отдыхать? На море, наверно?

– Ну, мама, спросишь тоже… До следующего лета еще дожить надо, – улыбнулась Леночка, понимая, что мама задала этот вопрос для того лишь, чтобы подвести разговор к будущему ребеночку. – Возьмем малыша и поедем с тобой вместе к Вале в Погорелое Городище грибы собирать да в Держе купаться! – добавила она серьезным тоном.

– А я когда была маленькой, – слегка погрустнев, сказала Ирина Николаевна, – мечтала вблизи увидеть настоящее море. Потрогать его. Погладить. Море представлялось мне чем-то большим и ласковым, чем-то вроде синей пушистой кошки. Таким оно мне и снилось всегда.

Мысль о возможной поездке к морю взволновала маму, словно она, очутившись на берегу моря, снова станет маленькой девочкой и сможет все начать сначала. Ирина Николаевна поделилась с дочерью своими лирическими мечтами, оговорившись, что, конечно, это невозможно, но на чувство каждый человек имеет право, на странное, радостное чувство, что чудеса все-таки бывают. Как в детстве, когда скоро весна. Вот-вот, еще немного, и случится что-то особенное, самое лучшее!

Леночка растрогалась, обняла маму и стала ее целовать, как маленькую девочку. Обе они всхлипывали и плакали светлыми и печальными слезами разлуки, уже обнажившей безмолвный и безучастный космос над их головами.

Ирина Николаевна вытерла слезы, отошла к окну и, полуобернувшись к Леночке, тихо сказала:

– Доченька, у меня к тебе на прощанье будет большая просьба: если у тебя родится дочка, а я чувствую, что так оно и получится, то ты, пожалуйста, назови ее моим именем, ладно…

– Ты что, мамочка, помирать собралась? – встревожилась Леночка.

– Почему же, мне просто будет радостнее ожидание моей Ирочки, я только это имела в виду, – успокоила дочь Ирина Николаевна.

– Если родится девочка, то считай, что она – Ирочка. Даю тебе честное слово, мамочка, честное-пречестное…

Леночка вновь обняла и поцеловала маму.

Трошин пришел из гаража и сказал, что машина в порядке и пора выезжать. Леночка хотела позвонить Владу, но отец решил сделать это сам, после того как вернется домой из аэропорта. Телеграмму, на всякий случай, он пообещал отправить из Домодедово.

На улице чуть моросило. В луже у подъезда плавал прошлогодний кленовый листок. Леночка подхватила лист, стряхнула с него воду и засунула в карман ветровки.

– На память о родном дворе, – улыбнулась она отцу с матерью.