Читать книгу Беллерофонт - Ольга Андреевна Артемьева - Страница 9

Глава 8.

Когда Мирослав вслед за Алиной вошел в освещенную столовую, вся ее семья уже сидела за огромным столом. Во главе стола восседал дядя, он что-то рассказывал, а окружавшие его племянники весело смеялись над рассказом. В ту минуту, когда Стоянович вошел, Артур вскочил на ноги и громко представил лейтенанта:

– О! Вот и они! Ребята, это Мирослав, друг Алины, очень интересный молодой человек.

Сидящие за столом два парня и две девушки встали и по очереди протянули Стояновичу свои руки. Артур представил их всех по именам:

– Это Агнесс – самая старшая сестра Алины, а вот эта красотка – Александра, Алинина младшая сестра.

Мирослав улыбнулся и по очереди пожал девушкам их маленькие ладошки. Глядя на довольно похожих между собой сестер Алины, Стоянович подумал, что, скорее всего, Алина выглядит примерно так же. А впрочем, все современные Мирославу люди обладали сходными чертами: все имели смуглую кожу, черные волосы, темные глаза и в разной степени выраженные азиатские черты лица. Однако на одно отличие лейтенант сразу же обратил внимание: глаза Алины были гораздо светлее, чем у сестер, у которых они были темно-карие, как и у девяноста девяти процентов населения Земного шара.

Вслед за Агнесс и Александрой к Стояновичу подошли Алинины братья. Они тоже были очень похожи между собой: оба широкоплечие, ростом пониже Мирослава, но все же довольно высокие, карие глаза смотрели прямо и приветливо, оба парня широко улыбались. Артур представил и их:

– Вот этот здоровяк – это Эрнест, а рядом его младший брат – Эрих. У ребят есть еще три брата и две сестры, но сегодня они не смогли приехать.

– Мирослав Стоянович, – представился лейтенант и пожал братьям руки.

Артур сел на свое место и его примеру последовали все его племянники и племянницы. Мирославу предложили сесть между Алиной и ее дядей.

Артур открыл бутылку шампанского и разлил его по бокалам, стоящим на столе у всех, кроме Алины. Подняв свой бокал, он громко сказал:

– Ребята, давайте выпьем за знакомство с Мирославом, мне кажется он – отличный парень! Салют!

– Салют!! – хором отозвались все присутствующие за столом племянники и племянницы, а Алина символически чокнулась со всеми бутылкой с водой.

– Мирослав, откуда ты родом? – спросил Эрнест, приветливо улыбаясь.

– Я прилетел из Москвы, 3 месяца назад меня перевели в Центральное Военно-Космическое Управление. А воспитывался я в Белграде. Потом учился в Гуанчжоу на высших военно-космических курсах. А ты, Эрнест, чем занимаешься на космодроме?

– Я работаю в Главном Отделе Безопасности Космодрома. А Эрих – инженер, как и дядя. Агнесс – медсестра, а Александра – шеф-повар нашего ресторана. А про Алину ты все знаешь, – сказав это, Эрнест посмотрел на Алину и хитро улыбнулся. Девушка бросила на брата гневный взгляд, на что Артур весело рассмеялся и сказал:

– Иногда мне кажется, что вам все еще по десять лет… Как быстро летит время! Казалось бы еще совсем недавно вы вдесятером лежали в кувезе, с ног до головы обвитые этими трубочками… А сейчас – взрослые юноши и девушки… – Артур замолчал, и за столом воцарилось молчание, так как никто не хотел прерывать его размышлений. Казалось, он думал о чем-то очень важном. Спустя несколько мгновений Артур очень серьезно сказал:

– Вот ведь парадокс: не будь мы вынуждены размножаться таким варварским способом, у меня не было бы такой большой и дружной семьи. С другой стороны, имей я возможность выбора – я мог бы ее создать и сам.

– Вы считаете эти научные достижения варварскими? – тихо спросил Мирослав, и тут же пожалел об этом. Непонятно почему, тирада Алининого дяди вызвала в нем волну раздражения. «Вся эта чопорность, французские слова, деревянная мебель, иконы, библиотека, это старческое нытье – да они просто зажрались! Тысячи людей мечтают дожить хотя бы до совершеннолетия, но не могут даже встать с больничной койки. Ему повезло иметь сразу десять живых родственников, а он называет способ размножения, подаривший эту возможность, варварским!» – подумал про себя Стоянович, прежде, чем Артур успел ответить.

– Возможно, я неверно выразился, Мирослав, я имел в виду, что способ, которым мы воспроизводим себе подобных – противоестественный, – с улыбкой сказал Алинин дядя.

Стоянович, прекрасно понимая, что Артур сознательно затягивает его в этот спор, хотел промолчать, но все та же волна протеста подхлестнула его вновь вступить в диалог:

– Но разве наша вина в том, что «естественный» способ перестал работать? Не открой наша медицина ЭКО, мы бы все уже давно вымерли!

Глаза Артура сверкнули яростным огнем: казалось, он только и ждал подобного вопроса:

– Позволь не согласиться с тобой, мой друг, естественный способ и перестал работать от того, что стал внедряться ЭКО! Это началось еще в XX веке, люди, которые не могли зачать естественным способом, стали прибегать к экстракорпоральному оплодотворению…

– И это научное открытие позволило тысячам людей познать радость материнства и отцовства! – гневно перебил Мирослав.

– Тут я с тобой согласен, – смягчился Артур, – но ведь люди пошли дальше.

– Дальше? – недоуменно спросил лейтенант Стоянович.

– Да, дальше. Сначала люди захотели иметь возможность выбирать пол своему ребенку.

– Но что в этом такого! – удивленно воскликнул Мирослав.

– Это была попытка обмануть природу, сначала безобидная, но потом опасная. На первый взгляд, действительно ничего особенного: было у женщины три сына, зачатых естественным путем, а она всю жизнь мечтала о дочери. И ради этого она пошла на ЭКО, в результате которого было получено несколько эмбрионов, из которых выбрали эмбрион нужного пола, а остальные за ненадобностью выбросили! Только вдумайся в это! У меня лично мороз по коже…

– Я согласен, что некоторые люди стали использовать предимплантационную диагностику, скажем так, не по назначению, но ведь первоначальная цель этого исследования была выявить генетические заболевания у плода, – вновь возразил Стоянович, раздражение которого постепенно начало спадать.

– Возможно, у этих исследований была благородная цель, но в своей попытке изменить природу к лучшему мы зашли слишком далеко, и природа нам ответила по-своему.

– Что вы имеете в виду? – спросил Мирослав, окончательно остыв.

– Предимплантационная диагностика сулила человеку явные выгоды. Она давала возможность «забраковать» эмбрионы с серьезными патологиями, но грань между необходимостью что либо изменить и личной заинтересованностью быстро стерлась. Сначала этот, как я его называю, «неестественный отбор» производился на основании только медицинских показаний, а потом в ход пошла личная прихоть. Люди стали выбирать пол, цвет глаз, рост и даже характер будущему ребенку, и все это, естественно, из лучших побуждений.

– Но в этом же не было ничего плохого, – уже не столь уверенно сказал Мирослав.

– Ты думаешь? – Артур сдвинул брови и в упор посмотрел на Стояновича, – а я считаю, что ученые полезли туда, куда не следует, попытались взять на себя роль самого Господа Бога, а правительство пошло у них на поводу, за что мы все и поплатились.

– Правительство? – Мирослав недоуменно посмотрел на Артура, а затем перевел взгляд на Алининых братьев, которые немного встревожились при упоминании их дяди о роли властей. Артур же, ни на кого не обращая внимания, продолжал:

– Правительство решило, что это способ создать идеальное общество. Общество, лишенное пороков, недугов и патологий, абсолютно предсказуемое и значит легко управляемое. Поддавшись соблазну планировать идеальных людей, в определенный момент сильные мира сего решили и вовсе свести естественное зачатие к минимуму, и с этой целью был создан закон о бесплатном ЭКО для всех желающих, одновременно возлагающий всю ответственность за «неудачных» детей, зачатых естественным путем, на родителей.

– Никто не запрещал естественное зачатие, – возразил Мирослав, – люди сами сделали выбор в пользу ЭКО, генетической диагностики и последующей генной инженерии, видя явные выгоды.

– Потому что их подтолкнули к такому решению, лишив государственной поддержки в случаях, если ребенку, зачатому не в пробирке, нужна была хоть какая-то помощь! Скажем, помощь логопеда… Не выговаривал ребенок какие-то звуки, ему нужен был логопед. Об этом, естественно, становилось известно МДСЗ, они подавали соответствующее заявление, и семья облагалась штрафом, это в лучшем случае. Было у ребенка плохое зрение – все лечение за свой счет и опять же штраф, или прочие санкции, например, не брали в детский сад, или даже школу, потому что родители в свое время не воспользовались ЭКО и не устранили недостатки ребенка… И что мы получили в итоге?

– Что? – нехотя спросил Мирослав, хотя сам прекрасно понял, к чему клонил всю эту речь главный инженер Космодрома.

– Природа взяла своё! – ответил Артур. – Она придумала, как даже в таких условиях устроить естественный отбор между этими шаблонными идеальными созданиями. И гены стали мутировать. Необъяснимо и непоправимо. Это и была та самая химера, с которой сражался Беллерофонт, именем которого они назвали программу по спасению человечества. Никто до сих пор не может дать ответ, почему так произошло, и главное, как это остановить. И теперь все что нам осталось, это скрещивать более-менее здоровые гены, не спрашивая на то согласия их носителей, чтобы окончательно не вымереть. А знаешь почему?

– Почему? – тихо спросил Стоянович и как-то встревоженно посмотрел на Артура.

– Потому что они хотят держать все под контролем! Управлять миром легко, когда ты сам производишь жителей этого мира, понимаешь, о чем я? Никто не знает параметров, по которым они выбирают материал и производят зачатие. Хотя они говорят всем, что всего лишь берут самые здоровые гены, но вдруг предимплантационная диагностика ставит перед собой совсем другие цели? Что если им просто удобно управлять кучкой калек, которые не могут сами лечиться и размножаться, одним словом, ничего не могут без своих кукловодов? А что если и сама идея такого размножения – один большой обман? Люди уже сто лет не пытались делать новых людей естественным образом!

За столом воцарилась гробовая тишина. Лейтенант Стоянович сидел с широко раскрытыми глазами, изумленно уставившись на Артура. Алинины братья встревоженно смотрели на Мирослава. Спустя несколько мгновений лейтенант совладал с собой и посмотрел на Алину, ее напряженный и испуганный взгляд смягчил его. Мирослав первым нарушил молчание:

– Артур, это довольно серьезное заявление, вы не должны говорить об этом с первым встречным.

По лицам племянников и племянниц было видно, что они очень боялись реакции Мирослава на слова их дяди, и что его ответ их успокоил. Артур, похоже, ни минуты не беспокоившийся о последствиях своих смелых высказываний, все с той же натянутой добродушной улыбкой сказал:

– Я не боюсь говорить об этом с ТОБОЙ. Во-первых, Алина не привела бы в наш дом человека, которому бы она полностью не доверяла. А во-вторых, я вижу, что ты умный человек, несмотря на свой юный возраст, и ты не можешь со мной не согласиться. Просто тебе, как и всем, внушали с самого детства всю эту ерунду про здоровый генофонд и единственно возможный способ его сохранить. Тебе и не к чему было задумываться обо всем этом. Но что ты скажешь теперь? После этого разговора? Я уверен, что, когда ты выйдешь отсюда, ты поймешь, что все так и есть, просто это не принято обсуждать. Потому что правда страшна, от ее осознания рушатся устои нашего общества. Ну, а теперь давайте пить чай!

С этими словами Артур, как ни в чем ни бывало, встал из-за стола и вышел из гостиной в кухню, Агнесс и Александра послушно последовали за ним. Алина наклонилась к Мирославу и тихо сказала: «Пойдем, я покажу тебе оранжерею!». Лейтенант Стоянович, все еще немного ошарашенный, молча встал и пошел за девушкой.

В правом крыле дома находилась застекленная оранжерея, в которой росли самые разные виды цветов. Алина провела Стояновича в оранжерею, плотно закрыла за собой дверь и, резко повернувшись к нему, сказала:

– Мирослав, я хочу извиниться за этот странный разговор за столом, я не знаю, к чему дядя завел его, на него иногда находит, не стоит воспринимать это на свой счет, пожалуйста, не обижайся за его резкость…

– Резкость? О чем ты говоришь, он вовсе не был резок со мной, – возразил Мирослав, и тон его показался Алине очень холодным. – Как мог этот разговор обидеть лично меня?

– Ну, он мог обидеть твои чувства… Я знаю, о чем ты подумал, придя в этот дом…

– О чем же? – спросил Стоянович еще более холодно.

– О том, что мы из кожи вон лезем, чтобы выделиться из общей массы, как будто знаем какой-то особый способ жить, – твердо ответила девушка.

Мирослав посмотрел на Алину, и вдруг его охватил гнев. Он резко и холодно сказал:

– Да! Ты права! Именно так я и подумал! И что же? Что это за способ? Просвети меня дурака, ты же за этим меня сюда пригласила?! Чтобы открыть мне глаза на мировую несправедливость и завербовать в вашу революционную группу?! – голос Стояновича повысился почти до крика.

Алина, растерянно отступив на несколько шагов от наступающего на нее Мирослава, все же по-прежнему тихо, но твердо ответила:

– Нет! Я пригласила тебя сюда не для политических бесед, а потому что хотела показать тебе мой дом… – девушка вдруг замолчала, а затем в упор посмотрев на Стояновича, продолжила: – Я пытаюсь сделать какие-то шаги навстречу к тебе, сблизиться с тобой, хотя в моем случае это довольно непросто. И я подумала, что раз уж не могу показать тебе даже своего лица, то покажу тебе свою семью… Прости, что из этой затеи ничего не вышло!

С этими словами Алина повернулась к двери и пошла к выходу. Мирослав в два прыжка догнал ее и резко прижал к себе. Алина попыталась оттолкнуть его, но лейтенант крепко обнял девушку и не давал высвободиться. Внезапная волна нежности накатила на Стояновича. «Какой же я идиот!» – подумал Мирослав. Разомкнув свои объятия, лейтенант взял Алину за плечи и заглянул ей в глаза:

– Это ты прости меня, – сказал он нежно. – Я очень несдержанный человек, у меня сегодня много впечатлений… Месяц назад я и не думал ни о каких «чувствах». Я привык мыслить узко, все измерял естественными потребностями и никогда не задумывался ни о чем действительно стоящем в этой жизни. А после встречи с тобой все перевернулось с ног на голову. Твой дядя как будто меня разбудил. И то, что он сказал сейчас, меня потрясло… Алина, я тоже хочу быть ближе к тебе, но мне нечего тебе открыть, ведь я черствый, ограниченный солдафон… Раньше я выражал свои эмоции по отношению к женщинам только путем физических действий. С тобой это не работает, и не только потому, что я не могу даже увидеть твоего лица, но и потому, что к тебе у меня другое отношение… Что мне делать, скажи? Я так хотел бы тебя сейчас поцеловать…

С этими словами Мирослав попытался дотронуться до Алининой маски. Девушка мягко увернулась и высвободилась от его рук.

– Нельзя этого делать, – спокойно сказала Алина. – Без определенных тестов на совместимость.

Помолчав несколько, секунд девушка добавила:

– Хотя кое-как «сблизиться» мы могли бы.

– Как? – с воодушевлением спросил Стоянович, и на губах его расползлась наивная улыбка, какая бывает у детей, которым обещали подарок.

– Если хочешь, ты можешь прийти ко мне в лабораторию. Там все защищено, и я работаю в специальной стеклянной камере…без костюма.

Мирослав подхватил Алину и снова порывисто обнял ее, на этот раз она не сопротивлялась, не отпуская девушку, он сказал:

– Тебе надо поговорить с дядей, чтоб впредь он был осторожен. Некоторые структуры посчитали бы эту милую болтовню не такой уж безобидной.

Алина рассмеялась:

– Это точно! Братья не раз уже говорили, что добром это не кончится. Я поговорю с ним. А ты не рассказывай никому, хорошо?

– Ну, уж нет! Учитывая мою теперешнюю заинтересованность в тебе, я пойду как соучастник.

Девушка снова засмеялась, и кивком головы пригласила Мирослава вернуться в гостиную.