Читать книгу В ритме танца любви - Olga Mercurio - Страница 4

– С учётом того, что Вы переезжаете, у Вас на удивление мало багажа, – заметил Рауль, заталкивая в камеру хранения две спортивных сумки. Клэр взяла с собой только небольшую сумочку, в которой лежали деньги и документы, упаковка влажных салфеток, дневник и фотоаппарат, а у мужчины вообще ничего не было. Дорожная зубная щётка, паста и дезодорант всегда лежали во внутреннем кармане его куртки. Что касается одежды, Рауль редко возил её за собой, предпочитая покупать новые вещи, благо он мог себе это позволить. Он закрыл дверцу шкафа и положил золотистый ключик на ладошку Клэр.

– У меня есть всё, что нужно, – девушка запихнула ключ в передний карман светло-серых джинсов. – Единственное, чего мне жаль – библиотеки, которую я собирала с тех пор, как мне начали выделять деньги на карманные расходы. Но сейчас все книги в надёжном месте и я смогу перевезти их сразу же, как только обзаведусь постоянным жильём. В любом случае, у меня полно электронных книг. Просто ощущения от чтения на компьютере совершенно другие. Куда пойдём? – полюбопытствовала она. Эмбриагез развёл руками:

– Куда угодно! Мадемуазель вольна выбирать всё, что заблагорассудится.

– Мадемуазель предполагает, что месье бывал в Париже и сориентируется в нём не в пример лучше, – подхватила шутливый тон Клэр.

– Ну что же… – Рауль посмотрел на огромные электронные часы на стене. – Разумеется, за один день мы не сможем осмотреть всего, что положено туристу.

– И не надо, – беспечно повела плечами Клэр. – Большинство достопримечательностей столько раз задействовали в фильмах, что кажется, будто видел их собственными глазами. Я помню даже этот вокзал и канал Сен-Мартен недалеко отсюда.

– Тогда начнём со знакомства с традиционным французским завтраком, – мужчина указал на сотни автомобилей, проносящихся мимо центрального входа. – Возьмём машину и прокатимся в одно из моих любимых кафе. И ещё кое-что, Клэр, – Рауль помедлил с окончанием фразы, присаживаясь рядом с девушкой на заднее сиденье такси, которое ему посчастливилось поймать одним взмахом руки, едва они вышли на улицу. – Я бы не хотел, чтобы Вы платили за себя. Идея задержаться здесь принадлежит мне, так позвольте мне же её и реализовывать.

– Кхм… И как Вы себе это представляете? Ой, посмотрите, какая прелесть – розовая кофточка со стразиками, – девушка мастерски сымитировала протяжную интонацию тринадцатилетней девчонки. – А Вы купите мне фисташковое мороженое? А ещё вон ту плюшевую собачку! И вот этот симпатичный домик! Как, Вы говорите, он называется? Версаль? – Клэр так уморительно себя вела, хлопая ресницами и явно передразнивая современных подростков, что Рауль не выдержал и расхохотался. – Вот видите, – усмехнулась девушка, моментально возвращаясь к естественному образу.

– Почему-то я уверен в том, что Вы не станете обращать внимания на розовые футболочки, – улыбаясь, произнёс Эмбриагез. – Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления, – подытожил он. «Я всё равно сделаю по-своему», – решил мужчина про себя. Если бы они могли читать мысли друг друга, то Рауль был бы сильно удивлён тем, что Клэр разгадала его намерения. «Если он вздумает потратить на меня деньги, я найду способ вернуть их обратно», – подумала девушка. Но эта мысль улетучилась из её головы, стоило машине плавно тронуться с места.

День пролетел, как один вздох. Эмбриагез сыпал французскими названиями, посвящая Клэр в историю того или иного здания или места, рассказывал забавные случаи и потрясающе справлялся с ролью экскурсовода. Девушка не выпускала из рук фотоаппарата, радуясь объёму встроенной в него памяти. Они бродили по маленьким тесным улочкам, напичканным булочными и лавками с сыром, свежими овощами и фруктами, по главным авеню с бутиками крупнейших модных брендов. Брали такси или садились в лодку, чтобы перебраться из одного округа в другой, рассматривали неимоверной красоты готические здания, погружаясь в атмосферу средневековья, переключались на зеркально-бетонную и хромированную архитектуру современности. Не обошли вниманием разнообразие по-домашнему уютных уличных кафе. Томатная запеканка, дынный суп, блинчики с начинкой, грушево-карамельное мороженое… Обострившиеся до предела чувства отпечатывали в памяти малейшие нюансы текстуры, аромата и вкуса, французская речь вперемешку с доносящейся отовсюду музыкой и звуками города дополняла воздушный, как нежнейшее суфле, образ Парижа.

Впрочем, пренебрегать достопримечательностями Рауль и Клэр не стали, хотя и собирались вначале обойти их стороной – они побывали на Елисейских полях и прошли под Триумфальной аркой. На Эйфелеву башню не поднимались, зато посетили самый высокий во Франции небоскрёб – Тур Монпарнас. Развернувшаяся с пятьдесят девятого этажа круговая панорама города заставила их провести там почти полчаса. Им везло – они не стояли в очередях, да и в целом в этот день по городу разгуливало до странного небольшое количество людей. Клэр старательно гнала от себя суеверные подозрения – ни один день в её жизни не был таким совершенным, даже наполовину. Единственное, что слегка омрачало её счастье – принципиальность Эмбриагеза. Он не позволил ей потратить ни единой монетки, расплачиваясь и за еду, и за транспорт. Девушка пообещала себе, что даже не посмотрит в сторону сувенирчиков и прочих безделушек вроде статуэток и украшений. И она держала своё слово.

Около восьми часов вечера они сидели в одном из Домов шоколада, наслаждаясь тягучим, сладким горячим напитком и невесомыми эклерами с белковым кремом.

– Ну как Вы себя чувствуете? – спросил Рауль, внимательно вглядываясь в личико девушки в поисках признаков усталости. Клэр улыбнулась ему:

– Если не брать во внимание то, что происходящее кажется мне абсолютной фантастикой и я периодически начинаю думать, что сошла с ума – всё просто прекрасно. Мне жизни не хватит, чтобы выразить Вам свою благодарность…

– Вообще-то, – задумчиво начал мужчина, – есть одна идея. Окажите мне небольшую услугу, и можете считать, что мы в расчёте. Только для этого придётся съездить в одно место.

Клэр была заинтригована. Что такого она могла сделать для этого человека?

– Хорошо, – девушка допила шоколад и, не выпуская из ладоней тёплой кружки, посмотрела в окно. За весь день у Клэр впервые возникло настолько чёткое осознание того, что она находится во Франции – в самом романтичном городе на земле, в столице мировой моды, в сердце французской культуры. Она откинулась на мягкую спинку изящного кресла, наблюдая за прохожими сквозь огромное, во всю стену, дымчатое коричневатое стекло. Шарм, элегантность, стиль, едва заметная небрежность или отполированная до блеска безупречность – все эти качества отличали парижан от гостей города. Клэр сама была такой гостьей, но сейчас она чувствовала себя частью этого мира и это грело ей душу. Хотя дело было не только в Париже… Был ещё неотрывный взгляд волшебно красивых карих глаз, меняющих свой цвет в зависимости от освещения с прозрачного коньяка на блеск кофейного ликёра… Был чарующий голос – низкий, мужественный, с чувственными нотками… Девушка знала, что идеальных людей не бывает, и для неё самой было бы лучше отыскать с десяток недостатков в Рауле. Однако пока что Клэр видела только один – Эмбриагез был слишком хорош.

В этот раз Клэр и Рауль спустились в метро. «Station Pigalle», – объявил механический голос. У девушки от изумления расширились глаза:

– Пигаль? Район красных фонарей? Боюсь представить, о какой услуге Вы хотите меня попросить.

Мужчина поперхнулся:

– Ох, простите, Клэр, я не подумал о том, насколько двусмысленно это может выглядеть. Можете быть спокойны, нам не в публичный дом и даже не в «Мулен Руж». Впрочем, если хотите…

– Нет-нет, – рассмеялась девушка. – Устройство парижского борделя никогда меня не интересовало. И кабаре кан-кан – заведение на любителя, я к ним не отношусь.

– Тогда мы не станем туда заглядывать. На Монмартре полно достопримечательностей. А забавно всё же получилось, – на красивом лице Рауля заиграла улыбка. – Надо же… Пигаль…

Над площадью Тертр сгущались сумерки. Было на удивление тихо, почти безлюдно, наверное, Рауль специально выбрал это время. Однако вскоре в безмолвную прохладу вечера стали проникать гармоничные звуки, сплетающиеся с пространством так естественно, что вскоре начинали казаться неотъемлемой его частью или даже стержнем, вокруг которого возводились дома, сердцевиной, от которой сетью вен и нервных окончаний разбегались улицы. По мере приближения к небольшому участку, затерявшемуся среди домов, виртуозная мелодия становилась чётче, аккорды выстраивались по звонкой струночке, прекращая рассеиваться в ненавязчивом гуле невнятных голосов, укрытых стенами зданий. Клэр замедлила шаг, разглядев небольшой оркестр, и в потрясении замерла, когда внезапная волна трезвучий взвилась встревоженной стайкой невесомых птиц, страшась пропустить хоть один звук, хоть одну, пусть даже самую тихую, ноту. Эмбриагез терпеливо ждал, пока она придёт в себя, наблюдая за её реакцией.

– Хотите, я познакомлю Вас с создателем этого чуда? – негромко спросил он, и, получив утвердительный ответ, окликнул дирижёра: – Гвидо!

Высокий, статный мужчина с густой копной тёмно-седых волос и в чёрном фраке обернулся и, явно обрадовавшись, двинулся им навстречу.

– Рауль! Вот это сюрприз! Здравствуй, – мужчины обменялись крепким рукопожатием. – Добрый вечер, прекрасная юная леди, – обратился к девушке Гвидо, сверкая белозубой улыбкой на смуглом лице. «Красавец», – Клэр впечатлили резковатые, будто высеченные из камня, черты лица и тёмные синие глаза. Он не был похож на француза, скорее, на цыгана, об этом говорило и его имя. Но держался мужчина величественно и гордо, как настоящий король. Собственно, он и находился в своём царстве.

– Здравствуйте, – поприветствовала его Клэр. – У Вас отличный оркестр, – восхищённо добавила она, разглядывая круглую сцену под лёгким навесом из дикого винограда и сидящую полукругом группу людей. В ней было около двадцати человек, мужчины и женщины в возрасте от сорока пяти – пятидесяти лет. Все были одеты в классические костюмы из плотной чёрной ткани, которая поглощала свет ярких огней, искусно спрятанных среди виноградных листьев. Отполированные инструменты, напротив, отражали блики, напоминая сверкающие огоньки, подмигивающие из густоты ветвей рождественских ёлочек. Музыканты дружелюбно помахали им кто рукой, кто смычком – скорее всего, они тоже были знакомы с Раулем.

– Я рад это слышать, – похвала девушки пришлась Гвидо по вкусу – мужчина обожал свой оркестр. – Что привело вас сюда? – обратился он к Эмбриагезу, имея в виду и его самого, и его спутницу.

– Во-первых, я не мог не проведать своего наставника, раз уж оказался в Париже, – пояснил Рауль. – Во-вторых, я привёз ему отличную новость в виде концерта на благотворительном вечере. Но я расскажу об этом позже…

– Потому что есть в-третьих? – догадался Гвидо. Эмбриагез ухмыльнулся:

– Проницателен как всегда, маэстро.

Дирижёр многозначительно посмотрел на ученика, но комментировать его высказывание не стал. Затем он кивнул молодым людям и, чему-то улыбаясь, развернулся и направился к площадке. Рауль обратился к девушке:

– Клэр, Вы ведь не боитесь публичных выступлений?

– А надо? – девушка быстро сделала снимок оркестра и убрала фотоаппарат в сумочку, затем пристроила свои вещи на пластиковый стул возле закрытого ресторана. – Почему Вы спрашиваете?

Мужчина небрежно бросил куртку на пустой столик.

– Потому что я приглашаю Вас, – он протянул руку ошеломлённой девушке, – на Ваше первое танго. Оно же – Ваше испытание.

Клэр растерянно дотронулась до горячей ладони и едва не задохнулась от прикосновения сильных пальцев к своей прохладной руке.

– Но я… наверное, я не знаю этой музыки, и я почти никогда не танцевала танго… в паре…

– А ещё Вы никогда не были в Париже, – подхватил Рауль, притягивая девушку к себе и обнимая её за талию второй рукой, – и с Гвидо прежде не встречались… Всё бывает в первый раз. Чувствуйте музыку, – шепнул Эмбриагез, услышав знакомое вступление, – и следуйте за мной…

«Хоть в преисподнюю», – подумала девушка, растворяясь в головокружительном взгляде потемневших глаз. Она приказала себе не отвлекаться на обстановку, хотя это было довольно непросто. Монмартр являлся одновременно и частью Парижа, и другим государством. Призрачные образы минувшей эпохи витали в прозрачном, как хрусталь, воздухе; в дыхании ветра, плутающего по извилистым лабиринтам улочек, неуловимым шёпотом звучали гордые имена – Ренуар, Пикассо, Сальвадор Дали… Над крошечными домиками с резными ставнями гордо возвышались миражи огромных ветряных мельниц, развеивающихся, стоило подойти чуть ближе, невесомой дымкой. Но трогательное очарование холма меркло перед красотой партнёра Клэр. Девушка настроилась на него и даже на некоторое время закрыла глаза, привыкая к сильным объятиям, к совершенству рельефного торса, к жару, исходящему от мускулистого тела. Она едва совладала с рвущейся наружу счастливой улыбкой, берущей начало глубоко в груди, идущей от самого сердца, которое напрочь забыло о понятии ритма.

Как ни странно, сердцебиение выровнялось, едва Клэр сделала первый скользящий шаг. Зато начал выкидывать сюрпризы разум, фонтанируя грандиозным фейерверком эмоций. Какая-то часть истерически ликовала, визжа о сбывшейся мечте, другая отчаянно запоминала микроскопические детали, аккуратно складируя их в архиве памяти. Свежесть вечернего воздуха с привкусом зелени и приближающегося дождя, стук каблучков по вымощенной серым булыжником площади, необычное, но до боли прекрасное чувство защищённости… Противоречивые желания раздирали измученный мозг – Клэр хотелось доказать, что она достойна того, чтобы учиться в школе Рауля, и в то же время она страстно желала забыть о правилах и насладиться танцем, вобрав в себя этот сказочный вечер. И девушка терзалась бы сомнениями до бесконечности, если бы Эмбриагез не пришёл ей на помощь. Властные движения стали сложнее, и Клэр с благодарностью ухватилась за брошенный вызов – Рауль помог ей направить все мысли в одно русло, единственно верное.

Они вели свой диалог, не произнося ни слова, угадывали скрытые возможности друг друга, стараясь не переступить границы дозволенного. Девушка тянулась за партнёром, будто за сильнейшим магнитом, откликаясь на острые импульсы, исходящие от него. Мужчина не подавлял её своим превосходством, но деликатно играл с Клэр, подпуская её близко-близко к разгадке самого себя, обнажая душу и тут же ускользая в тень. Она стала зеркальным отражением его техники и стиля, охотно подчиняясь интуиции и пленительной мелодии, полной сдержанной страсти, постепенно нарастающей и в музыке, и в танце, и во взглядах. Танго всегда было самым откровенным танцем, порой вульгарно-непристойным, порочным, но неизменно волнующим, чувственным, с раскалёнными фантазиями и искрящимися нервами. Как и любой другой запретный плод, танец манил своей сладостью, обещая немыслимое наслаждение. Он был опаснее вируса, горел ярче пожара, он был лихорадкой и наркотиком – недаром его называли танцем сердца или танцем смерти. К тому же аргентинское танго отличалось непредсказуемостью, приходилось импровизировать, прислушиваясь к партнёру, чувствуя его каждой клеточкой, сливаясь воедино… Шаги вели навстречу искушению, жесты были преисполнены соблазна, в скрещивающихся взглядах вспыхивало вожделение… В этот незабываемый вечер Клэр поняла, что значит «потерять голову». Таинственное свечение мерцающих глаз приворожило её, и девушка добровольно отдавала себя во власть этих чар. Её отрезвил резкий финальный аккорд и последовавший за ним поворот, после которого она грациозно рухнула на любезно подставленные руки партнёра.

Через пять мучительно долгих секунд, на протяжении которых Клэр не осмеливалась сделать вдох и открыть глаза, раздались аплодисменты. Только тогда она решилась выйти из безопасной темноты, медленно подняв ресницы. Дыхание Рауля было прерывистым, однако улыбка вышла радостной и полной одобрения. Он помог ей принять вертикальное положение.

– Это не провал? – слегка охрипшим голосом поинтересовалась девушка, не замечая, что Эмбриагез поддерживает её за талию. Мужчина задумчиво посмотрел на затянутое тучами небо.

– Ну… я мог бы сказать, что Вы не справились… – Эмбриагез перевёл лукавый взгляд на встревоженное лицо, застывшее в ожидании его слов, – но только для того, чтобы повторить этот танец. Я не хочу быть эгоистом, идя на поводу у собственных желаний. Наверстаем на уроках. И ну его к дьяволу, этот экзамен, Вы приняты, Клэр, – мягко проговорил он, слегка поклонившись оркестрантам в знак благодарности. Овации утихли, а дирижёр поспешил к паре.

– У меня нет слов! – он крепко обнял своего ученика и расцеловал девушку в обе щёки. – Снимаю шляпу – ты превзошёл своего наставника, – Гвидо энергично потряс руку Рауля, – и наконец-то встретил достойную партнёршу.

– Меня только зачислили в школу, буквально минуту назад, а Вы пророчите мне партнёрство, – улыбнулась Клэр. Девушка не устраивала буйных сцен ликования по этому поводу, но звенящий голос и блестящие глаза выдавали её состояние.

– Если у него есть голова на плечах, а я более чем уверен в этом, то он примет правильное решение, – Гвидо хитро подмигнул Клэр.

– Я непременно воспользуюсь Вашим советом, маэстро, – Рауль склонил голову, выражая своё почтение. – К сожалению, мы не можем остаться надолго, у нас билеты на поезд.

– О, тогда не смею вас задерживать. Но, я надеюсь, мы скоро увидимся?

– Конечно, – Эмбриагез поднял со стола свою куртку и вытащил из застёгнутого на молнию кармана пухлый конверт из плотной кремовой бумаги. – Пригласительные билеты на благотворительный вечер, дорога и проживание за наш счёт. От Вас и Ваших коллег требуется присутствие, инструменты и несколько произведений для создания атмосферы непринужденности, на Ваше усмотрение.

– Будем обязательно, – пообещал Гвидо. – Не опоздайте, – поторопил он. – Спасибо, что заглянули, порадовали дедушку.

– Скажете тоже… «дедушку», – с укоризной произнесла Клэр, – да за Вами мои ровесницы должны толпами бегать.

Маэстро приосанился:

– Вы так убедительно льстите, что я сам почти поверил. – Все рассмеялись. – Счастливого пути, – пожелал Гвидо.

Некоторое время спустя Клэр и Рауль стояли на александровском мосту, облокотившись на каменные перила, и любовались бриллиантами огней, вырисовывающих контур Эйфелевой башни на почерневшем небе. В воздухе пахло дождём и совсем немного – болотной тиной, прозрачный небесный холст глубокого цвета синих чернил изредка разрывали снежно-белые зигзаги далёких молний. Оба молчали, но не потому, что им нечего было сказать. Каждый перебирал в уме события пролетевшего дня, думал о своём, вспоминал… Им было комфортно в тишине позднего вечера, изредка прерываемой обрывками доносящихся издалека мелодий или плеском вёсел по глубокой тёмной воде. Через пять минут созерцания картины ночного Парижа они встретились взглядами, тепло улыбнулись друг другу… и одновременно вздрогнули от ослепительных вспышек – молнии и фотоаппарата.

– Pardon, monsieur, mademoiselle, – затараторил невысокий худой мужчина в забавной кепке и обмотанный бесконечно длинным шарфом. Глаза Рауля сузились и смерили его тяжёлым взглядом, поэтому фотограф поспешил объясниться сам, не дожидаясь вопросов. – Je ne suis pas un paparazzi, – умоляюще начал он.

– Un espion? – подозрительно спросил Эмбриагез, пряча улыбку.

– Non! – в ужасе схватился за голову фотограф. – Je suis photographe. L’art! – с благоговением выкрикнул он, отчаянно жестикулируя. Клэр с интересом наблюдала за разворачивающейся сценой. А Рауль забавлялся, глядя на служителя искусства сверху вниз.

– La photo, – сурово потребовал он, протягивая руку.

– Oui, certes, – мужчина закивал и засуетился, переворачивая дорогой аппарат и подсоединяя его к переносному фотопринтеру. Не прошло и минуты, как француз отдал Раулю две горячих карточки.

– Merci, au revoir, – всё тем же грозным тоном произнёс Эмбриагез, сопроводив свои слова свирепым взглядом. Фотограф съёжился, неразборчиво промямлив что-то в ответ, но уходить не спешил.

– Что ещё? – гаркнул Рауль. – L’argent? – он полез было за бумажником, но француз отрицательно замахал руками и, указав на свою визитницу, протянул вперёд руку ладонью вверх. – Ладно, чёрт с тобой, – усмехнулся Эмбриагез, протягивая фотографу визитку. – Исчезни куда-нибудь. Ma secrétaire, – объяснил он. Мужчина в кепке обрадованно закивал и только теперь спешно ретировался.

– Ну и чудик, – пожал плечами Рауль. – Но я готов его простить, – медленно протянул он, рассматривая карточку. Одну он отдал Клэр, и девушка (уже в который раз за день) убедилась в том, что чудеса всё-таки случаются.

Рауль и Клэр располагались в кадре спиной к зрителю и вполоборота друг к другу, они были сняты до уровня чуть ниже пояса, и расстояние между их руками на каменных перилах моста составляло всего пару сантиметров. Между молодыми людьми на фоне чёрного бархата неба переливалась Эйфелева башня, над которой гигантской хризантемой развернулся фейерверк ослепившей их молнии. Их взгляды, встретившись, горели, отражая мгновенную вспышку, улыбки лучились нежностью… Ну просто готовая открытка ко Дню Святого Валентина, да и только.

– Вот это да… – выдохнула Клэр. – Как здорово поймал…

– Надеюсь, он не обиделся, – мужчина убрал фотографию в паспорт, чтобы не помять глянцевую бумагу. Девушка последовала его примеру. – Стоит заказать фотографию большего размера, на память о чудесном дне.

– Вы сделали его таким, Рауль, – Клэр подняла взгляд на своего спутника. Как хотелось ей, чтобы этот вечер никогда не заканчивался! Девушка от всего сердца благодарила судьбу… и молила её подарить ей последнее чудо – чтобы всё не оказалось сном.

– Мы сделали, – поправил её Эмбриагез. – Вы приносите мне удачу, Клэр – Вы заметили, что мы не стояли в очередях, не ждали заказов и зелёного света на светофорах? Всё, что мы заказывали в кафе, было в наличии, к тому же мне ни разу не позвонили – специально включил телефон, чтобы проверить. Так что это я должен благодарить Вас за восхитительный первый день моего отпуска, впрочем, надеюсь, что не последний тоже. Спасибо Вам, – Рауль неожиданно взял девушку за руку и осторожно прикоснулся к ней поцелуем, неотрывно глядя в расширившиеся глаза Клэр. А потом, не отпуская прохладной ладони, достал из кармана джинсов серебристый браслетик и защёлкнул его застёжку на тонком запястье.

Девушка растерянно посмотрела на блестящую цепочку с подвесками. Она увидела крохотный круассанчик, бутылку вина, шляпку, флакон духов, кусочек сыра, зонтик, туфельку, сумочку, здания – знаменитую башню, Триумфальную арку и Нотр-Дам де Пари, пирамиду Лувра и два сердечка. На одном были выгравированы слова «France. Paris. Amour», на втором – «Tiffany». Клэр не хотела огорчать Рауля отказом – он просто хотел её порадовать. Да и браслет был выше всяких похвал – изящный, оригинальный, очень красивый, к тому же символичный – девушка непременно купила бы такой, если бы увидела. Хотя у неё элементарно могло не хватить денег на фирменное украшение. И этот аргумент перевешивал остальные доводы.

Очевидно, сожаление слишком чётко проступило на её лице, потому что Эмбриагез опередил свою спутницу, не позволив ей заговорить первой:

– Клэр, я не могу знать наверняка, о чём Вы думаете, но мне кажется, что сейчас Вы вздохнёте, расстегнёте цепочку и протянете мне её со словами: «Я не могу принять такой дорогой подарок». И, если я прав – а в этом я уверен на сто процентов, то позвольте мне убедить Вас, пока Вы этого не сделали. Представьте, что Вы нашли монетку пятьдесят центов, купили лотерейный билет и выиграли приз, – мужчина взглядом указал на браслетик, – симпатичную безделушку с разноцветными камушками.

– А Вы умеете уговаривать, – улыбнулась Клэр, – я не ожидала такого небанального подхода. Спасибо, Рауль. Чудесный браслет, – девушка дотронулась до него, и крохотные фигурки зазвенели. – Вы исполняете все мои желания. Я уже говорила и ещё раз повторюсь, что мне вовек не расплатиться с Вами за Вашу щедрость, за время, которое Вы на меня потратили…

– Впервые встречаю такую девушку. Хватит меня благодарить, – притворно рассердился он, – а то мне неловко становится. Может, пообещать Вам, что я стану давать неимоверную нагрузку на занятиях? Вы так убеждены в том, что за всё надо платить… Почему, Клэр? – неожиданно серьёзно спросил Эмбриагез.

Девушка на мгновение застыла, сжав руки в кулаки. Рауль уловил мощную волну напряжения, прокатившуюся по всему телу Клэр – её скулы будто окаменели, глаза приобрели странное выражение отчаянной непримиримости загнанного в угол волчонка, тело превратилось в литую статую… Но длилось это недолго – через три секунды Клэр пришла в себя.

– Я бы предпочла не говорить об этом, – очень ровным, спокойным голосом произнесла она. Мужчина невольно восхитился мгновенным перевоплощением, но решил подождать с расспросами. За прошедший день он успел убедиться в том, что ему совсем не хочется расставаться со своей спутницей. Она никого из себя не строила, не заливалась фальшивым смехом подобно половине его знакомых, которые разучились смеяться по-настоящему. Девушка не поддакивала ему, пытаясь подчеркнуть количество совпавших интересов, не смотрелась в зеркало каждые пять минут – за весь день она всего один раз поправила причёску, хоть в этом и не было особой нужды. А ещё она оказалась идеальной собеседницей – умела и рассказывать, и слушать. Но о себе она говорила очень мало, что только подогревало любопытство Эмбриагеза. Ему встретился редчайший феномен девушки-загадки, о которой он очень много слышал, но не сталкивался прежде. Клэр не ставила перед собой цели чем-то его зацепить, обволакивая полупрозрачными намёками – она лишь по-своему смотрела на мир, выдавая глубокие суждения, которые прежде не приходили Раулю в голову, обладала своеобразным чувством юмора – не то чтобы чёрным, но острым, как жгучий перчик. И танцевала так, что у мужчины при одном воспоминании о танго на площади закипала кровь…

– Хорошо, – согласился Рауль, решив отложить свои размышления. – Ну что, готовы ехать на вокзал?

Девушка окинула взглядом ночную панораму французской столицы, потом повернулась к Эмбриагезу.

– Готова, – в её стальных глазах загорелся вызов. Рауль понял его правильно – Клэр бросала белую перчатку судьбе, которая не слишком справедливо обходилась с ней. И с удивлением поймал себя на мысли, что ему хотелось бы помочь девушке – впервые в жизни он желал оградить человека от проблем, взяв их решение на себя. «Чтоб тебя…» – мысленно ухмыльнулся Рауль, вспомнив шутливое напутствие своего друга «без девушки не возвращаться». Но, что больше всего поражало мужчину – ему нравилась эта идея, больше, чем обычно и чем он сам от себя ожидал.

Клэр почувствовала, что устала, когда проверила сумки под широким сиденьем комфортабельного купе (Рауль не позволил ей взять багаж и донёс всё сам) и опустилась на обитую твёрдой кожей полку. Она не спала уже двое суток, причём последние были переполнены информацией, впечатлениями и переживаниями. Эмбриагез заметил её состояние:

– Возможно, я ошибаюсь, но, по-моему, Вам следует поспать. Не обижайтесь, но Вы выглядите…

– Так, как будто меня переехал асфальтовый каток? – усмехнулась Клэр. – Я не обижаюсь, Рауль, что Вы. Догадываюсь, какое зрелище я из себя представляю.

– Я имел в виду, что Вы очень-очень бледная, – сочувственно улыбнулся мужчина. – И кажетесь измученной.

– Да ничего, – махнула рукой девушка. – Уверена, что Вы слишком хорошо воспитаны и не говорите мне всей правды. Благодарю.

Рауль не успел ей возразить, так как в этот момент постучали в дверь.

– Наверное, это ко мне, – Эмбриагез вышел в коридор и через минуту вернулся обратно с большим пакетом. – Курьер, – пояснил он. – Не хотелось таскаться по городу с вещами.

– Здорово придумано, – одобрила девушка. – Может, когда-нибудь и у меня получится отправиться в путешествие налегке. Но сейчас я рада наличию волшебной сумки, – Клэр заставила себя встать и вытащить просторную футболку цвета свежего салата и косметичку, затем сняла с полочки-сетки полотенце.

– Мне выйти? – деликатно осведомился Рауль. Клэр отрицательно покачала головой:

– Нет, не нужно, спасибо. Лучше я прогуляюсь в конец вагона. Если повезёт, даже приму душ.

Как только за девушкой закрылась дверь, Эмбриагез вытряхнул содержимое пакета на свою полку, покачнувшись от тронувшегося поезда. Рывком сорвал через голову свою футболку, сменив её на новую белую с рисунком в виде отпечатка львиной лапы на спине, переоделся в чёрные спортивные брюки, сдёрнув с себя джинсы. А затем принялся рассматривать оставшиеся покупки. Клэр не заходила во все магазины подряд, они посетили только книжный и сувенирную лавочку. В бутик с одеждой Рауль затащил её сам, и то потому, что ему необходимо было приобрести что-нибудь более приемлемое для ночи в поезде. Этим «чем-нибудь» и оказались брюки с футболкой. Мужчина расплатился и попросил доставить покупки прямо в вагон. Точно так же он поступил в торговой точке с сувенирами, распорядившись насчёт флакона духов с классическим, изысканным ароматом для матери, прозрачно-белого шарфа для своей напарницы и колоды карт с изображением танцовщиц знаменитого кабаре для друга. Для себя он не выбрал ничего, Эмбриагез часто бывал в Париже и предпочитал не вспоминать о нём, глядя на привезённую вещь, а ездить туда.

Рауль едва не кинулся вызывать «скорую», увидев Клэр. Она побелела ещё больше, хотя это казалось невозможным, будто из неё откачали всю кровь, до последней капли. Однако её губы по-прежнему оставались приятно розовыми, а глаза блестели.

– Господи, Клэр, Вы хорошо себя чувствуете?

– Что, на труп смахиваю? – пошутила девушка. – Я всегда так выгляжу после умывания. Ничего страшного.

– Точно? – Эмбриагез настороженно следил за действиями собеседницы. Она не шаталась, у неё не тряслись руки – да, похоже, девушка была в полном порядке. – Вы как будто с вампиром повстречались.

– Какой кошмар, – передёрнула плечами Клэр. – Что может быть хуже вечной жизни… К тому же, – добавила она, – необходимо как следует потрудиться, чтобы отыскать нормальную кровь.

– То есть? – заинтересовался мужчина. Клэр убрала одежду и сумочку с умывальными принадлежностями под сиденье, повесила полотенце сушиться, достала ручку с толстой тетрадкой и, одёрнув свободную футболку-платье, заняла своё место.

– Посудите сами. Экология в наше время оставляет желать лучшего – все мы дышим выхлопными газами, химическими отбросами, всякой синтетикой и ещё чёрт знает чем. Людям свойственны пагубные привычки – курение, употребление алкоголя и наркотиков, плохое питание… Всё это отражается на составе крови, происходит загрязнение или, что ещё круче, мутация. Плюс СПИД и прочие «прелести». Если вампиры когда-нибудь существовали на этом свете, то они уже давно умерли от голода, – девушка улыбнулась нежной улыбкой с оттенком печали, словно она жалела тех, о ком говорила. – Ой, простите, – спохватилась она. – Наверное, я кажусь Вам психопаткой и Вы думаете: «Я взрослый, рассудительный человек, слушаю какую-то ересь…»

– Вовсе нет, – Рауль не кривил душой. – Меня только удивляет Ваша речь – Вы говорили так убедительно, как если бы опирались на свой опыт или, как минимум, читали лекции по предмету «Диетология кровопийцы, или как выжить в двадцать первом веке».

– Всё не настолько ужасно, – Клэр сняла заколку и со вздохом облегчения распустила закрученные жгутом чуть влажные волосы. Они оказались длиннее, чем Эмбриагез представлял, на пять-семь сантиметров ниже лопаток. – Я начинала писать книгу, – продолжила девушка, легонько массируя голову и разделяя длинными пальцами блестящие пряди. – Но потом по всему свету прокатился взрыв увлечения этими милыми кровопийцами, а мне никогда не нравилось следовать модным тенденциям, поэтому я закинула рукопись в дальний ящик. Однако увлечения своего оставлять не стала и взялась за научную работу по исследованию вампиризма в мировой литературе. Собрала информацию, придумала множество теорий… Почему бы не говорить уверенно, если я хорошо владею материалом? Думаю, что у Вас тоже есть любимые темы для разговора, в которых Вы чувствуете себя, как рыба в воде.

– Пожалуй, – мужчина с любопытством посмотрел на тетрадь, – это и есть Ваша работа?

– Нет, это личный дневник, – девушка смущённо улыбнулась. – Опишу сегодняшний день. А завтра перечитаю, ужаснусь эмоциональному бреду и восстановлю события, как положено.

– Так ведь уже, собственно, завтра, – Рауль сгрёб подарки обратно в пакет, повесил его на крючок на стене и встал, чтобы достать из шкафчика постельное бельё, – приблизительно половина первого.

– Для меня оно наступит тогда, когда я проснусь. Или, в любом случае, после четырёх утра. Поэтому, если Вы не возражаете, я немножко поработаю.

– А почему я должен возражать? – Эмбриагез быстро справился с постелью и, присаживаясь, задумчиво потёр подбородок. – Если только Вы не собираетесь загнать себя до смерти и заставить меня объяснять полиции, почему я еду в одном купе с бездыханным телом.

– Я не это имела в виду! – рассмеялась Клэр. – Я думала, Вам свет будет мешать, – она указала на яркую лампочку под потолком.

– Мне пока не хочется спать, – с чарующей улыбкой заявил мужчина. – Я тоже с радостью загляну в душ. К тому же я должен соблюсти традицию и наведаться в вагон-ресторан, здесь варят отличный лёгкий капучино, похожий на шоколад. Вам принести что-нибудь? Не сказал бы, что Вы переусердствовали с едой. «А точнее, я удивлён, что Вы не упали в обморок от её недостатка», – мысленно поправил себя Рауль. В кафе девушка оговаривала, что ей нужна половина порции, она не ела, а пробовала. Даже небольшой круассан Клэр разделила с породистой абиссинской кошкой владельца кафе. То ли киска оказалось гурманом и ценителем выпечки, то ли ей просто хотелось есть – как бы то ни было, она составила девушке компанию, поблагодарив за трапезу громким мурчаньем и отеревшись о ноги Клэр аристократической мордочкой.

– Спасибо, не откажусь от обычной воды.

– Ну ладно, – Рауль встал, захватив с собой полотенце и куртку, в карманах которой лежали все необходимые вещи. – Скоро вернусь и продолжу надоедать Вам своим обществом. Не скучайте.

«Заскучаешь тут», – подумала Клэр, оставшись наедине с собой. Она не знала, за какую мысль хвататься, с чего начинать повествование. За пролетевший на сказочных крыльях день девушка так и не сумела отыскать в своём герое отрицательных черт. Мужчина ни разу не дал понять, что сожалеет о совместном времяпровождении, напротив – казалось, он получал удовольствие от общения со своей случайной попутчицей. Клэр не была уверена в этом, но логика подсказывала ей, что у Рауля не было причин притворяться. Если бы ему хотелось просто развлечься, он бы сразу сообщил об этом, а не стал тратить время на беседы об исторических событиях и достопримечательностях, и уж тем более не привёл бы её на Монмартр. Танго на площади послужило точкой отправления – на одном дыхании девушка исписала полторы страницы в каждой клеточке. Дело пошло на лад: к тому моменту, когда Эмбриагез отворил дверь, Клэр исхитрилась восстановить всю цепочку событий с самого утра и перенести на бумагу сумятицу собственных чувств. Оставалось уделить внимание деталям; девушка не хотела ничего упустить, потому что знала – воспоминание об этом дне станет самым дорогим в её жизни.

– Как успехи? – поинтересовался Рауль. Он специально задержался на полчаса, позволив спутнице сконцентрироваться. Да и сам хотел поразмышлять. Было довольно странно не думать о работе впервые за долгое-долгое время.

– За час точно управлюсь. Спасибо, – поблагодарила девушка, принимая бутылочку воды. – Сколько я Вам… – она осеклась, наткнувшись на насмешливый взгляд. – Забыла, – виновато развела руками Клэр.

– Вам следует привыкнуть, – посоветовал Эмбриагез, располагаясь на своём ложе. – В Испании мужчины делятся на две категории. Первые, и их количество преобладает, смертельно оскорбятся, если Вы не позволите им заплатить за себя, и вторые – альфонсы, которые будут счастливы погулять за Ваш счёт. Постойте, – сообразил он, – Вы намереваетесь провести за своим занятием ещё целый час? Клэр, Вы что, трудоголик?

– Может быть, – девушка сделала несколько глотков из бутылки с водой, – мне говорили об этом.

– Тогда мы сработаемся, – ухмыльнулся Рауль. – Не стану Вам мешать, – мужчина вытащил из куртки наушники, подключил их к телефону и лёг на спину, положив руки за голову и закрыв глаза. Через секунду послышалась тихая музыка.

Клэр поняла, что не сможет написать больше ни единой строчки, поскольку будет постоянно отвлекаться, то и дело отрывая взгляд от тетради. Её спутник подал ей замечательную идею, напомнив ей о технике – девушка включила диктофон, который прилагался к её фотоаппарату, и целых пятнадцать минут разливалась соловьём о прелестях французской кухни и красоте архитектуры, пересказывала истории, которые услышала от Эмбриагеза, а в конце немного сбилась на эмоции. Зато теперь она могла поклясться, что ни один пустячок не ускользнул от её изучающего взгляда и пытливого ума, следовательно, и от памяти.

К слову, о памяти… Клэр положила тетрадь и телефон в сумочку, планируя закончить описание утром, выключила верхний свет, зажгла небольшой светильник, встроенный в стену, легла на спину и залюбовалась сверкающим напоминанием о потрясающем времени, проведённом с невероятным человеком. Браслет приятно холодил кожу, сияя хитросплетением гранёных серебристых нитей и переливаясь крохотными зайчиками прозрачных, разноцветных камешков, вкрапленных в фигурки. Девушка внимательно рассмотрела каждую детальку, восхищаясь исключительной работой, и заметила микроскопические цифры на обратной стороне того самого сердца с надписью «Tiffany». «Кажется, бывает серебро девятьсот пятидесятой пробы… нет, девятьсот шестидесятой. А девятьсот пятьдесят – это…» Клэр похолодела и уставилась на украшение, которое внезапно потяжелело и стало тянуть её руку вниз.

– Вы не спите, Клэр? – донёсся до неё негромкий голос. Девушка вздрогнула и села, встретившись взглядом с Раулем. Он тоже сел и щёлкнул выключателем ночника со своей стороны. Слабый свет с трудом рассеивал царственный мрак, отбрасывая расплывчатые тени на стены и придавая обстановке оттенок чувственности и близкого контакта. Лицо Рауля в таком освещении приобрело опасное выражение, притягательное и зловещее одновременно. Сердце девушки набирало обороты, подражая стуку колёс разгоняющегося поезда.

– Не сплю, – отозвалась она. – И подозреваю, что ещё долго не смогу этого сделать.

– Бессонница? – предположил мужчина. – Вряд ли это поможет, но, если хотите, могу спеть Вам колыбельную.

Грудной смешок сорвался с губ Клэр. Она не могла вспомнить, когда ей было так легко и весело – улыбка давно не наносила ей визитов, но сегодня почти не покидала её лица.

– Я не против. Поскольку причина моей бессонницы – Вы.

– Довольно смелое и очень… м-м… неоднозначное заявление, – Рауль приподнял одну бровь и с любопытством посмотрел на собеседницу. Отсутствие яркого света расширило её зрачки, поэтому глаза Клэр казались чёрными и ещё сильнее выделялись на белоснежной коже. – Как посоветуете реагировать? Чрезмерно возгордиться от осознания собственной неотразимости? Или попросить прощения за то, что лишаю Вас законного отдыха? Хотя, признаться честно, не понимаю, почему так получилось.

– А я объясню, – девушка обхватила запястье с браслетом другой рукой – ей нравилось прикасаться к холодному металлу, особенно если не задумываться о его стоимости. – Это ведь не серебро, верно?

– Чёрт, – Эмбриагез слегка прижал нижнюю губу зубами, сияющими даже в полумраке, потом улыбнулся и обречённо вздохнул. – Как Вы догадались?

– Увидела пробу. И едва не заработала инфаркт. Рауль, мы с Вами почти не знаем друг друга, суток не прошло с того момента, как мы познакомились, а Вы дарите мне украшение… – Клэр едва не подавилась этим словом, – из платины. Я не имею представления даже о приблизительной её стоимости, но уверена, что это безумно дорого.

– Может быть, это залог. Своеобразная гарантия того, что Вы не исчезнете из поля моего зрения. Или, возможно, я собираюсь Вас как-нибудь шантажировать. Клэр! Я ведь не маленький мальчик, – голос Рауля зазвучал ниже, и по телу девушки пробежали мурашки. – Вы понравились мне, и я не стану делать из этого секрета. Слава Богу, мы живём не в восемнадцатом веке, когда юноша месяцами сочинял письмо-признание, завуалированное громоздкими оборотами речи. Я сразу выкладываю карты на стол – притворства мне хватает на работе.

Клэр закрыла глаза. «Галлюцинации, – решила она. – Совсем крыша поехала».

– Многовато информации для одного дня? – понимающе спросил мужчина, поймав себя на мысли, что с нетерпением ждёт ответа своей спутницы.

– Не особенно. Но дело в качестве, а не в количестве, – не открывая глаз, объяснила Клэр. – Вот сейчас Вы рассказываете мне чудесную сказку на ночь. Можно обойтись без колыбельной.

– Вы мне не верите? – напряжённым тоном задал вопрос Рауль. Девушка распахнула ресницы:

– Будь Вы на моём месте – Вы бы поверили?

С минуту они молча смотрели друг на друга. Наконец Эмбриагез нехотя кивнул:

– Я Вас понимаю, – признался он. – Хотя, кажется, не давал повода усомниться в себе. Всё дело в общественном положении?

– Не только, – Клэр потянулась за водой, потому что щекотливая тема диалога давалась ей с трудом, в горле пересохло. – Я выросла в Англии, где отношения между людьми не бывают открытыми. Всегда держится дистанция, чувства принято скрывать, а слова подбирать так тщательно, словно от этого зависит Ваша жизнь. Там не знакомы с сутью доверия, зато прекрасно понимают термины «партнёрство», «бизнес», «контракт». Мне было сложно привыкнуть к осторожности, а теперь трудно отказаться от неё.

– Привыкнуть? – переспросил Рауль. – Разве осторожность не является безусловным рефлексом?

– Да, но не настолько развитым. Лондон покровительствует политике рационального подхода ко всему на свете и пропагандирует сдержанность. С тех пор, как я переехала в Англию, я так и не смогла смириться с этим.

– А где Вы жили раньше?

Девушка мечтательно улыбнулась:

– В Ирландии. Моё детство прошло в деревушке Беллик, небольшой, но прославившейся мастерами керамики и гончарного дела. Это неподалёку от древнего города Эннискиллена, центра графства Фермана в провинции Ольстер. Шесть лучших лет моей жизни я провела на Нижнем Лох Эрне – самом красивом озере на свете, в доме бабушки и дедушки.

Мужчина глаз не мог оторвать от рассказчицы. Клэр ненадолго приоткрыла завесу тайны, позволив Раулю почувствовать энергию её души. Она осветила её лицо изнутри, зазвучала в проникновенном голосе, перекликаясь с эхом глубокой, нежной привязанности к близким людям, гордости за свою страну и любви к её нетронутой красоте… Ртуть серебристых глаз закипела и расплавилась, но затвердела и подёрнулась пеленой, когда девушка продолжила свою историю.

– К сожалению, с желаниями маленьких детей не принято считаться, поэтому меня забрали родители, – Клэр надавила на последнее слово, к тому же произнесла его сквозь зубы. Эмбриагез взял это на заметку, чтобы не задавать неприятных для девушки вопросов. – И я очутилась в царстве проливных дождей и вечного тумана. Звучит неплохо… вот только жить непереносимо.

– Мне жаль, – тихо произнёс Эмбриагез. Ему действительно было жаль маленькую девочку, окружённую теплом и лаской, привыкшую к свободе бескрайних изумрудных просторов и хрустальной глади Лох Эрна… и вынужденную променять их на бездушные серые дома.

– Мне тоже, – вздохнула Клэр. – Наверное, я утомила Вас своей ностальгической повестью? Выискалась Шахерезада на Вашу голову…

– Я готов платить Вам жалование за восхитительное «утомление», – с улыбкой предложил Рауль. – Расскажите ещё-что-нибудь, – попросил он. – Если, конечно, не хотите спать. Я бы на Вашем месте хотел.

– Нет, Вы бы целый день не могли избавиться от ощущения, что грезите наяву. Я вряд ли смогу заснуть в Вашем присутствии, – девушка платила за откровенность Рауля той же монетой. – Не потому, что не доверяю Вам. Не хочу терять времени зря. Так о чём Вы хотели бы узнать? – перевела тему Клэр, давая понять, что дискуссия по этому вопросу закрыта или, по крайней мере, откладывается. Эмбриагез разгадал её манёвр, но возражать не стал.

– Я столько слышал о Вашей родине… Даже не знаю, о чём спросить, с чего начать. Хотя подождите, – сообразил он. – О чём я только думаю! Ирландские танцы!

– Ничего себе! – воскликнула девушка. – Я же не замолкну до самой Барселоны. Задавайте тогда вопросы, – нашлась она, – а я постараюсь удовлетворить Ваше любопытство.

– Согласен, – Рауль на мгновение задумался. – Вы когда-нибудь видели исполнение танца вживую? Не постановку, а импровизацию? Или какое-нибудь состязание?

– Да, – Клэр улыбнулась своим воспоминаниям и безотчётным движением прижала руку к сердцу. Вне всяких сомнений, девушка дорожила этим событием и бережно хранила его в своей душе. – Ежегодная осенняя ярмарка и празднество по случаю Дня Святого Патрика семнадцатого марта собирали толпы народа. Только тогда можно было по-настоящему постичь искусство танца и прочувствовать его. Кейли, это парные танцы, были подвластны каждому, их исполняли все желающие, без специализированной обуви.

– Хм, кейли… надо запомнить. Какие ещё есть разновидности?

– О, их очень много. Взять хотя бы джигу – лайт, хэви, сингл, дабл, потом сет-танцы, рил… Профессионалы показывали хорнпайп или требл джигу. Что это было за зрелище! – в голосе Клэр зазвенел восторг. – Танцоры выстраивались на сцене в одну или две ровных линии и приводили народ в настоящее неистовство своими отрепетированными, или, скорее, тщательно отполированными движениями. Сухой, рассыпчатый треск от соприкосновения жёсткой обуви с толстыми досками складывался в своеобразную мелодию, песню, в которой вместо хора голосов звучали щелчки и удары. Синхронность и чёткость завораживали, будто заставляя сердца людей биться в унисон, подстраиваться под единый ритм… Я не подберу слов, достойных этой картины, Рауль… – девушка перевела дух. Детские впечатления оказались очень сильными, поэтому описание выходило красочным, образы – яркими.

– А по-моему, получилось здорово, – похвалил рассказчицу Эмбриагез. – Кстати, а Вы сами пробовали себя на этом поприще?

– Ещё бы, – с жаром произнесла девушка. – В Беллике я ходила в дневную студию, которая занималась подготовкой детей к школе и выявлением у них талантов. Там состоялось моё официальное знакомство с танцем. Обучение началось со слип-джиги, или скользящей. Одно из главных отличий этого вида – в обуви, смахивающей на балетные пуанты. Учителя говорили, что степ в жёсткой обуви нужно заработать, поэтому все мы относились к урокам очень добросовестно и ответственно. Хотя сейчас мне кажется, что преподаватели просто-напросто берегли свои нервы, – хихикнула Клэр. – Вообразите тридцать шестилетних малышей в обуви с металлическими набойками. Табун гарцующих лошадей, цокающий железными подковами по мраморной площади, издавал бы куда меньше шума.

– Пожалуй, – сравнение рассмешило Рауля. – Но Вы всё-таки заслужили право на степ?

– Много позже, – некоторое время девушка смотрела в окно, за которым проносились светящиеся точки далёких фонарей. – Буквально за неделю до того, как я должна была перейти в группу другого, более высокого уровня, меня увезли. А в Лондоне в силу некоторых обстоятельств мне пришлось сделать перерыв. Вернее, я продолжала танцевать дома – что-то вспоминала, что-то придумывала… Но мне был нужен наставник. Давайте остановимся на этом моменте, – попросила девушка.

– Устали? – Мужчина с беспокойством посмотрел на спутницу.

– Не очень. Но глаза начинают побаливать.

– Давайте помогу, – Эмбриагез легко поднялся и достал для девушки подушку с простынёй и плед. В нём не было особой необходимости, температура в помещении поддерживалась при помощи кондиционера, но Рауль решил подстраховаться.

– Благодарю, – Клэр тоже встала, широким взмахом расстелила простынку и развернула сложенный плед. – Это лишнее, – девушка забросила подушку обратно.

– Забавно, – Эмбриагез обвёл рукой свою полку, и Клэр увидела точно такой же набор принадлежностей. – Я тоже не любитель чрезмерно мягкой постели.

– Странно… У меня сложилось другое впечатление о представителях элитного общества, по крайней мере, в вопросе кровати, – поделилась мнением девушка, возвращаясь на своё место. – Она должна быть огромной, с кучей подушек, ортопедическим или водяным матрасом…

– И горошинкой под ним, – хохотнул мужчина. – Отчасти Вы правы, но в моём случае дело обстоит по-другому.

– А что мне до других? – улыбнулась Клэр, откидывая с лица прядь волос. Браслет тихо звякнул, и девушка смерила Рауля долгим взглядом. – Полагаю, мы ещё вернёмся к этому разговору.

– Вы мне угрожаете? – поинтересовался мужчина, делая шаг в сторону постели Клэр.

– Я ставлю Вас перед фактом, – невозмутимо ответила она. – Расставаться с браслетом мне не хочется, но сейчас, когда я знаю, что он стоит гораздо больше…

– Помните теорию лотерейного билета? – Рауль наклонился и, упираясь одной рукой в стену, другой дотронулся до лица девушки, не разрешая ей отвести взгляд. – Считайте, что Вы заплатили за него больше половины доллара. Поэтому приз оказался дороже.

Девушка оцепенела, не в силах ни вдохнуть, ни пошевелиться. Зато сердце совершенно ошалело, рискуя оборвать все сосуды, которые к нему крепились. «Как просто лишить человека воли», – подумала она, мимоходом анализируя собственные ощущения. От прикосновения горячей ладони кожа начинала пылать, властный взгляд приковал к себе беспомощный и опутал сетями всё тело, обездвижив его. Но стоило мужчине задержать внимание на губах Клэр, как она резко отпрянула, едва не ударившись об стену.

– Ладно, – девушка нашла в себе силы на судорожный вдох, когда Рауль отодвинулся от неё. – Вы, оказывается, упрямый…

– Кто бы говорил, – заметил Эмбриагез с лёгкой иронией в голосе. – Доброй ночи, Клэр, – тепло добавил он, выключая светильник.

– Сладких снов, – пожелала девушка, следуя его примеру и щёлкая выключателем.

Они ещё долго лежали без сна. Каждому было, о чём поразмыслить, хотя Клэр старалась отключиться от досаждающих воспоминаний и переживаний, в какой-то момент она даже начала считать прыгающих через забор овечек, затем кроликов. Потом девушка поняла всю абсурдность этого действия и обратилась к проверенному средству – релаксирующему дыханию. Заодно она стала вспоминать текст «Гамлета», который учила ещё в школе и наконец-то смогла заснуть.

У Рауля вообще не бывало проблем со сном: чтобы выдержать безумный график работы, он приучил себя засыпать за секунды при помощи самовнушения. Мужчина и сейчас мог воспользоваться этим способом, но ему было необходимо разложить всё по полочкам. Рауль думал о том, что сказал ему Гвидо – ему самому нравилась идея сделать Клэр своей постоянной партнёршей. Их импровизированное выступление на Монмартре получилось на удивление гладким, слаженным – что говорить о том, какие перспективы открывались в том случае, если бы движения были отрепетированными. Эмбриагез не мог сказать, в чём крылась тайна удачного танца, но чутьё подсказывало ему, что из них может получиться великолепная пара. Загвоздка была лишь в том, что Рауль не знал, в каком значении слово «пара» привлекало его больше…