Читать книгу Встретимся за линией горизонта. Дипломатическая повесть - Ольга Самусева (Ларусс) - Страница 3

МГИМО, ещё когда я там училась, переименовали в университет, добавив к названию букву «У». И получилось МГИМО (У) МИД России – это стало его официальным названием вуза, который я окончила. Но мгимошники все равно продолжали его называть и, думаю, сейчас называют, институтом. Вообще несмотря на все сложности, с которыми мне пришлось столкнуться, учась там (о них немного позже), я считаю, что МГИМО даёт уникальное образование, которое вряд ли можно получить в других российских вузах, а именно невероятно широкий кругозор. Там нас научили по-другому смотреть на происходящее в мире, анализировать и мыслить. Включая новости (скорее всего, это новости на иностранном языке), человек, окончивший МГИМО, сразу понимает, почему присходит то или иное событие в мире, что является причиной и какие будут наиболее вероятные последствия.

В процессе моей учебы в МГИМО проблем с успеваемостью у меня не было – я училась нормально, не гоняясь за отличными оценками, тем более что наш институт перешел на болонскую систему образования и оценки стали выставлять в процентах от ста, где сто процентов означало высшую оценку. Я уделяла всегда больше внимания тому, что у меня действительно останется в голове, а не тому, как мои знания будут субъективно оценены преподавателями. Мои трудности с учебой были, однако, связаны совсем с другим, а именно с тем, что я жила в Подмосковье, в Жуковском, то есть на юго-востоке от Москвы, а институт находится на юго-западе столицы. Возможности переехать или снять жилье поближе к институту у моей семьи, к сожалению, не было.

На дорогу от дома до института у меня уходило часа два – два с половиной, и чтобы приехать к первой паре, я должна была вставать не позже половины шестого утра. А чтобы добраться до института, мне нужно было сначала пешком дойти до железнодорожной станции, что занимало около двадцати минут быстрым шагом, потому что никакой транспорт туда не ездил, затем доехать на электричке до Казанского вокзала – это занимало ровно час, после чего сесть в метро и затем уже от станции метро Проспект Вернадского доехать на автобусе до института. Этот путь я проделывала каждый день туда и обратно, какая бы погода ни стояла на улице.

За городом отнюдь не так чисто, как в центре Москвы, и поскольку мне приходилось каждый день проходить пешком от дома до станции, то когда я садилась в электричку моя обувь была очень грязной. Конечно, я не могла прийти в МГИМО в грязной обуви, поэтому я всегда носила с собой в сумке влажные салфетки и губку для обуви, чтобы, доехав до вокзала, почистить сапоги. Я всегда покупать высокие сапоги до колена, чтобы можно было заправить в них узкие джинсы или брюки и, очистив обувт от грязи, выпустить их. Честно говоря, до сих пор не понимаю, откуда в России столько грязи и почему ее меньше не становится.

Спать я ложилась очень поздно, потому что, приехав домой после четырёх пар около семи часов вечера, поев и чувствуя, что голова от усталости не готова соображать, я ложилась ненадолго поспать. Потом часов в девять вечера надо (да, в МГИМО надо) если не делать уроки – это немного школьное – то готовиться к парам, которые тебя ждут на следующий день, а именно: делать задания по иностранным языкам, учить, читать монографии и статьи, большинство из которых на изучаемых тобою иностранных языках. Многое кстати я успевала прочитать в дороге, потому что, как вы уже поняли, ездила в институт на общественном транспорте и на дорогу у меня уходило очень много времени.

Я была из другого круга, нежели большинство студентов МГИМО – нас таких было меньшинство там. Таких, как я, наверное, ещё меньше. Условно я бы разделила мгимошных студентов на три группы: самая большая – это дети богатых и известных родителей, такие как, например, Наташа Касьянова, Маша Матецкая, Надя Михалкова, и дети дипломатов. Другая группа, поменьше, – это одаренные ребята, как правило, из регионов России, и ребята, поступившие в МГИМО с помощью передачи «Умники и умницы», – это студенты, которые живут в общежитии и у которых своя общаговская тусовка. Эти две группы обычно за стенами института общаются редко. И третья группа, самая малочисленная, которую моя подруга Вероника назвала «дети инженеров», – это умные дети, которые просто очень хотели учиться в МГИМО, не относясь при этом ни к первой, ни ко второй группе. Как я и собственно Вероника.

У моего пламенного желания учиться именно в МГИМО есть предыстория. В девяносто пятом году, когда мне было десять лет, мы с родителями впервые поехали за границу, на Майорку. Естественно, тогда для нас, приехавших из страны, только-только пережившей очень тяжелые времена, где еще не было ни цивилизованных магазинов, ни хороших отелей с так называемым «шведским столом», все было в диковинку. Мы как будто попали в другую реальность: в октябре все цвело, небо было голубым, море лазурным, на улицах не было грязи, люди были приветливыми и улыбчивыми, в магазинах было все, что твоей душе угодно. Так Майорка навсегда осталась в нашей памяти как райский уголок на Земле, а мне захотелось поступить именно в институт международных отношений, чтобы получить возможность вырвыться из серости и грязи, научиться нестандартно мыслить, разговаривать на иностранных языках и, конечно же, путешествовать.

Семью годами позже, на выпускном в школе классная руководительница раздала нам сочинения, которые мы писали ещё в шестом классе на тему «Каким я вижу себя в будущем». Так вот в том сочинении, в шестом классе, я написала, что хочу поступить в МГИМО.

Путь в институт моей мечты, как и учеба в нем, тоже не был легким. Во-первых, в школе мне не удалось получить медаль, хотя все предпосылки к этому были. Просто потому что в один год со мной выпускалось много учительских детей, дочка известного в городе хирурга и ещё несколько девочек, чьи мамы не вылезали из школы. И естественно, все медали получили они, а как известно, на медали есть лимит. Во-вторых, поступить в МГИМО с первого раза у меня не получилось. Все-таки это элитарный институт, и «детей инженеров» там не особо жалуют. Но, к счастью, мне удалось попасть на подготовительный факультет – так называемый подфак – после обучения на котором в течение года я поступила.

Помню, однажды со мной произошёл очень интересный случай как раз летом того года, когда я первый раз не поступила в МГИМО, в августе. Я сидела на остановке, в Жуковском, и ждала свой автобус. Тут подошёл пожилой мужчина с большим рюкзаком и сел рядом. Не было ни одного автобуса, и дедушка заговорил со мной:

– Что, – сказал он, – школу закончили?

– Да, – ответила я.

– А теперь куда? – продолжил он.

– В институт.

– Международных отношений?

Я удивленно посмотрела на старика.

– А как Вы догадались? – спросила я.

– Да видно…

Тут подошёл наконец мой автобус. Я встала, а пожилой мужчина остался сидеть – видимо, он ждал другого автобуса.

– До свидания, – сказала я ему на прощание, хотя мне жутко хотелось поговорить с ним ещё.

– Всего хорошего, – ответил он.

Я села в автобус и из окна посмотрела на остановку – дедушки уже там не было.

Этот случай настолько поразил меня, что на протяжении многих лет о нем знала только моя мама – от всех остальных я почему-то хранила его в секрете. Но а я была уверена: в обличие старца был Святой Николай Чудотворец, который таким образом приободрил меня и дал мне знать, что я на правильном пути, несмотря на то, что с первого раза мне не удалось поступить в институт моей мечты.

Почему я решила, что в облике пожилого мужчины с рюкзаком был Николай Чудотворец? Дело в том, что в детстве мама мне часто рассказывала о своей бабушке, то есть моей прабабушке, которая была очень верующей женщиной (вообще все в нашей семье хоть и не очень религиозны, но глубоко верующие). Она жила в деревне в Рязанской области, и вот однажды вечером им с мужем понадобилось отвезти какие-то вещи в соседний населенный пункт. Ехать нужно было через поле, и по дороге их телега перевернулась. И вот они стоят вдвоем в поле, темнеет, положение отчаянное. Моя прабубушка начала молиться и просить о помощи Святого Николая Чудотворца. И тут она видит откуда ни возьмись им навстречу идет небольшого роста мужичок в годах. Он подошел к ним, посмотрел на перевернувшуюся телегу и говорит моему прадеду:

– Ну-ка, подсоби мне, сейчас мы твою телегу обратно поставим.

Прадед крайне удивился и сказал:

– Да ты что, она же тяжелая! Мы вдвоем не справимся.

– Ничего, ничего, – ответил мужичок, – справимся. А ну-ка!

Мужчина, несмотря на то, что был в годах, оказался человеком весьма сильным, и вместе с моим прадедом им все-таки удолось поставить перевернувшуюся телегу.

Моя прабабушка, которая в отчаянии уже готова была зарыдать до чудесного появления этого прохожего, всплеснула руками от радости и повернулась в его сторону, чтобы спросить, как его зовут. Но его уже и след простыл.

После того, как мама рассказала мне эту историю, в моем детском мозгу сложился образ Святого Николая Чудотворца как пожилого человека, который в моменты отчаяния и крайней нужды появляется и помогает людям, очень его об этом просящим.

Год учебы на подготовительном факультете – подфаке, как его все называли, – был очень тяжелым во всех отношениях: эмоционально, физически и психологически: ты каждый день ходишь в институт, учишься как и все студенты с девяти утра до четырех часов вечера и при этом понимаешь, что ты ещё не студент, что в июле тебе снова предстоит поступать, и поступишь ты или нет – это уже как Бог даст. Плюс интенсивнейшая учеба. Честно сказать, уровень знаний и подготовки, который у меня был до подфака, был значительно ниже уровня после подфака. В тот год я, наверное, спала меньше всего. Я думаю, что за время моей учебы в институте и поездок из Жуковского на проспект Вернадского и обратно, я набрала часов недосыпа на всю жизнь вперёд. Сегодня, в те дни, когда я сплю по шесть часов в сутки, я чувствую себя разбитой и думаю, как же я могла тогда все это вытерпеть, спя по два-три часа причём на протяжение нескольких лет ради достижения поставленной цели. Есть, конечно, люди, которые вполне себе могут тусоваться до рассвета, а потом как ни в чем ни бывало идти в институт, но это не про меня.

Полегче стало только на четвёртом курсе, когда у ребят началась военная кафедра, и поэтому один день в неделю девочкам не надо было ехать в институт. Ну а магистратура по сравнению с интенсивом первых трёх курсов, а в моем случае, четырёх, – это вообще лафа.