Читать книгу Встретимся за линией горизонта. Дипломатическая повесть - Ольга Самусева (Ларусс) - Страница 4

Стот, наверное, рассказать, что у меня на улице Строителей (метро Университет), то есть всего в одной остановке от моего института, жила и сейчас живёт крёстная, родная сестра моей мамы, которую я с детства называла кека. И, признаться, поступая в институт и потом учась на первых курсах, я наивно полагала, что смогу время от времени оставаться у неё.

Крёстная жила тогда в двухкомнатной квартире с мужем и дочерью Юлей, которая старше меня на пять лет. То есть в принципе разместиться можно было бы. И я по началу действительно напрашивалась к ним с ночевкой, с открытой душой и наивным сердцем, каждый раз покупая что-то к столу на свою скромную стипендию. Но это, скорее, история о том, почему русские не евреи. Помню, мама мне как-то рассказывала, что у неё в молодости, когда она работала по распределению в Омске, была подруга-еврейка Лиля, которая очень часто летала к родственникам в Москву и всегда возвращалась оттуда с какими-то домашними вкусностями, которые ей с собой давали эти родственники. У моей мамы тоже были родственники в Москве, но она к ним не ездила, потому что её там особо не ждали. Однажды мама спросила у подруги, насколько близки ей эти родственники, и оказалось, что это была двоюродная тетя мужа сестры её матери. То есть, по-русски выражаясь, седьмая вода на киселе.

Так вот возвращаясь к моей крестной, конечно, дверь своей квартиры перед моим носом никто не закрывал, но и особой радости по поводу моих визитов никто не испытывал. Крёстная иногда подкидывала мне немного денег (материально их семья жила намного зажиточнее нашей, несмотря на то, что мы жили в большой квартире в Жуковском, а они в двушке в Москве), но мне каждый раз было ужасно неудобно их брать. Дома у них, если честно, атмосфера была для меня практически невыносимо напряженная – они из тех людей, которые во всех и во всем ищут что-то, к чему можно было бы придраться, чтобы это обсудить и осудить. Мне с такими людьми очень сложно и тошно, потому что я, наоборот, во всем пытаюсь найти позитивное зерно. Но мне деваться было некуда.

С двоюродной сестрой Юлей, дочерью крёстной, у нас тоже не сложились отношения, сколько бы мы не пытались их настроить. Было несколько моментов, после которых я себе сказала: «Все, больше ноги моей не будет в их доме.»

Первый, когда однажды утром, после одной из моих немногочисленных ночёвок в их доме, собираясь в институт, я попросила у Юли тушь для глаз, она мне дала свою, но сказала, что она сухая. На это я ей ответила, что сухую тушь можно хорошо реанимировать, добавив в неё пару капель для глаз (Визин как раз стоял у неё рядом с зеркалом). На это она забрала у меня тушь с репликой (как сейчас помню): «Ой, в МГИМО все тупенькие», – взяла какие-то старые духи и стала ими разводить тушь. Я в тот день так и уехала от них, не накрасив глаза (красить глаза тушью, разведённой спиртом??? Нет, спасибо). Настроение у меня было испорчено на весь день.

Потом вечером, сидя в маршрутке, которая ходила от метро Выхино в Жуковский, помню, у меня текли слезы по лицу и я думала про себя, что больше к ним заезжать я не буду никогда. И я сдержала данное себе обещание. Не знаю, что меня тогда больше обидело: что оскорбили мой институт, куда я такими трудами поступала, или что оскорбили меня. Но я для себя сделала вывод, что в этой семье мне, а потом позже я поняла, что вообще нашей семье, скорее всего завидовали, и такое поведение и реакция родственников были продиктованы именно этим чувством: ведь Юля, закончив престижную московскую гимназию, поступила в какой-то обычный вуз, название которого я не помню, на платное отделение, а я, закончив обычную школу в каком-то подмосковном Жуковском, хоть и со второго раза, но поступила в МГИМО и училась там бесплатно.

Однажды я услышала выражение, которым кто-то охарактеризовал образ мышления и поведения русских людей: «Мне не жалко, что у меня корова сдохла – жалко, что у соседа жива». Мне кажется, что это выражение как нельзя лучше характеризует чуть ли не большинство русских людей: в них просыпается какая-то просто вездесущая, все разъедающая зависть, которая овладевает людьми так, что руководит их поступками и определяет их образ мыслей. Бытует мнение о том, что русские люди добрые. Не знаю, может быть, но лично я этого не заметила. Когда кому-то нужна помощь, на него просто смотрят со стороны с позиции наблюдателя из любопытства: что дальше будет? Выпутается или нет? Не выпутался?? Ох, как жаль! Как жаль!

Людей, видящих, что в твоей жизни что-то не так, и способных просто подойти и спросить, чем они могут помочь, протянув реальную руку помощи, в моей жизни в России было крайне мало.

Второй эпизод, в результате которого я ещё раз убедилась в том, что с двоюродной сестрой Юлей мы никогда близки не будем, произошёл, когда мы с другой моей двоюродной сестрой Настей, после настоятельных уговоров моей мамы приехали к Юле помочь убраться в её новой квартире. Юля тогда была беременна, уже на приличном сроке, и мама, вооружившись этим аргументом, мотивировала меня согласиться. Так вот, приехав к Юле в Солнцево (замечу, что я жила в Жуковском, а Настя в Одинцово, то есть путь оттуда в Солнцево неблизкий), у нас сложилось впечатление, что нас никто не ждал, хотя о том, что мы приедем, Юля, конечно же, знала заранее. Мы помыли у неё окна, сделали ещё что-то, потом, устав, решили выпить чая за новым стеклянным столом, стоявшем на кухне. Чай, к счастью, был, а вот к чаю ничего не было (нас же никто не ждал). Так и пили чай с виноградом, который я по дорогекупила. Такое вот радушное солнцевское гостеприимство.

Вечером мы с Настей уехали, а через какое-то время узнали, что, оказывается, мы Юле ничем не помогли да ещё и царапину на новом стеклянном столе оставили.

В общем мы очень разные. И в принципе эту главу о семье моих родственников, живущих на улице Строителей в двадцати минутах от моего института, можно было бы не включать в моё повествование, но мне кажется, без этого рассказ о моей учебе был бы неполным. Будем считать это «маленьким лирическим отступлением» на тему места и роли обид в жизни человека.