Читать книгу По лабиринту памяти - Ольга Трушкова - Страница 38

Маша панически боялась министерской проверки. Она уже несколько раз перекраивала поурочные планы, корректировала тематические, воспитательную же работу со своим пятым вообще заново спланировала. Маша перечитывала методички, а журналы «Русский язык в школе» и «Литература в школе» заменяли ей подушку – на них Маша засыпала.

Бабка ходила на цыпочках, старалась не греметь ухватами и вкуснее накормить свою наречённую дочку.

Петро-физрук, хоть и был безответственным шалопаем, проникся к ней сочувствием. Видя, как Маша грустит над не эстетическим видом наглядных пособий, он решил дать им второе рождение. Раздобыв несколько листов плотной бумаги и отменив свидание с правнучкой деда Гузеля, он занялся приведением полумакулатуры в божеский вид. Маша была на подхвате: подай, придержи, убери.

Оказалось, что Петро не такой уж и безответственный – дело, за которое он взялся сам, не по поручению комсорга, довел до конца. В общем, наглядные пособия, после того, как Петро приложил к ним руки, выглядели вполне прилично.

Но в школе никакого ажиотажа не наблюдалось.

В учительской математичка и географичка обсуждают последние деревенские новости. Биологичка, у которой недавно отелилась корова, делится с пожилой учительницей начальных классов своими переживаниями за телёнка – выживет ли? слабый он уж больно. Физик с директором школы вот уже третий день на всех переменах играют в шахматы и никак не доведут партию до конца. Маше кажется, что даже приезд самого министра не оторвёт их от шахматной доски.

– И давно они увлекаются этим видом спорта? – спросила она у Людмилы Яковлевны, кивнув на шахматистов. Людмила Яковлевна была завучем и вела уроки литературы в старших классах.

– Да лет двадцать, наверное, – ответила та, продолжая искать очки на заваленном всевозможными бумагами своём рабочем столе. – Ну, куда они, холера их побери, подевались?

Очки были у неё на лбу. Как всегда.

В общем, в школе всё было, как всегда.

О комиссии, которая едет аж из самого Минска проверять, как работает её Маша, бабка узнала от вездесущей кумы Фаины. Самой-то бабке некогда по деревне бегать, новости собирать. У неё вон корова не сегодня-завтра отелиться должна, да и за Машей уход потребен. У кумы-то коровы нет. Квартирантки тоже.

Теперь бабка поняла, почему Маша плохо ест и спит со своими журналами под головой.

Надо идти к Яковлевне, решила бабка, она начальник в школе, она поможет бедному дитю, заслонит от напасти. А что любая комиссия – это напасть, бабка знает наверняка.

Людмила Яковлевна готовила ужин, когда вошла Машина хозяйка.

Поздоровались. И бабка сразу приступила к главному.

– Неладное с моей жиличкой что-то творится, Яковлевна, ох, неладное, – запричитала она, удобнее усаживаясь на предложенную хозяйкой табуретку.

– Что такое? – встревожилась Людмила Яковлевна.

– Да не спит, не ест, исхудала вся, как былиночка.

Бабка поднесла к глазам платочек, зорко наблюдая, достаточно ли прониклась её горем собеседница. Увидела в глазах той неподдельную тревогу и, удовлетворённая результатом, опять поднесла платочек к глазам.

– Может, влюбилась наша Мария Петровна? – предположила Людмила Яковлевна.

– Окстись! – вызверилась бабка, напрочь позабыв, что она собиралась давить на жалость доброй женщины. – Чего несёшь-то? Девка себя блюдёт, не шастает, как некоторые.

Оскорблённая бабка поджала губы.

Тут она допустила промах – кинула камень в огород хозяйки дома. Золовка Людмилы Яковлевны, сестра Григория, «принесла в подоле».

Спохватившись, бабка опять поднесла платочек к глазам.

– Всё с книгами она, всё с тетрадками. До любви ли ей, моей касатке? Комиссия тут какая-то едет к вам, боится она, сердечная, её, комиссию-то эту, будь она неладна. Ты бы уж, Яковлевна, как-нибудь заслонила её от этой напасти-то.

Пронесло ли с золовкой-то? Навроде, пронесло, слава те, Господи! Бабка перевела дух.

– Я тут яичек немного подсобрала. Тебе самой-то когда с хозяйством возиться?

Засуетилась, вытащила из сетки коробку из-под обуви и поставила её на лавку, но платочек на всякий случай держала в руках.

Людмила Яковлевна засмеялась:

– Ладно, заслоню.

Бабка даже и не подозревала, что для Людмилы Яковлевны подобные визиты не редкость. То одна, то другая старушка идёт к ней за послаблением для своей жилички. Прикипают они, одинокие бабки, к ним всей душой, отдают им всю нерастраченную любовь свою. Случается, замуж их выдают. Так выдали когда-то и её, Людмилу.

Замуж она сама, конечно, вышла. По любви. Но в мужний-то дом перебиралась она из хаты бабы Лиды. Баба Лида и Лёньку потом нянчила, и Ванятку. Одинокая была.

Сколько же их, проводивших на войну своих мужей, вдовами остались? Вот и Машина бабка из их числа.

Не все они хотят отдавать своих квартиранток за местных хлопцев. И не всегда потому, что считают тех недостойными, а потому, что не желают своим дочечкам – внучечкам тяжелой жизни сельской женщины, где от работы продыху нет. Разве только за своего кого, проверенного и надежного. Баба Лида вот выдала Людмилу Яковлевну только за племянника Григория и до самой своей смерти была убеждена, что именно она создала из них такую хорошую семью.

Ждут бабки для своих принцесс королевичей, а своих хлопцев гонят от двора подальше. Случается, не только от двора, а и на край села гонят.

Людмила Яковлевна улыбнулась, вспомнив тётку Аграфену, к которой поселили молоденькую выпускницу педучилища Люсю. Девочка городская, избалованная, капризная. Но тётка Аграфена души в ней не чаяла.

А осенью пришёл из Армии Иван Майсюк, родственник Григория, и приударил за Люсей. Проходу не давал. Тётка Аграфена и по-хорошему с ним, и палкой его по селу гоняла. Бесполезно. Люблю её, говорит, и всё! Обратилась тогда тётка Аграфена к ним за подмогой. Урезоньте этого шалопута, чтоб ему ни дна, ни покрышки, прости Господи! Людмила Яковлевна только руками развела, что тут поделаешь? Любовь.

Ох, и взъярилась же тогда тётка Аграфена! Реакция сегодняшней визитёрши на слово «любовь» – это просто «тьфу!» по сравнению с той, что была тогда!

Иван и её Люсенька? Это с какого же дуба надо было ей, Людмиле Яковлевне, рухнуть и чем удариться, чтоб такое сказать?!

А Людмила Яковлевна, глядя на разбушевавшуюся старушку, вдруг отчётливо поняла: у Ивана самая что ни есть настоящая любовь, если он не побоялся даже тётки Аграфены! Это поняла и Люся.

На свадьбе тётка Аграфена громче всех кричала «Горько!», целовала Ивана и называла сыночком.

Приходили к ней, к Людмиле Яковлевне, приходили и к Григорию. Он был парторгом.

Николай с Ариной и жили-то, вроде, хорошо. Но, как говорится, седина в бороду, а бес в ребро. Хотя, пожалуй, до седины тогда было ещё далековато.

Ушёл Николай от Арины к вдовствующей Катерине. Арина со слезами – к Григорию. Так, мол, и так, помоги, Алексеич, мужик как с цепи сорвался, ты там по партийной линии прижучь его, окаянного. Сделай, чтобы он даже в сторону этой лярвы не смотрел!

Николай был партийным.

«Прижучил» Григорий «сорвавшегося с цепи окаянного» Николая. Привязал к будке партбилетом. Но смотреть-то не запретишь! Вот и смотрит Николай теперь в сторону Катерининого двора выжженными болью глазами и разве что только не воет от лютой тоски. Теперь-то и появилась у него седина. В тридцать четыре года.

А сама Арина? Стала ли она счастливой после того, как Григорий изгнал того беса, в ребро который? Кто теперь для неё Николай? Пленник.

Да, все мы заложники коммунистической морали, вздохнула Людмила Яковлевна. Она тоже была членом КПСС.

На выпад Машиной бабки Людмила Яковлевна не обиделась и намёка на гулящую золовку решила не заметить. Здесь всё правильно.

А Маша девушка хорошая, серьёзная и пришлась ко двору, видимо, не только в школе. Они бы прекрасной парой были, Маша и Егор. Как знать, может ей, Людмиле Яковлевне, ещё доведётся и на их свадьбе посажёной матерью быть, как уже не раз доводилось за столько-то лет работы в этой школе.

Егора Людмила Яковлевна учила, он сидел за одной партой с Костей Моисеенко. Не разлей вода, как говорится. Хорошие ребята. Озорничали в меру, учились неплохо. Они и сейчас дружат. На Октябрьские праздники видела их вместе на клубном крыльце. Шутили, смеялись. Нет, хорошие ребята, хорошие.

А поговорить с Машей, конечно, надо. Давно пора бы, да всё некогда. Не в себе она последнее время. Может, и впрямь проверки страшится? Что ж, её понять можно, первый год работает. Со временем привыкнет. Сама-то Людмила Яковлевна давно уже не боится никаких комиссий, никаких проверок. Теперь вот она должна помочь этой девочке преодолеть страх перед всеми, кто стоит выше, как когда-то помогли ей. Такая в их школе традиция. Эстафета поколений.