Читать книгу По лабиринту памяти - Ольга Трушкова - Страница 39

***

У Маши было «окно». Она сидела на диване в учительской и просматривала свежий номер «Литературной газеты».

«Да, вид у неё и впрямь не очень», – подумала Людмила Яковлевна и села рядом:

– Устала?

Маша пожала плечами:

– Да, вроде, нет. Ещё только один урок прошёл.

– Я не о том. Вижу, тревожит тебя что-то, может, помочь смогу?

Девушка посмотрела на Людмилу Яковлевну:

– Скажите, ведь министерская проверка-это очень серьёзно, а все ведут себя так, как будто ничего не ожидается. В шахматы вон играют.

Маша кивнула в сторону стола, на котором стояли готовые продолжить сражение на предстоящей перемене шахматные фигуры.

Та улыбнулась, обняла Машу за плечи:

– Девочка моя, каких только проверок на своём веку мы не видели! Привыкли уже. И ты привыкнешь. Не ради оценки проверяющих инспекторов мы работаем, а ради детей. Они и есть наши главные проверяющие. Комиссии приезжают и уезжают. А дети всегда с нами. Всё видят. Всё знают. Многое прощают. Даже грубость.

Но если ты не будешь знать предмета, который преподаёшь, вот этого тебе они не простят никогда! Запомни это, Маша.

И, чуть помедлив, добавила:

– Сейчас ты ещё не имеешь достаточного опыта и тебе простительно пользоваться планами. Но ты должна через год-другой от них избавиться. Все, что сейчас пишешь в тетради, должно быть в твоей голове. Каждое слово!

Маша посещала уроки литературы у Людмилы Яковлевны и была от них в восторге. Но она как-то не придала значения тому, что на столе не было ничего, кроме изучаемого произведения и классного журнала.

– А планы тогда зачем же писать? – удивилась она. – Вот вы ими не пользуетесь, а тоже пишете.

– Для проверяющих, девочка моя, для проверяющих, – опять улыбнулась Людмила Яковлевна, погладила Машу по спине, поднялась с дивана и села за свой рабочий стол. Достав из кошелька два рубля, протянула девушке:

– Отдай хозяйке, я у неё яйца покупала.

И Маша перестала бояться министерской проверки. После этого разговора с Людмилой Яковлевной она вообще перестала бояться чьих-то оценок её работы, потому что твёрдо знала: право оценивать её работу дано только её ученикам!

А вскоре она перестанет пользоваться и поурочными планами, ведь дети не верят учителю, который ведёт урок по тетрадке. Но главное то, что она не имеет права идти к ним, не зная того предмета, который преподает. Дети ей этого не простят.

Так сказала Людмила Яковлевна.

Впервые за последние две недели Маша возвращалась домой в приподнятом настроении. Она постучала сапожком о сапожок, сбивая снег с каблучков, и вошла в хату. Бабка засуетилась, стала вытаскивать из печи чугунок с борщом, горшочек с фаршированными блинами в сметане, попутно пересказывая полученные от кумы Фаины сельские новости.

– Это Людмила Яковлевна передала за яйца, – Маша протянула ей деньги.

Бабка расстроилась (не захотела дитю помочь, злыдня!). Но Маша пришла из школы повеселевшая, с аппетитом пообедала, бабка чуточку успокоилась и даже немного простила Людмилу Яковлевну. А когда вечером девушка легла спать не на журналах, а на подушке да ещё сразу заснула, «злыдня» была реабилитирована окончательно.

Стоя перед потемневшими иконами, бабка долго молилась. Она благодарила всех святых угодников за ниспосланный покой рабе божьей Марии, молила их послать ей долю счастливую, здоровья ей и деткам её предбудущим. Не была забыта в молитвах и раба божья Людмила, «аки вразумившая чадо глупое, неразумное» – хоть Людмила и партийная, но тоже человек, значит, раба божья.

Перекрестившись в последний раз и поклонившись образам, перекрестив спящую Машу, бабка с чувством выполненного долга улеглась на свои полати.

В дом, наконец, вернулся долгожданный покой.