Читать книгу Афродита и её жертвы - Ольга Волошина - Страница 8

«Он умер от смертельной дозы чего-то такого, что только врач может произнести правильно».

Агата Кристи «Карибская тайна»

– Наталья Григорьевна, это я. Добралась благополучно, все в порядке.

– Спасибо, Маришенька. Спокойной ночи, – ответила Шуркина мама.

– Спокойной ночи.

На часах было уже почти три. Я легла на диван и прикрыла глаза. Спать не хотелось, наверное, потому что было всё ещё слишком душно. Я встала и распахнула дверь на лоджию. Воздух, наполненный запахами и звуками ночного города, ворвался в комнату. Стало немного прохладнее, но сна всё равно не было. Где-то протарахтела машина, затем ещё одна. И тут я вспомнила, что собиралась кое-что выяснить. Зажгла свет, включила телевизор и устроилась на диване с журналом «Красота и здоровье», который мне так и не удалось досмотреть до конца. Телевизор тихонько жужжал, нарушая таинственную тишину ночи. Сейчас должна начаться та самая ночная передача, которую я никогда не смотрю из-за одного только названия: то ли «Час криминала», то ли «Криминальные новости». Но пока показывали какую-то полукомедийную чушь, похоже, французскую. Фильм затянулся.

Я открыла журнал и занялась изучением статьи о новом методе пластической косметологии профессора Самойлова-Дмитриевского. После довольно подробного, хотя и малопонятного описания, было помещено интервью с автором фантастического и многообещающего открытия.

«Корреспондент: Скажите, Пётр Петрович, а после ваших операций на лице могут остаться шрамы или иные следы хирургических инструментов?

Самойлов-Дмитриевский: Ну что вы! Никаких шрамов и рубцов вы на своем новом лице не увидите. Если, конечно, решитесь прийти к нам в клинику.

К.: А сколько времени длится реабилитационный период? Наверное, всего неделю?

С.-Д.: Неделю? Конечно, нет! Срок восстановления минимален, всего несколько часов.

К.: Но этого просто не может быть!

С.-Д.: Очень даже может. Вероятно, вам трудно в это поверить, однако таковы факты. Не верите – спросите у наших пациентов.

К.: Фантастика! Значит, после хирургической операции в вашей …

С.-Д.: Лучше назовите это не хирургической операцией, а пластическим конструированием лица.

К.: Значит, после процедуры пластического конструирования в вашей клинике пациенту не придётся две-три недели ходить с отёками и синяками на лице?

С.-Д.: Даже таких неприятностей можно избежать. Никаких синяков и отёков. Небольшой отдых – и вы можете отправляться хоть на бал, хоть на работу. Предупредив, разумеется, коллег и родственников, что это вы в новом обличье.

К.: А не возникнет ли у ваших пациентов проблем с документами, удостоверяющими личность. Ведь в них на фотографиях останутся их старые лица.

С.Д.: До сих пор наши клиентки как-то решали эти проблемы самостоятельно. Но если потребуется, мы будем давать все соответствующие справки…

К.: Наверное, вы творите такие чудеса с помощью уколов?

С.-Д.: Нет, к мезотерапии мой метод отношения не имеет. Это совсем другое. Но поверьте, художественное пластическое конструирование абсолютно безопасно для здорового человека. Метод прошёл все клинические испытания…».

Однако, что же это делается?! Если хоть половина из этого – правда, то у наших правоохранительных органов действительно очень скоро будут проблемы. Тогда, небось, в паспортах и появится страничка для отпечатков пальцев. Фотография будет актуальна только для тех, у кого денег на операцию не хватает. Чего будут стоить алиби, основанные на свидетельских показаниях? Компроматы, опирающиеся на видеосъёмки, прикажут долго жить. А что будут делать кинематографисты, если у каждой звезды появится пара десятков двойников. Особо звёздным личностям придётся запатентовывать свою внешность… Все последствия этих косметических нововведений даже представить себе трудно.

Телевизор ещё гудел, но я уже не обращала на него внимания. Фильм кончился, началась та самая передача. «Криминальное обозрение» – вот как она называется! Его-то я и ждала. Я полезла за очками, чтобы получше разглядеть преступные новости, и вдруг услышала слова диктора:

– На улице Садовой-Кудринской, в клинике пластической хирургии «Секрет Афродиты» обнаружено три бездыханных тела. Вначале их даже сочли мёртвыми. Однако при детальном осмотре обнаружилось…

Я подняла глаза на экран и увидела неоновую вывеску. На белом фоне два светящихся алых слова: «Секрет Афродиты». Камера двинулась вглубь, за открывшуюся дверь, ухватила кусок стойки администратора с компьютером, затем показала чьи-то плечи с погонами и спину какого-то типа в гражданской одежде. Мужской голос за кадром комментировал:

– Следов насилия на телах пострадавших не обнаружено, но все говорит о том, что имело место злоумышленное отравление неким наркотическим препаратом довольно странного действия. В числе пострадавших сам профессор Самойлов-Дмитриевский, его ассистентка Софья Лобачёва и ещё посторонняя женщина, видимо одна из клиенток «Афродиты». Эта последняя была обнаружена охранником клиники в холле возле стола регистраторши, но впоследствии она исчезла, вероятно, очнулась и смогла уйти без посторонней помощи. О её присутствии в момент обнаружения жертв свидетельствуют следы крови на полу и ножке компьютерного стола. Похоже, женщина ударилась головой о стол при падении. Никаких документов, регистрационных журналов и прочих записей, могущих пролить свет на события прошедшего дня, не обнаружено. Возможно, их похищение и было целью дерзкого преступления.

На экране появилось фотографическое изображение профессора Самойлова-Дмитриевского. Худая, вытянутая физиономия с необычным взглядом умных глаз. Странный такой взгляд, отрешённый какой-то. Будто он видит нечто, недоступное другим. И чуть заметно усмехается этому увиденному.

Голос за кадром тем временем перечислял все звания и достижения профессора, не забыл упомянуть и о перевороте в эстетической медицине.

– Опасности для жизни профессора нет, и врачи считают, что его удастся поставить на ноги очень скоро. Ассистентка профессора уже пришла в себя, но беспокоить её расспросами медики не разрешили. Так что остаётся только надеяться, что очень скоро мы узнаем, что же произошло вчерашним днём в косметологической клинике «Секрет Афродиты».

Затем во весь экран появилось личико Мэрилин Монро, принадлежащее теперь ещё и малоизвестной актрисе, совсем недавно взявшейся за покорение кинематографических вершин. И чего они все так вцепились в образ блондинки всех времен и народов. Что теперь эта лапочка будет делать со своим-чужим личиком? Мужчины начнут влюбляться в неё пачками, режиссёры – наперебой предлагать ей роли в фильмах, продюсеры научат её петь под фанеру в праздничных шоу?… Вот это последнее – скорее всего.

Затем камера снова выхватила вывеску над входом в клинику и фигуру какого-то полицейского чина.

– Ваша версия случившегося? – спросил невидимый корреспондент, тыча микрофоном куда-то под крупный подбородок защитника правопорядка.

– Пока ещё не время говорить об этом, – скупо ответил чин и невежливо повернулся к камере спиной.

Но репортёра его поведение ничуть не смутило, микрофон уже мельтешил перед лицом здоровенного парня, одетого в форму охранника.

– Это вы обнаружили тела профессора и двух женщин?

– Ну да, ну я. В общем, того… и обнаружил, – как-то робко и маловразумительно пролепетал здоровяк-охранник и затравленно оглянулся по сторонам, словно высматривая, куда бы скрыться от репортёра.

– Где?

– В кабинете же профессора, значит, и обнаружил. Там они с Софьей и лежали. А другая женщина в приёмной, под компьютером, значит. Эт-то… совсем как мёртвые, значит.

Задать новый вопрос журналисту не дали: открылась и закрылась дверь, перед камерой мелькнула чья-то широкая грудь, потом затылок охранника, движущегося к двери, после чего на экране снова возникла алая вывеска клиники и серый фасад всего здания.

– Мы ещё вернёмся к странному происшествию на Садовой-Кудринской. Как только получим новую информацию, – убеждённо заявил ведущий и переключился на новый сюжет.

Но это меня уже не интересовало. Я щёлкнула пультом. Экран телевизора погас.

Почему они не назвали фамилию исчезнувшей пациентки? Наверное, тайна следствия. Интересно, действительно ли она подвергалась косметическому… как там… конструированию лица ? Впрочем, клиенткой профессора она была стопроцентно. Иначе откуда бы ей там взяться? Случайные прохожие в такие заведения не забредают.

Я ещё раз пролистала журнал, но не нашла там больше ничего интересного. Статья об «Афродите» завершалась голой и откровенной рекламой. «Без швов и послеоперационных рубцов! Метод не имеет аналогов в практике пластической хирургии! Восстановительный период – всего несколько часов!»

И никаких подробностей о том, как профессор эти чудеса совершает.

Я зевнула. Журнал съехал по одеялу и шлёпнулся на пол. Поднимать его было лень.

Мне припомнилась давнишняя статейка, не помню уж, из какой газеты. Одна весьма ловкая дама тайно пробралась в довольно известную клинику пластической хирургии и похитила некий препарат – и продала за границу. Может, у профессора Самойлова-Дмитриевского тоже пытались что-то украсть? Секретное лекарство или сам метод, который он тщательно скрывает.

Тот офицер в телевизоре не высказал ни одного даже самого крошечного намёка на причину нападения на профессора и его ассистентки. Было ли это покушение на убийство или просто способ отключить их на время похищения информации? Да ещё неизвестная дама с документами Потаповской родственницы припуталась. Каким образом эти бумаги очутились под столом регистраторши, и почему злоумышленник не прихватил их со всем остальным архивом?

Вопросов – тьма, ответы не напрашиваются. И что-то спать захотелось…

***

Ранним воскресным утром, не выспавшаяся, но полная самых лучших намерений, я отправилась к Потаповым за информацией и на пироги. Уже в прихожей меня встретил восхитительный аромат домашней выпечки.

– Мариша! – обрадовалась Потапова моему приходу. – Заходи скорей, я первую партию уже из духовки достала. Сегодня печёное мне особенно удалось.

Наталья Григорьевна всегда готовила изумительно. Занималась она этим охотно и часто. Просто непостижимо, как Шурик и его брат остаются худыми? Если бы я ела эти вкусности так часто, как Шурик с Димкой, то, вероятно, уже давно не пролезала бы ни в какие двери.

Чай у Шуркиной мамы тоже был изумительным: крепким и душистым, настоянным на разнообразных травах, полезных и ароматных.

Наталья Григорьевна внесла в комнату две большущие чашки дымящегося напитка: мне и Шурику. Поставила на небольшой прямоугольный столик, в середину водрузила овальное блюдо с порезанным на крупные куски пирогом.

– Вы тут с Александром позавтракайте сами, а то у меня борщ там варится. Есть ещё рулеты с яйцами и рисом, будут и сладкие плюшки, с повидлом, – пояснила Наталья Григорьевна и скрылась на кухне.

Я отметила про себя, что сегодня Потапова выглядит гораздо лучше, чем вчера вечером.

Появился Шурик.

– Здорово, Мышка! Как дела? – спросил он бодрым голосом, но вид у него при этом был самый мрачный.

– Привет! Дела идут, как водится, и контора, знамо, пишет. Ты, видать, отдыхаешь сегодня?

– Вроде как отдыхаю, – неопределённо и неуверенно ответил Шурик.

После этого краткого и на редкость содержательного диалога мы принялись за выпечку. Некоторое время молча и усердно жевали вкусную еду, прихлёбывая чай из объёмистых чашек с цветочками. Шурик даже удовлетворённо хмыкал всякий раз, откусывая изрядные кусочки от здоровенного ломтя. Лицо его при этом слегка посветлело: хорошая еда всегда способствует улучшению настроения у мужчин.

Когда с первым большим куском было покончено, я решилась прервать затянувшееся молчание:

– Смотрела вчера, то есть, уже сегодня ночью криминальные новости. Показывали репортаж из «Афродиты».

Шурик быстро глянул на меня, поперхнулся, прокашлялся и потянулся за вторым куском пирога. Тщательно прожевав новый, он внимательно посмотрел на меня и только тогда спросил:

– Ну и что там вещают?

– Да ни чёрта особенного не поведали, – ворчливо ответила я. – Так, обычная журналистская каша. И не показали ничего. Оператора даже из клиники вытолкали взашей. Так он пять минут вывеску над входом снимал. Надо же чем-то эфирное время занять.

– Правильно, что их не пустили, нечего следы затаптывать.

– Ты ведь уже знаешь, что вчера вечером Наталья Григорьевна была у меня? – я без всяких экивоков перевела разговор на другие, более существенные рельсы. – И мы говорили о твоей двоюродной сестре Флоренции.

Шурик не очень охотно ответил:

–Да знаю. Ерунда какая-то получилась с Флорой. Документы её обнаружены в разорённой клинике профессора Самойлова-Дмитриевского, а мужик её, Флорин, по телефону говорит, мол, все в порядке и она благополучно уехала в командировку по делам. Потом разорался, мол, оставьте нас в покое, это, дескать, наши личные дела. И трубку бросил.

– Не сказал даже, куда она уехала?

– Он вообще ничего не сказал, проорал буквально несколько фраз, которые я тебе пересказал дословно. И всё. Какой-то он нервный. С чего бы это?

– Так мама твоя сказала, что они не ладят в последнее время.

– Я в такие вещи не вникаю, но они как-то не особенно хорошо живут. Может оттого, что детей нет. Или Флоре надоело его кормить-одевать.

– А он что не работает?

– Работать-то работает, да денег с этого особо не имеет.

– Так сейчас многие жены больше мужей своих зарабатывают, – заметила я и, подумав о невысоких заработках следователей, решила деликатно сменить тему.

– А ведь нужно бы узнать, действительно ли Флора в командировке. Ты позвонил ей на работу?

– Так позвоню завтра, сегодня-то воскресенье. У меня нет домашних телефонов её сотрудников. Есть ещё надежда, что профессор и его ассистентка Лобачёва что-то расскажут, когда придут в себя.

– То есть как это «придут в себя»? Разве они без сознания или в коме? А по телевизору говорили, что их просто вырубили чем-то вроде снотворного.

– Э-э, видишь ли, – замямлил Шурик, – они в некотором роде в память не приходят. Такая странная частичная амнезия: до сих помнят и от сих тоже помнят. А между этим и тем целый кусок как корова языком слизала.

– Так значит, эта женщина, которая ударилась головой о стол и потеряла сознание, а потом очнулась и незаметно ушла, точно не твоя сестра?

– Но охранник сказал, что та была худая красотка модельного типа. А Фло – большая женщина, что называется, в теле. Потаповы всегда были крупные… Ещё охранник сказал, что она на известную актрису похожа. То ли на Зета-Джонс, то ли на Григоровскую. А у Флоры обычное хорошенькое личико и ничего такого. Вот просто никаких актрис.

– А вдруг она себе лицо изменила у профессора. Ведь если судить по тому, что пишут о клинике этого Самойлова…

– Но с какого перепуга бы ей обращаться к пластическому хирургу?

– Ну, может, она хотела стать красавицей? И переделала всё. И лоб, и нос, и уши…

– Зачем? Флорка и так нормальная баба. И потом я ж тебе объяснял уже, что эта щуплая была на вид и поменьше ростом. Флора же у нас дама рослая и не худенькая.

– Все же вы поработали бы с картотекой профессора. Может, что и выясните. Там ведь должна быть регистратура.

– Спасибо за совет. Но изъяли только записи, обнаруженные у профессора дома, и, само собой, с ними работают. Даже сегодня. А в клинике ничего не осталось, никакой картотеки, ни регистрационного журнала. Всё исчезло.

Шурик замолчал, его губы скривились в едва заметной улыбке. Однако, я не собиралась шутить на эту тему. Эти мужчины всегда ведут себя удивительно легкомысленно, даже если дело касается их близких.

– Так что же могло произойти в клинике? Какие-то версии ведь имеются?

– Имеются и версии, – уклончиво ответил Шурик.

Из кухни доносился звон кастрюлек и упоительный запах свежего домашнего борща. Я взяла с тарелки кусок рулета, Потапов последовал моему примеру. Дожевав, Шурик решил все же посвятить меня в некоторые подробности.

Жуткую картину с бездыханными телами первым увидел охранник. В момент происшествия его в клинике не было, он отлучился за сигаретами в киоск через улицу, а там было закрыто на «десять минут». Пришлось идти чуть дальше – в магазинчик на углу. Кто ж знал что за каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут… Когда охранник вернулся на свой пост, то застал в клинике полный разгром. В кабинете профессора он обнаружил тела самого Самойлова и его ассистентки, а в холле перед столом регистраторши эту самую неизвестную женщину: Самойлов-Дмитриевский сидел в кресле, Лобачёва лежала в проходе, между столом и кожаным диваном. Посторонняя дама лежала практически под столом. И все трое выглядели вполне мёртвыми.

Охранник сразу кинулся к телефону-автомату, чтобы не испортить возможные отпечатки (я-то думаю, что он просто струсил), вызвал «скорую». Врач «неотложки» и сказал, что профессор с Лобачёвой совсем живые, только без сознания. А дамочка из холла к его возвращению исчезла. Видать, оклемалась, встала на ноги и ушла себе восвояси. А ещё вернее – уехала.

И врач «скорой», и медик, приехавший с оперативниками, сразу предположили, что у пострадавших отравление наркотическим средством. На столе в кабинете профессора стояла открытая бутылка дорогого французского вина, три бокала, два пустых и один почти полный, большая коробка шоколадных конфет, в маленькой стеклянной вазочке – дольки ананаса, вынутые из консервной банки. Пустая консервная банка лежала в корзинке для мусора.

В винной бутылке остались только сущие капли, но для анализа этого хватит. Остатки фруктов и конфет тоже забрали в лабораторию. Мне всё было любопытно, хотя большого значения для меня эти подробности не имели.

– Слушай, но ведь даже до меня уже дошло, что профессор не стал бы брать вино из рук незнакомых людей. Значит, это мог быть кто-то из его приятелей или постоянных клиентов.

– Разумеется, не одна ты такая сообразительная. Но круг знакомых профессора, наверняка, очень обширен. Неплохо было бы найти более конкретные улики.

– А эту дамочку постороннюю охранник не определил как клиентку?

– Он сказал, что его забота проверять документы на входе и докладывать. Да не пускать, кого попало. А до остального ему дела нет. Этих баб, мол, к профессору ходило столько… И все лица разные, где уж тут кого упомнить.

– Но какого чёрта этой дамочке понадобилось припереться туда в самый неподходящий момент?

– Может, она действительно была пациенткой, или консультировалась по поводу предстоящего «лечения», если можно так выразиться.

– Слушай, Потапов, – оживилась я от внезапно осенившей меня продуктивной версии, – а что если эта дамочка лежачая сымитировала обморок. В расчёте на соответствующую реакцию охранника. Просто не успела до конца дограбить клинику и прикинулась жертвой.

– И голову она сама себе разбила? – ехидно предположил Потапов. – Кровища была настоящая, и волос с её головы на ножке стола обнаружен.

– Какой волос?

– Что? – удивился Шурик. – На кой тебе сдался волос?

– Какого цвета, спрашиваю? Масть меня интересует.

– Ну, рыжий, вроде.

– А у сестры твоей какого цвета волосы? – Это у меня ещё одна версия появилась.

Шурик ненадолго задумался.

– Рыжеватые, кажется. Или светло-каштановые, – наконец ответил капитан неуверенно. И что, спрашивается, взять с этих мужиков?!

Шурик ещё немного рассказал о происшествии в «Секрете Афродиты». В клинике было всё перевёрнуто вверх дном, словно преступник что-то искал. Из шкафа выброшены журналы, разбито оборудование. Вдребезги разбит компьютер. Было очень похоже, что охотились за описанием метода Самойлова-Дмитриевского.

– Видимо, информация, связанная с «косметической лепкой», похищена или уничтожена, – сказал Потапов. – Компьютер регистраторши остался цел, но на его жёстком диске никакой информации не оказалось, что довольно странно.

– А сама регистраторша куда делась? Где, интересно, её носило?

– Это мы в своё время узнаем.

Потапов замолчал, я тоже не говорила ни слова. Информации получила с избытком, её нужно было переварить.

В комнату заглянула Шуркина мама.

– Может, борща, Мариша?

– Ой, нет, спасибо, я просто объелась пирогами. Очень вкусные они получились, оторваться невозможно. Но больше уже ничего не помещается.

Я хотела спросить Наталью Григорьевну о цвете Флориных волос, но побоялась, что она разнервничается, как прошедшей ночью. Успею ещё. Кроме того, с этой щуплостью и ростом непонятно. Со щуплостью ещё так сяк, а против роста не попрёшь. Хотя мнению трусоватого и не слишком сообразительного охранника я не до конца доверяла. К тому же у мужчин понятия «щуплости» и «в теле» находятся в очень широком диапазоне. А уж с наблюдательностью у них совсем критично. Разве женщина, к примеру, может сказать о мужчине, что он «красивый – с длинными ногами и копной волос»? А мужчина может выдать нечто такое о женщине? Вот то-то и оно!

Потапова снова скрылась на кухне. Почесав в затылке, Шурик сказал:

– Вероятно, открытие Самойлова представляет большой интерес для конкурентов, а может и ещё для кого-то. И преступники наверняка попытаются удрать за границу, чтобы продать там описание метода либо другую информацию. Применить здесь новый метод они вряд ли смогут, а там, на Западе, на нём можно заработать неплохие бабки. Даже очень хорошие. И ловить их там никто не будет.

– Хорошо бы, та рыжая дамочка нашлась, – сказала я, чтобы хоть как-то утешить беднягу Потапова, – неплохо бы дать объявление в газете: она прочтёт и появится.

– Хорошо бы, – без особого, впрочем, энтузиазма повторил Шурик.

– А если эта ушибленная дама не твоя родственница, то она должна быть чья-то другая… то есть, я хочу сказать, родственница кого-то другого, – продолжала я развивать возможные версии, удивляясь, что Шурик такой бестолковый и не делает этого сам. – И её никто не разыскивал? У всякого человека должны быть хоть какие-то родственники.

– Никто из этих родственников до сих пор не объявился. И это странно, ведь пострадавшая женщина, если предположить, что она обратилась в такую дорогую клинику, должна быть очень не бедной. А у обеспеченных дамочек какая-никакая родня всегда имеется.

Тут меня прошибла некая новая, весьма перспективная мысль, которую я моментально озвучила:

– А у твоей родственницы Флоренции могли найтись такие деньги, ну, на операцию у Самойлова-Дмитриевского, я имею в виду?

– С деньгами у Фло, вероятнее всего, полный порядок. Своя собственная клиника – это тебе не лишь бы что. Но опять тебе повторяю: у неё не могло быть причин для таких дурацких… мероприятий.

–Много ты понимаешь в женщинах, – буркнула я, но он сделал вид, что не расслышал.

– Ума не приложу, как могли оказаться Флорины документы в этом странном заведении для богатых дурочек, – продолжал Шурик развивать свою теорию все в том же бестолковом направлении. – Завтра же отправлю запрос в Саратов в клинику Фло. Хоть кто-нибудь там должен знать, куда она уехала, в какую такую командировку.

– А я-то чем тут могу помочь? Ну, в смысле Флоры, как мама твоя просила.

– Если Фло действительно в командировке, то все само собой должно проясниться. А если нет…