Читать книгу Будни ветеринарного врача - Ольга Юрьевна Овчинникова - Страница 12
Глава 10. ОРЖ
ОглавлениеВрач – это инструмент (Борис Аксельрод, анестезиолог).
…В час ночи звонит рабочий телефон, и трубку снимает Вероника, – мы уже в полудрёме, пытаемся заснуть, распластавшись на разложенном диване.
– Да, приезжайте, – говорит она спокойно, слушая мужской взволнованный голос на том конце.
Пока ещё диалог продолжается, спросонья и шёпотом спрашивают её:
– Что там?
– Кажется, ОРЖ, – так же шёпотом отвечает мне она, сделав огромные глаза.
ЧТО? ЧЁ-Ё-Ё-ЁРТ! Подскакиваю на диване – сна ни в одном глазу.
– Я не умею делать гастропексию! – ору шёпотом и отчаянно махаю руками. – Пускай едут в город!
Блин, блин, БЛИ-И-ИН! Что же делать? Вероника в это время вешает трубку.
– Ну и что мы будем делать? – ору я уже в голос. – Кто будет оперировать? Кто там? Кто?
– Риджбек, – полным страдания голосом отвечает Вероника, на выдохе. – А что я должна была сказать? Они не успеют доехать до города со своим ОРЖ!
Да, она права: на ум приходит свежий случай с бордосом и его сочным некрозом желудка на фоне ОРЖ – они примчались быстро, и то не успели. Господи! Паника во мне растёт в геометрической прогрессии.
Следующие три минуты я провожу крайне «продуктивно»: бегаю босиком по ординаторской и громко, отчаянно матерюсь, спотыкаясь о разбросанные шлёпки.
– Надо вызвонить кого-нибудь из наших хирургов! – из стаи панических мыслей, пролетающих транзитом через голову, проявляется наконец-то одна умная.
– Точно! – восклицает Вероника, встрепенувшись.
– Так… – думать на волнении невозможно. Наливаю себе полстакана воды и щедро лью туда корвалол – рука бешено трясётся. Выпиваю. Фу, ну и гадость! – Давай так: они приезжают, смотрим, звоним хирургу… пока он едет – капельницу запилим, газы выпустим и желудок промоем.
– Да! – Вероника неимоверно спокойна по сравнению со мной, хотя и тоже волнуется. Не забывая мило улыбаться. По сравнению со мной она просто мегаспокойна. Говорит: – Пойду марганцовочку разведу.
Кристаллы марганцовки могут прожечь слизистую оболочку желудка, поэтому да, разводить марганцовку нужно тщательно и лучше заранее.
В операционной готовлю аппарат для ингаляционного наркоза и закидываю кучу инструментов в дезинфицирующий раствор, чтобы к приезду хирурга всё было готово.
Не проходит и десяти минут, как в дверь звонят – это риджбек, и диагноз очевиден: ОРЖ.
– Мы вчера в другой клинике были, – объясняет мужчина, пока я пытаюсь научиться дышать нормально, – со вздутием. Дома он попил воды, и опять раздуло. Вернулись туда, ему промыли желудок ещё раз. Отпустило. И вот он поел – и опять.
– Вероника, звони хирургу, – говорю я, с облегчением думая, что вот сейчас приедет кто-нибудь из наших и спасёт меня, но мужчина внезапно говорит:
– Только не надо резать. Он наркоз не переживёт.
– Почему Вы так думаете? – спрашиваю, скорее, для порядка. – Он, скорее, не переживёт последствия шока и некроза, который неизбежен при завороте желудка!
– Нет, операции не надо, – упрямый мужчина как будто меня не слышит. – Я уже вашим коллегам говорил и сейчас тоже отказываюсь. Давайте напишу расписку.
Ах вот почему такая долгая эпопея у собаки! Даже распиской не напугать!
– А как же в клинике промывали желудок? Без наркоза? – спрашиваю ещё более удивлённо.
Мужчина утвердительно кивает головой. Вот тебе раз! Ситуация становится интересной.
– Ставить? – Вероника держит всё, необходимое для постановки внутривенного катетера: между пальцами рук во все стороны торчат ножницы, катетер, жгут, пластырь, флакон с антисептиком и кусок ваты.
– Да, давай, – задумчиво отвечаю ей: мысли мечутся в голове, как оголтелые курицы по маленькому деревенскому дворику.
Так. Оцениваю состояние собаки: слизистые мертвенно-бледного цвета. Шок прогрессирует, температура падает. Что ж… Буржуи же как-то промывают собакам желудок без наркоза! Как раз недавно я смотрела про подобную технику, иллюстрированную картинками, – воистину: что изучаю, то и проявляется в жизни! Тащу зонд и ведро.
Вот внутривенный катетер стоит, подключаем капельницу для снятия шока – на всякий случай приматываю трубку капельницы пластырем к собачьей лапе.
Так, дальше… Бобину с эластичным бинтом, которая защитит зонд от повреждения зубами, запихиваю собаке в рот и туго забинтовываю челюсти верёвкой. Риджбек слегка офигевает от такой наглости, но молча терпит.
– Держи ему голову! – командую я Веронике.
В дырку бобины просовываю зонд, провожу до желудка, аккуратно вращаю его, пытаясь проникнуть внутрь – не идёт! Мощные челюсти жуют бинт, сплющивают его, но зонд дальше ни в какую не идёт, и это говорит о том, что желудок уже заворачивается. Что пипец. Полный, полный пипец!
– Не идёт! – в моём голосе столько же отчаяния, сколько газов в животе у этого риджбека!
Его продолжает дуть, втыкаю в бок кучу бранюлей, как это делал Серёжа: из желудка постепенно выходит газ, и вскоре живот заметно сдувается. Снова зондируем – не идёт. Лью воду в надежде, что на её фоне зонд всё-таки найдёт нужный вход, но она наполняет пищевод и начинает предсказуемо перетекать в трахею: собака закашливается. Интубировать-то и раздуть манжетку, чтобы туда не заливало, можно только на наркозной собаке!
– Господи, да соглашайтесь уже на наркоз, иначе он умрёт! – кричу я в отчаянии.
Демонстрация мучительного процесса промывания желудка без наркоза очень красочна, а в моём голосе столько экспрессии, что мужчина не выдерживает:
– Ладно, давайте… наркоз, – говорит он раздражённо.
Ами-и-инь! Бегу в операционную, везу оттуда стол на колёсиках. Вместе с хозяином перекладываем собаку на стол, даём чуток наркоза внутривенно, отчего собака с облегчением засыпает, и уезжаем в операционную. Владелец отправляется ждать в холл.
Быстро интубируем. Даём газовый наркоз. Снова зондирую.
Господи… Господи, ну, пожалуйста, только не заворот, только не заворот…
– О-о-о! – мой победный возглас, преисполненный облегчения, разносится по клинике. – Прошё-ё-ёл!
Дальше происходит обливание марганцовочной водой всех участников: риджбека, Вероники и меня. Кувшином через воронку заливаются литры и литры воды, а обратно идёт коричневая из-за переваренной крови жижа и пучки зелёной травы, которой собака, очевидно, пыталась зажевать боль. Вливаем по два литра, опускаем шланг ниже уровня стола вниз, в ведро, куда всё и выливается. За час вливания и обратного выливания жидкости, через собаку успевает пройти порядка сорока литров. Весит пёс почти пятьдесят килограммов, и под конец я поднимаю его переднюю часть уже с трудом. При этом приходится подпирать могучую голову коленкой и фиксировать воронку рукой. Параллельно струйно фигачит капельница.
Наконец, язык у собаки розовеет – наслаждаюсь его детским здоровым цветом. Вымываемая вода становится прозрачнее. Живот спадается, обозначаются выпирающие рёбра. Всё, справились.
Кислородим. Не знаю, как Вероника, но я совершенно мокрая – вся одежда, вплоть до носков и трусов – что совершенно не удивительно после подобной эпопеи.
Риджбек быстро просыпается – в этом и есть прелесть ингаляционного наркоза, – самого, пожалуй, безопасного из всех. Пёс начинает откашливать интубационную трубку, вытаскиваю её. Дрожит, приходит в себя.
Выкатываем его из операционной на каталке.
– Зови владельца, – устало прошу Веронику, пытаясь продумать грамотное назначение.
Мужчина заносит в кабинет большое покрывало, которое, видимо, принёс из машины, – стелет его на пол. Грузим на него полусонную собаку, и Вероника обкладывает её грелками.
Написать что-то умное в пять утра очень тяжело. Рекомендована… Гастроскопия? Зачёркиваю. Гастропексия… Стопудово будет гастрит. Некроз слизистой оболочки желудка. Возможен рецидив. Перечисляю препараты и рекомендации, и в это время мужчина удивлённо спрашивает, показывая на собаку:
– А почему у него ГОЛОВА МОКРАЯ? – в голосе звучит некое возмущение.
Чувак… Посмотри на нас. Если ты найдёшь сухое место на этой сырой тряпке, которая с утра была чистым белым халатом, то я сильно удивлюсь. Если ты заглянешь в хирургию, то увидишь залитый водой пол, который нам ещё предстоит отдраить. Мои трусы холодят жопу, а мокрая футболка прилипла к животу, в котором не было еды с самого обеда, и этой едой была дешёвая лапша! И ты ещё спрашиваешь, почему у твоей собаки мокрая голова? Сейчас… Сейчас я тебе отвечу… Медленно отрываюсь от написания назначения… Ручка, зажатая в руке, с громким хрустом звучно ломается.
Вероника мгновенно оценивает ситуацию и опережает ответ словами:
– Я сейчас его высушу, – после чего хватает полотенце и начинает тщательно вытирать собаке голову. Её лучезарная улыбка, адресованная мужчине, успокоительно влияет и на меня.
Спасибо тебе, Вероничка… Что бы я без тебя делала?
* * *
Риджбек пришёл днём, на снятие внутривенного катетера. Его хозяин в очередной раз вынес мне мозг вопросами. На этот раз они были про препарат, который назначается при запорах. Нет, ну хуже, конечно, от него не будет, но и эффекта особо ждать не приходится.
– Я же могу давать его постоянно? – видимо, мужчина до сих пор верит, что его собаке можно обойтись без операции.
Тщательно изучаю наставление к препарату. Правило номер дцать: «В любых непонятных ситуациях перечитай инструкцию», даже если она не имеет отношения к делу. Например, этот препарат, судя по инструкции, точно не имеет отношения к ОРЖ.
– Здесь такого нет, – высказываю своё предположение. – Здесь курс вообще не указан; видимо, дают однократно.
– Значит, можно давать постоянно? – переспрашивает мужчина, кажется, у стены.
Удивлённо смотрю на него, повторяю громче и отчётливее:
– Я бы так не сказала.
– Хорошо, – кивает мужчина, и я, было, думаю, что он меня услышал, но он продолжает: – Подаю пару месяцев.
– Я бы не стала, – медленно произнося слова, оцениваю, насколько буду услышана на этот раз.
– Я понял, – отвечает он, но мне так совсем не кажется. – Хуже-то не будет.
– Видите ли, – продолжаю разговаривать сама с собой, – Вы должны понять, что пока желудок не подшит, у собаки постоянно будут рецидивы ОРЖ. Это может закончиться летально.
Мы и в этот-то раз едва успели!
– Я понял, – снова отвечает он. – Так я подаю ему этот препарат?
Господи, мужик, да ты можешь давать своей собаке хоть говно куриное, но какого ху… дожника тогда ты тратишь моё время своими дурацкими вопросами, не слушая ответов? Ну, прямо, демонстрация того, как человек слышит только то, что хочет, даже когда ему говорят прямо противоположное!
– Я не знаю, – сдаюсь и капитулирую, криво-косо запихивая инструкцию в коробку с препаратом.
Когда ты, наконец, согласишься на гастропексию, чувствую, наши хирурги откажутся оперировать. Ибо это вынос мозга ещё на стадии «здравствуйте».