Читать книгу Под вересковыми небесами - Оля Маркович - Страница 6

Лиландтон, ноябрь 1990 года

Тедди

В зал вошла Розамунд Флетчер, и я облез натурально. Сиськи ее вперед вошли, а затем она сама. Кофточка розовенькая на груди так и трещала. Не вру, на одной пуговке держалась в области самых выпирающих вершин ее «эверестов». Стоило б Розамунд вздохнуть поглубже, и бдымс – закрепка отлетела бы к чертям собачьим.

Дэймон вошел следом, как барашек на привязи. Он и есть баран, с кудрявой своей белобрысой головой. А рядом с Розамунд смотреть на него вдвойне противно. Хотя я б поглядел на нас с Томом, если бы мы получили приоритетный доступ к таким сокровищницам. Но мы не получили и фиг нам перепадет.

А Дэймон обзавелся контрамарочкой в первый ряд, и билетик свой держит крепко. Вот и таскается за Розамунд Флетчер, как послушное животное. Не капитан школьной команды по лакроссу, а натурально – парнокопытное.

Явились оба «в пуху», будто только их и ждали. Мы уже начали репетицию. Расселись в подвальчике мистера Потчепе кругом, подобрав под себя ноги. Тут удобнее репетировать, чем в школе. Никто не лезет, звукоизоляция и места много. Можно глотку драть, отчебучивать. Окна тут небольшие и узенькие, по периметру над потолком, а остальное – глухие стены. Акустика – шик. Маски и костюмы да всю атрибутику мы тут храним. Полкомнаты занимает бутафория из «Волшебника страны Оз» и «Алисы в Зазеркалье». Обе главные роли наша Линни исполняет, что Алисы, что Дороти. Сестричка у нас звезда.

Все, кто собрался, елозили на месте в ожидании, что скажет Потчепе. Было жутко интересно, кому какая роль достанется в выпускном спектакле. Мы поедем на конкурс в Нью-Йорк. «Американ дрим», так сказать.

– Каждый из вас, дорогие мои, может оказаться Хамфри Богартом или Кэтрин Хепберн! – Потчепе начал свою телегу.

Я частенько замечал, что он в прошлом живет. Талдычит про актеров старой школы, в то время как молодой Голливуд 90-х набирает обороты. Но ему тот, видно, насолил чем-то.

В подтверждение моих мыслей учитель поправил тонкие усики и сказал:

– Я не очень-то жалую современную кинобратию. Но стать кем-то вроде Майкла Дугласа или Джоди Фостер тоже достойно. Не будем уходить в дебри актерских предпочтений. Сегодня мы распределим роли в новой постановке, которая, верю, решит судьбы. Дай бог, кто-то из вас получит место в лучшем колледже, кто-то – роль в кино или найдет агента мечты. Конкурс «Трамвай „Желание“» – трамплин для многих начинающих актеров. Его посещают влиятельнейшие люди индустрии. Однако… – Потчепе выдержал паузу. – Надо помнить, что актерская среда насквозь конкурентная, лицемерная и завистливая.

– Хорошенькое начало, – буркнул я, хотя у нас перебивать Потчепе не принято.

Остальные, может, и молчали, но заскрипели половицами от того, что их зады стали подгорать. Запахло жареным.

– И тем не менее от вас зависит то, в какой среде вы будете работать, если выберете для себя актерский путь. Мое дело – направить. Вы должны научиться радоваться, если кто-то получает вашу роль.

Потчепе облизнулся и опять поправил тонкие усики. Он все время теребил эти скудные волосенки над верхней губой колбасными пальцами, оттопыривая мизинец, на котором у того всегда был перстенек. Вот педик. А усишки его были будто приклеены мастикой, и он опасался, не съехали ли те в самый неподходящий момент.

– В особенности если этот «кто-то» для данной роли лучше подходит, – продолжал он. – Думаю, все вы помните Гертруду Стайн, приму единственного театра в Лиландтоне? – говорил учитель голосом проповедника с утренней мессы. – Так вот, ей уже немало лет, а она до сих пор играет юных протагонисток. Надо понимать свою фактуру и признавать возраст! Надо доставать из себя звонкое и щемящее!

Потчепе вскочил на ноги и вошел в состояние творческого азарта. Думаю, мы его за такие моменты и любили. Когда он говорил о профессии, о том, как надо играть, он менялся в лице и даже в форме. Не знаю, как это объяснить, но из обрюзгшего стареющего шизика с накладными усами он превращался – нет, все в такого же стареющего шизика, но уже куда более импозантного.

– Я не говорю, что надо застывать в одном образе или спекулировать ограниченными приемами. Я о том что вы должны знать, где лучше всего справитесь!

– Не к тому ли вы клоните, мистер Потчепе, что Дэймон с его шевелюрой, – я изобразил руками облако над головой, – лучше подойдет для роли Трусливого Льва, чем мой братишка в унылой маске из шторных шнуров? – На последнем слове я покатился со смеху. Не смог сдержаться.

– Тед Палмер, если ты перебьешь меня еще раз, репетиция для тебя окончится, – ответил Потчепе строго, как Господь Бог. Только как тот, что в Ветхом Завете, а не тот, что потом размяк и дал людям распять своего единственного сына.

Я кивнул, но был собой доволен. Отличный вышел панч.

– Хорошо, что Тед упомянул постановку «Волшебник страны Оз», – продолжал Потчепе. – Хочу сказать каждому из вас о его сильных и слабых сторонах, прежде чем мы перейдем к распределению ролей в новой постановке. Раз уж речь зашла о Трусливом Льве, Том, – учитель перевел взгляд на моего брата, а тот раскраснелся, как причесон Роналда Макдоналда. Тоже мне артист. Не переносит внимания. – Ты отлично сыграл роль, Том. Мне нравится глубина твоего голоса и пластика. Это замечательно! Двигаешься ты и правда как кто-то из семейства кошачьих. Однако хочется больше напора, ведь ты хищник, не забывай об этом. – Почепе перевел взгляд на меня. – Тед, невзирая на то, что весь спектакль ты носишь на голове холщовый мешок с примитивно нарисованной физиономией, огня и характера у твоего Страшилы хоть отбавляй. Я бы даже сказал, его слишком много. Не забывай, что ты часть актерского ансамбля, а не солист. Важно не терять из вида коллег по сцене, а не пытаться забрать все внимание на себя.

«Ну, ясно, одни и те же ко мне претензии. Как всегда, меня слишком много».

Потчепе перешел к нашему «драматургу»:

– Гэвин, твой Оз получился многогранным и неоднозначным, это огромный плюс. Но иногда кажется, что ты играешь не в детской сказке, а в «Короле Лире», будь проще, позволяй себя улыбаться. Будь дурашливым.

О Гэвине в точку, он вечно так серьезен, будто у него швабра в зад вставлена. Сидит рядом с Линн бок о бок. Так раздражает, что они вместе. Глаза б мои не видели крошку Линни с этим олухом.

Потчепе как раз к ней перешел:

– Линн, ты великолепная Дороти. Твои две озорные косички и платьице куда милей, чем у самой Джуди Гарленд. – Потчепе расстилался, а Линн смотрела на него испуганно, как газель. Гэвин ее приобнимал, поддерживал. Олух. – Но, девочка, никогда не делай ставку на одну красоту. Давай больше игры, как уже упомянутая Хепберн. У режиссеров будет искушение использовать твою внешность, но ты должна помнить, что это не все, что у тебя есть! Иначе выйдет, как с Джин Тирни, на которую ты невероятно похожа. Та получила номинацию на «Оскар» за «Бог ей судья», где была не просто хороша, а точна, глубока! Эта девушка не только красива. Она была действительно талантлива. Но такое сочетание, как красота и талант, – серьезное испытание для актрисы. Кэтрин Хэпберн справилась, но и стержень у нее был покрепче мужского. – Потчепе сжал руку в кулак и уставился на крошку Линн пристальным взглядом. – Потому открывай свою роль каждый раз заново. Перепрыгивай себя на голову. Каждый раз. Каждый раз!

Зачем вообще это вечная претензия к красивым актрисам? Они что ж, виноваты, что красивы? Если ты на любителя, как эта выскочка с носом, Мэрил Стрип, что по случайности отхватила пару «Оскаров», то и стараться можно меньше? Красота не отвлекает. А красоткам, ну честное слово, сложнее. Им надо быть вдвое лучше, чтобы доказать свою состоятельность. Хотя, если подумать, Потчепе про это самое и говорит.

Вот будет умора, если он сейчас Розамунд скажет, что у нее слишком большая грудь, а Дэймону – что он слишком кудрявый. Так выходит, что все заложники имеющихся преимуществ.

Я покатился со своей же собственной шутки и еле сдержался, чтоб не загоготать в голос.

– Розамунд, ты замечательная Глинда. У меня и претензий-то нет никаких. В особенности важно понимать, что это твоя первая роль. Мы думали, Глинду сыграет наша учительница по музыке – мисс Сонг, но ты так вовремя влилась в труппу в середине учебного года! И ведь отлично справилась! Белокурые волосы, высокий рост. Истинная волшебница.

Потчепе облизнулся, будто Розамунд была не школьницей, а сладким леденцом в сахарной присыпке.

И где критика? Не понял. Столько распекал Линн, а Розамунд молодец и только. Я надулся.

– Как и Дэймон, который на ура сыграл роль Железного Дровосека. Рад тому, что вы, ребята, пополнили наши ряды. С вами на конкуре в конце года у «Эйвери Холл» большие шансы засветиться.

«То есть этих двоих вы ни за что ругать не будете?» – возмутился я. Правда, опять про себя. Хотел вслух, но тогда Потчепе меня бы выставил, как обещал. Пришлось проглотить.

– Итак, все вы помните, что ставить мы будем Шекспира, а именно «Ромео и Джульетту», и, чтобы окончательно определиться, кто кого сыграет, я заготовил каждому по несколько реплик друг с другом. На основе того, как вы с ними справитесь, мы и распределим роли. Первой парой будут Том и Тед.

Мы с братом встали со своих мест и прошли в ту часть зала, где располагалась импровизированная сцена. Потчепе выдал нам по бумажке с текстом. Я увидел, что у меня реплики Тибальда.

Тибальд/Тед:

– Что, собственно, ты хочешь от меня? – сказал я своим обычным тоном. Надменно и с вызовом. Задрал подбородок и сделал жестом движение, будто закидываю на плечо плащ. Заметил, что Потчепе довольно кивает.

Меркуцио/Том:

– Одну из твоих девяти жизней, кошачий царь, в ожидании восьми остальных, которые я выколочу следом. – Говоря это, Том выглядел как щенок, а не как тот, кто способен меня действительно поколотить. – Тащи за уши свою шпагу, пока я не схватил тебя за твои собственные! – чуть не плача, промямлил он.

Я заржал.

Потчепе нахмурился:

– Дэймон, возьми текст у Тома и прочти все то же самое, – сказал учитель.

Меркуцио/Дэймон:

– Одну из твоих девяти жизней, кошачий царь, в ожидании восьми остальных, которые я выколочу следом. – Брови Дэймона поползли вверх, и он стал походить на психопата из какого-нибудь Кубрика. Мне стало не по себе. Никогда не видел его таким. – Тащи за уши свою шпагу, пока я не схватил тебя за твои собственные! – проорал он, и голос его пробрал до мурашек. Это было видно по тому, как все притихли. Должен был признать, Дэймон звучал гораздо убедительнее, чем братишка.

– Браво, браво! – закричал Потчепе. – Неожиданно дерзко и точно, Дэймон.

– Правда хорошо? – засмущался Дэймон, снова став барашком с белыми ресницами.

Потчепе тасовал нас еще полчаса кряду, как замасленную колоду карт. Каждый успел прочитать пару реплик за имеющихся в пьесе персонажей. Мы уже запутались, кто и сколько раз кого успел изобразить.

Дело дошло до девчонок.

Розамунд читала за Кормилицу, Линн, само собой, за Джульетту.

Кормилица/Розамунд:

– Тибальд, Тибальд, мой ласковый Тибальд. И лучший друг, какого я имела. Тибальд, такой честнейший господин! – Она сделала паузу и вскинула руки к небу. – И дожила я до его кончины!

Джульетта/Линн:

– Какой на нас нанесся ураган? Ромео мой убит, Тибальдо умер! – Линн упала на пол и закрыла голову руками. – Мой дорогой кузен и мой супруг, что мне еще дороже, – полушептала она, а затем поднялась на ноги и звонким голосом продолжила так громко, словно перед ней простирался стадион: – Если так, труби, труба, всеобщую погибель! Кто жив еще, коль этих двух уж нет?

Кормилица/Розамунд:

– Тибальд убит, его убил Ромео. – Розамунд констатировала факт, опустив белобрысую голову. – И изгнан он.

Джульетта/Линн:

– О Боже, неужели Тибальда кровь Ромео пролил?

Кормилица/ Розамунд:

– Да. Злосчастный день! Да, да, он пролил, пролил!

Джульетта/Линн:

– Цветущее лицо, с змеиным сердцем! Скрывался ли в таком прекрасном гроте когда-либо дракон? Злодей-красавец! – Глаза ее налились натуральной влагой. – Ты, ангелу подобный падший дух! О, ворон злой, но в перьях голубицы! – Она говорила сквозь слезы. – Свирепый волк во образе ягненка! Тварь гнусная с божественным челом! – добавила Линн жестко, бегло сверяясь с текстом. – Контраст всему, чем кажешься ты с виду! Святой в грехах, в почете негодяй! – И почти прокричала: – О, что ж тебе, природа, остается творить в аду, когда ты духу зла дала приют в раю столь нежной плоти? Видал ли кто столь чудный переплет на книге с столь позорным содержаньем? Как мог обман подобный обитать в таком дворце роскошном?

Все захлопали. Кто сыграет Джульетту, стало понятно.

Потчепе оставил Линн и пригласил нескольких из нас почитать за Ромео. Мы все успели поменяться. А когда вышел Дэймон Уайт, с Линн что-то случилось. Она занервничала. Наверное, устала. А может, из-за того, что Гэвин, ее парень, на это смотрел. А может, из-за Розамунд. Ну, в общем, не справилась Линни. Только вот это не было поводом сделать то, что Потчепе сделал дальше.

– Итак, я определился. Тибальда сыграет Тед, Гэвин будет Меркуцио, Том будет Бенволио, Дэймон – Ромео, Розамунд сыграет Джульетту, а Линн – Кормилицу.

– Что-о-о? – заорал я. От несправедливости у меня горло перехватило. – Линн ходит на драму третий год, она живет театром, а появляется эта грудастая и тут же получает роль Джульетты? Да вы видели сиськи этой Флетчер?! Такими дойками армию прокормить можно, какая из нее Джульетта?! Она кормилица, натурально!

Я орал как ужаленный. Не мог остановиться. Розамунд вжалась в Дэймона. Линн сидела бледная. На ней лица не было.

– Все сказал, Тед? – спросил Потчепе спокойно. – Перед тем как ты покинешь репетицию из-за своего поведения, я кое-что скажу. Не уверен, что я буду готов принять тебя обратно, после того как ты выйдешь за эту дверь. – Он сделал паузу. – Насчет этого я еще подумаю. Но для начала тебе надо извиниться перед Розамунд и перед группой.

Я молчал. Опустил голову. Понимал, что перегнул, но я, честное слово, их всех ненавидел и в особенности этого усатого свина, который тут командует.

– Не хочешь. Понятно. За сестру обидно. А я объясню. И дело тут вовсе не в таланте. Все мы знаем, что Линн – даровитая актриса. Даже то, что она не справилась с репликами в паре с Дэймоном Уайтом, поправимо. Надо сыграться, дело техники. Мое решение продиктовано не этим. А тем, что у Линн еще два года впереди до окончания школы. А вы – выпускники, и вам засветиться на конкурсе важнее, чем ей. У Розамунд не будет больше шанса, а у Линн будет. Потому на выпускном спектакле распределение таково.

Я встал и вышел. Не стал дожидаться того, как Потчепе меня попросит официально. За мной выскочила Линн.

– Тедди, Тед, стой! – Она схватила меня за рукав.

Я обернулся. Мы оба были на улице, во внутреннем дворике у бассейна. Над козырьком горел фонарь. Вечернее освещение. Тот покачивался и бросал на лицо сестры блики. Я не мог смотреть на нее. Перевел взгляд на небо. Оно было серым. Темным и серым. Такого поганого, почти зеленого цвета, похожего на надгробные плиты, тронутые мхом. У мамы такие. Снова глянул на Линн.

– Он прав, Тедди. Потчепе прав. Как бы ни было обидно, а вам это нужнее, чем мне. Тебе бы вернуться и извиниться, – сказала она.

«Зачем она моя сестра?» Линн будто прочла мои мысли, потянулась и поцеловала в щеку. Я испытал обжигающее, нехорошее чувство.

– Почему ты зажалась перед Дэймоном Уайтом? – спросил я.

– Я не зажималась, – ответила Линн резко. – Тебе показалось.

– Это вряд ли. Мне не показалось. Я тебя как облупленную знаю. Все в тебе знаю.

Она развернулась и ушла. Вернулась в репетиционную. А я остался сидеть у бассейна и глядеть на могильную даль.

«Что-то со всем нами не так, – подумал я. – Что-то не так с Палмерами. Ведь определенно не так».

И да, мне тогда не показалось. Ни про что не показалось!