Читать книгу Ordo Novus. Labarum - Omar RazZi - Страница 11

Нападение в горах. Варвары. Мужество Криспа и нежданная помощь

Спустя неделю в Альпах…

Солнце медленно опускалось за горные вершины, погружая в темноту унылое ущелье между голыми скалами, покрытые снегом. Узкая дорога, извиваясь, словно змейка среди высоких валунов и острых камней, спускалась вдоль отвесной скалы к небольшой речке. На голых ветвях редких деревьев ещё лежал подтаявший снег, потерявший первоначальную белизну и производивший впечатление грязных лохмотьев, скрывавших неприглядную наготу стволов. Журчание воды и крики ворон, большими стаями расположившихся на суках деревьев, нарушали молчание, и дополняли жуткое впечатление, которое производила окружающая местность. Дорога, которая едва вмещала двух всадников, местами покрытая тонким слоем льда, достаточно круто спускалась речке, скорее похожей на ручей. Внизу лощины, дорога переходила в небольшую поляну, одна сторона которой была окружена отвесными скалами с множеством огромных камней, а другая сторона, вниз по течению ручья, покрытая большими хвойными деревьями, имела более привлекательный вид. В этом месте ущелье расширялось, скалы были не столь высоки, а почва менее каменистой. Узкое русло ручья, проходя через естественную небольшую площадку среди гор, становилось шире, а его бурное течение, по мере увеличения простора и отсутствия естественных преград, в виде больших камней, замедлялось, становясь более умеренным. Дорога пересекала ручей именно в этом месте, где он имел наиболее широкое русло и спокойное течение. Противоположенный берег выглядел идентичным, лишь с той разницей, что дорога вначале погружалась в небольшой лесок, а уже затем круто поднималась вверх через хребет очередных каменистых и голых скал, как те, что находились с другой стороны лощины. Возможно в другое время года, поздней весной или летом, эти места производили бы совершенно иное впечатление и вполне могли вдохновить поэта или художника своей девственной красотой, однако в описываемое время, они не то, что привлекали, а напротив, нагнетали тоску своим мрачным видом.

Небольшой отряд, состоящий из двадцати двух всадников, по узкой отвесной тропинке, медленно спускался к ручью. Двое мужчин, ехавших немного впереди остальных, достигнув полянки, быстро переправились через ручей на другой берег и исчезли за высокими елями. Остальные, не спеша спустились к речке и постепенно заняли все пространство маленькой долины. В ожидании возвращения авангарда, часть путников, спешились с коней, чтобы размять затекшие конечности, кто-то, чтобы просто посидеть на более удобном месте, нежели седло. С первого взгляда на одежду и доспехи, становилось очевидным, что они являются римскими воинами. Двое из отряда, отделились от остальных и направили своих лошадей по воде вниз к окраине полянки, дав возможность своим лошадям утолить жажду. Один из них был совсем юн, однако, несмотря на свой возраст, уверенно держался в седле. Поверх одежды, через его плечо, был перекинут большой лук, которым пользовались греки, на боку свисал круглый маленький щит и полный колчан оточенных длинных стрел. Юноша был единственным среди отряда, чей внешний вид отличался от остальных. Его спутник был намного старше, лет тридцати пяти, доспехами которому служила лорика сегментата, а накинутый на плечи плащ, выделялся среди одежды остальных, дорогим сукном и богатой отделкой. Его шлем, имевший красивую отделку позолотой, с маленьким орлом впереди и украшенный конскими волосами, ярко-красного цвета подчеркивал высокий офицерский чин и выдавал в нём командира отряда.

– Ну, что мой юный Крисп, это самый безлюдный и тяжелый участок нашего пути. Через несколько миль мы достигнем лучшей дороги и сможем ускорить наш нелегкий переход через Альпы. – Обратился римский офицер к своему юному спутнику.

– Я впервые нахожусь так далеко от родного города, если не считать переезда из Никомедии в Наисс, – произнес Крисп. – Никогда не видел столь зловещей и неприглядной местности…

– Согласен, в февральские календы здесь конечно не самое прекрасное место на земле, но летом, поверь мне, эти горы преображаются и становятся настолько живописны, что можно часами сидеть и наслаждаться окружающей природой!

– Трибун Марцелл, мы продолжим наш путь или разобьем лагерь здесь? – спросил Крисп.

– Я думаю, тут подходящее место, тем более наступает ночь, а эти места кишат дикими зверьми, которые любят охотиться в темноте, да и лошади устали. Конечно, было бы лучше быстрее пройти эти безлюдные места, но темнота и ночь не самые лучшие спутники.

Беседуя, они отъехали на край заводи, где ручей снова начинал сужаться, и в темноте их было трудно разглядеть.

– Как ты себя чувствуешь, Крисп? – после небольшой паузы обратился к мальчику Марцелл. – Наверно ты устал, ведь мы проделали немалый путь, ещё этот утомительный переход, который закончится не скоро!

– Я чувствую себя отлично, клянусь Аполлоном, настоящий воин должен достойно переносить любые трудности, и я хочу стать именно таким!

– Ты напоминаешь мне своего отца, каждый мужчина был рад иметь такого сына, как ты, Крисп!

Криспа слегка смутили слова Марцелла, и легкий румянец появился на красивом лице юноши. Старый вояка был абсолютно прав. За все время их путешествия, Крисп ни разу не пожаловался на неудобства, отсутствие комфорта, усталость или недомогание. Наравне с взрослыми, он достойно переносил трудности путешествия и ни разу не выказал своего недовольства, даже когда Марцелл изменил маршрут. Трибун, побуждаемый желанием скорее присоединиться к императору, решил сократить расстояние на несколько дней, предпочтя тяжелый переход через эти безлюдные места, спокойной поездке по основной дороге с многочисленными харчевнями-гостиницами и станциями императорской почты.

– Из тебя получится прекрасный воин, поверь моим словам мой мальчик,– с отеческой нежностью произнес трибун.

В этот миг, со стороны леса послышался неопределенный шум, который стал быстро нарастать, и вскоре, уже совершенно отчетливо превратился в топот конских копыт.

– Разведка возвращается, – произнес Марцелл, и через мгновение тревожно добавил,– но, клянусь Сатурном, это топот не двух лошадей, а целого табуна!

С этими словами, трибун, резко повернул своего коня в сторону противоположного берега. Его конь не успел сделать и шага, как взору трибуна и всех присутствующих открылась страшная картина и причина непонятного шума. Из лесу, во весь опор выскочила испуганная лошадь одного из легионеров, волоча за собой труп своего хозяина, нога которого застряла в стремени седла, оставляя за собой кровавый след. Лошадь с шумом ворвалась в ручей, подняв вокруг себя целый вихрь брызг воды. Секундное оцепенение римлян было прервано оглушительным улюлюканьем и дикими воплями, ворвавшихся на поляну из леса, нескольких десятков всадников варварского происхождения. Римляне, ошеломленные случившийся, смутно осознали, что оказались в ловушке и, не успев даже попытаться отразить неожиданное нападение, оказались под шквалом обрушившихся на них дротиков, неожиданно появившегося врага. Варвары, державшие наготове смертоносные орудия, напоминающие короткие копья, почти одновременно, метнули их в сторону легионеров, которые стояли плотно сбившейся группой. Несколько дротиков достигли своей цели, трое солдат рухнули замертво, пронзенные ими. Пятеро получили тяжелые ранения: трое в плечи, один в бедро и ещё один из легионеров получил дротиком в голову, лицо которого сразу залило кровью, хлынувшей из-под его шлема. Не избежали этой печальной участи и некоторые из лошадей. Двое из них упали в ручей, извиваясь в предсмертной агонии, пять лошадей получили различные ранения и обуянные страхом, стали метаться в узкой лощине, скинув с себя своих наездников, и сбив несколько спешившихся воинов, увеличивая сумятицу и всеобщую панику, охвативший отряд римлян. Тем временем, варвары, с дикими воплями, нагнетая обстановку, ворвались в беспорядочную толпу римлян, сокрушая всех, кто оказывался под их ударами. С неистовой силой, напавшие обрушили тяжелые мечи, дубины и палицы на головы своих несчастных жертв. Находившиеся чуть далее от основной группы, и те, кому удалось избежать попадания смертоносных дротиков, выхватив мечи или схватив копья, бросились в самую гущу боя, одержимые злостью и желанием отомстить коварным противникам. Все произошло настолько быстро, что, в следующее мгновение, римляне и варвары, смешавшись, превратились в одну большую неистовую бьющуюся толпу. Все слилось воедино, крики дерущихся, возгласы раненных, стон получивших удары, предсмертные вопли, лязг оружия, ржание озверевших лошадей, и эхом отдавалось среди безжизненных скал, безмолвных свидетелей разыгравшейся человеческой трагедии.

Марцелл и Крисп, которые находились в стороне от места нападения, избежали первой молниеносной атаки варваров, которые, вначале даже не заметили их, сосредоточив удар на сгруппировавшихся римских воинах. Марцелл, выхватив одной рукой из ножен гладиус, а другой, схватив свой легкий круглый щит, крикнул, обращаясь к Криспу:

– Немедленно спрячься за ели, мой мальчик, – затем, пришпорив своего коня, бросился на двух варваров, которые заметив его и Криспа, направили своих лошадей в их сторону.

– Римляне, вперед! За честь и славу нашего Отечества, за наш август! Смерть врагам Рима! – Громко прокричав, так чтобы сквозь шум боя, воины могли расслышать голос своего командира, трибун храбро помчался навстречу врагам. В мгновение, все трое оказались в один ряд, Марцелл подобно урагану пронесся между двумя варварами. Ловким движением, увернувшись от удара, размахивающего над своей головой палицы варвара, трибун быстро выбросил в его сторону свою руку с мечом в момент их наибольшего сближения друг к другу. Острое лезвие меча римлянина, скользнув по кольчуге варвара, рассекло его не прикрытую шею, в области артерии, взметнув фонтан крови. Другого противника, Марцелл опрокинув с лошади в ручей, подставив под удар его меча свой щит. Когда оружие варвара, ударившись об щит, скользнуло вниз, а сам нападавший всей тяжестью своего тела поддался вперед, трибун со всей силой ударил своим щитом навалившегося врага. Варвар, с шумом рухнув в воду и оглушенный ударом, остался лежать под водой ручья, полностью обволакивший его тело. Крисп, словно зачарованный происходящим, неподвижно сидел в седле, наблюдая за боем. Лошадь сраженного Марцеллом варвара, промчалась рядом с юношей, заставив резко дернуться его коня и этим самым выведя из оцепенения юного Криспа. В следующее мгновение мальчик быстрым движением схватил свой лук и, выхватив стрелу, натянул тетиву, целясь в сторону, где происходило сражение.

Фактор неожиданности сыграл свою роль, принеся римлянам большие потери. Почти половина отряда была уничтожена в первой атаке варваров. Оставшиеся в живых и те, кто были способны оказывать сопротивление, несмотря на свои раны, отчаянно бились, неся урон нападавшим, доказывая доблесть и славу римских воинов. Семеро солдат, заняв круговую оборону, оттянули на себя вдвое превосходящего числом врага. Трое остальных, каждый по отдельности храбро сражались с дюжиной варваров. Поляна была усеяна телами убитых, умирающими и ранеными. Римляне, с учетом первых двух погибших, потеряли девять человек, и только пятеро варваров были сражены римским оружием. После нескольких минут боя, римлян осталось одиннадцать человек, включая юного Криспа, враг в три раза превосходил своим количеством, сражалось около тридцати варваров.

Таково были положение и расстановка сил, когда пятеро варваров бросились на Марцелла. Трибун отважно встретил неприятеля. Подставив щит и отразив удар первого, он, в свою очередь, нанес удар второму. Мечи бьющихся скрестились, и уже оказавшись в окружении врагов, Марцелл ранил в бок проскочившего рядом второго варвара. Раненый, громко вскликнув от боли, выронил меч, зажав рукой рану. Рана оказалась серьезной, так как в следующий момент, он согнулся и медленно повалился с лошади в ручей. Однако, спустя мгновение варвар, шатаясь и громко изливая потоки брани на своем языке, выхватил второй меч, прикрывая рукой рану, с которой струилась кровь, бросился на Марцелла сзади. Трибун оказался в тяжелой ситуации, положение становилось критическим. Он был полностью окружен варварами и едва успевал отбиваться и увертываться от ударов. Один из нападавших, ранил лошадь трибуна в шею, несчастное животное резко дернулось, издав оглушительное ржание, встало на дыбы, и тем самым спасла своего хозяина от неминуемого удара сзади, который нанес разъярённый раненый варвар. Меч не успел коснуться Марцелла, благодаря лошади, но движение спасшее жизнь её хозяину, окончательно погубило само бедное животное. Острие меча, не задев Марцелла, проскользнув по боку лошади, оставляя за собой резаную рану, вонзилось в подбрюшье, откуда во все стороны хлынул поток крови, в мгновение залив лицо и тело раненого варвара. Лошадь Марцелла с грохотом упала, но трибуну удалось вовремя соскочить и отпрыгнуть в сторону. Не повезло раненому, который не успел увильнуться и оказался под упавшей лошадью, которая сдавив его своим телом, буквально прижала варвара к каменистому дну ручья. Не в силах пошевелиться под тяжестью убитого животного, несчастный захлебнулся водами ручья и быстро испустил дух. Марцелл, очутившись по колено в ледяной воде, оказался фактически без оружия перед врагами. Прыгая с лошади, он обронил меч, моментально исчезнувший под водой, и сразу же лишился щита, спасшего его от варварской дубины, но затрещавшего и разлетевшегося на куски, под воздействием чудовищной силы удара. Теперь в его арсенале единственным оружием оказался кинжал. Под тяжестью удара, трибун зашатался и, потеряв равновесие, упал. С трудом поднявшись на колени, Марцелл едва успел заметить блеснувшее лезвие меча, занесенного над его головой. Чувствуя безвыходность положения, Марцелл на миг прикрыл глаза, затем резко поднял голову, прямо смотря на своего врага, готовый встретиться со смертью. Варвар не успел опустить свой меч на Марцелла, так как сам замертво рухнул на трибуна, пронзенный в глаз стрелой. Трибун, не успев полностью осознать, что произошло, в следующий миг подвергся новой опасности. Марцеллу вновь удалось избежать смерти, он инстинктивно прикрылся трупом варвара, принявшего на себя удар копья. В этот же момент, наносивший удар копьем варвар слетел с лошади, раненный стрелой в плечо и упал в ручей недалеко от трибуна. Марцелл, не теряя времени, отбросив тело мертвого варвара, одним прыжком очутился возле раненного стрелой варвара, который, громко стоная от боли, пытался встать на ноги. Трибун не позволил ему подняться с колен, и варвар вновь погрузился в холодную воду, но уже в предсмертной агонии, пронзенный в шею острым кинжалом римлянина.

Крисп, как уже догадался читатель, был тем, кто спас трибуна от неминуемой гибели. Укрывшись за ветвями ели, которая склонившись, росла прямо у воды, юноша, прицелившись, спустил тетиву своего лука. Варвары, всецело занятые Марцеллом, отвлекшего на себя их внимание, упустили мальчика, находившегося чуть поодаль от места схватки. События разворачивались мгновенно, и те, кто не успевал за ними, падал раненым либо мертвым. Прыжок Марцелла с лошади помог Криспу в наступающих сумерках прицелиться и поразить варвара, исключив риск попадания в трибуна. Только после вмешательства Криспа, варвары заметили его, и один из них бросился к нему, но пал сраженный в плечо стрелой мальчика. Теперь на этом участке осталось двое против двоих. Два озверевших, огромного роста косматых германца, верхом на конях против трибуна без лошади с одним кинжалом в руке и мальчика, вооруженного луком.

Тем временем, на других участках битвы дела римлян были не столь успешны. Под натиском превосходящего соперника ряды легионеров быстро редели. Один из варваров, с яростью и ожесточением сражавшийся с римлянами, выделялся своим огромным ростом и ужасным шрамом на лице вместо одного глаза. Пока трибун и юный Крисп отважно бились, остальные из отряда римлян, один за другим, падали под ударами врага, при этом унося с собой, как минимум двоих – троих варваров, не считая раненых. Из троих, отдельно бьющихся римлян, двое, получившие множество ранений, были добиты одноглазым, а последний пал под ударами сразу трех мечей. Из семерых сражающихся римлян, в живых оставалось только четверо, двое были уже мертвы, а третий, раненный в плечо дротиком и сражавшийся пешим, был убит многочисленными ударами варваров, залитый кровью с головы до пят. Варвары потеряли на этом участке пятерых, но перевес был огромен, и вскоре, несмотря на отчаянное сопротивление римлян, бой постепенно превращался в избиение малочисленного и очень поредевшего отряда Марцелла.

Добив троих римлян, одноглазый, окинув единственным глазом место сражения, будто ища кого-то, наконец, обратил внимание на трибуна и Криспа. Его взгляд задержался на юноше, которого он с трудом разглядел в опустившейся на лощину темноте. Одноглазый великан громко что-то прокричал на своем языке товарищам, затем с двумя варварами бросился в сторону, где сражались Марцелл и Крисп. Остальные, полностью окружив остатки отряда, добивали оставшихся в живых римлян.

Крисп, одну за другой, спустил две стрелы, но варвары уже заметившие его, предусмотрительно прикрылись щитами. Стрелы попали в щиты, не причинив вреда германцам. Воспользовавшись этим маневром, трибун бросился к ближайшему сопернику и, вонзив свой клинок в его бедро, резким движением стащил врага с лошади. Варвар, издав проклятья на своем языке, падая, успел нанести ответный удар своим мечом по голове Марцелла. Все произошло быстро, в течение нескольких секунд. Положение падающего раненого всадника не позволило последнему быть точным, поэтому удар, обрушившийся на шлем трибуна, оказался не смертельным. Меч опустился не острием, а боковой стороной, расплющив шлем, оружие соскользнуло на плечо Марцелла. Римлянин, оглушенный ударом, вместе со своим противником рухнул в воду. От тяжелого падения и страшной боли кровоточащей раны, тянувшейся от бедра до колена, варвар с трудом привстал на одно колено и, опираясь на свой меч, попытался подняться, но с громким криком вновь рухнул в воду. Марцелл, получивший сильнейший удар по голове, некоторое время также находился в ручье, но ледяная вода быстро оказала свое отрезвляющее воздействие и привела в чувство трибуна. Марцелл ощущал гул в ушах, раскалывающуюся головную боль, а также сильную боль в плече, из-за которой он не чувствовал своей левой руки и не мог ее пошевелить. Вода и кровь застилали его глаза, и помутневшее от удара зрение с трудом позволяло разглядеть, происходящее вокруг.

Крисп, оставшийся наедине с четырьмя свирепыми варварами, продолжал обстреливать их стрелами, но его противники, прикрывшись своими щитами, неумолимо приближались к нему. После падения Марцелла, отчаяние охватило мальчика, несмотря на свое мужество и отвагу, он почувствовал, как страх постепенно овладевает им. От мысли, о бесславном конце в этой глуши, вдали от отца, не осуществив мечтаний, Криспа бросило в дрожь и охватило сильное волнение. Юноша, не силах совладать своими чувствами, стал нервно выхватывать стрелы и, не целясь, посылал их в сторону приближающихся врагов. Расстояние между сыном императора и его врагами быстро сокращалось и когда осталось менее 30 футов, Крисп, в полном отчаянии, выхватил последнюю стрелу из колчана и, не метясь, пустил ее. Стрела пронзила лошадь одноглазого, которая резко вздыбилась и, подскочив, замертво повалилась, приведя в замешательство и испугав других лошадей, что в итоге спасло юного сына Константина.

В голове юноши промелькнула мысль, если смерть неизбежна, ее нужно принять достойно, как подобает настоящему воину. Отбросив в сторону лук, в котором уже не было надобности, успокоившись и, взяв себя в руки, Крисп приняв гордую осанку и высоко подняв голову, без малейшего страха стал ожидать своей участи. Неистово крича, одноглазый поднялся и с высоко поднятым над головой мечом, с яростью собирался броситься на Криспа, как, в одно мгновение, поляна осветилась ярким светом факелов, брошенных, неожиданно появившимися из леса, вооруженными всадниками. Появление незнакомцев было столь ошеломляющим, которое ввергло и римлян, и варваров в глубокое изумление, не подозревавших о существовании других представителей рода человеческого, кроме них в этой мрачной лощине. Это привело к оцепенению и тех и других, которое, впрочем, длилось недолго, потому что незнакомцы поступили точно так же, как варвары. Но на этот раз, удары обрушились на германцев. Примерно двадцать пять всадников смерчем влетело на поле боя, бросившись на помощь остаткам отряда Марцелла. Ситуация очень быстро изменилась в пользу римлян. Стрелы, пущенные незнакомцами, быстро и точно настигли свои цели, несколько сраженных варваров замертво упали на месте, среди которых оказались и противники Криспа. Римляне, воодушевленные неожиданной помощью, быстро пришли в себя и с неистовой яростью бросились на своих губителей. Бой закончился довольно быстро, подвергшиеся неожиданному нападению, варвары, в панике, бросились врассыпную, но были ограничены со всех сторон для своего бегства и стали жертвами ярости остатков отряда римлян и вовремя подоспевших спасителей. В течение нескольких минут вся поляна была усеяна трупами людей и лошадей, а оставшиеся единицы варваров уже не оказывая должного сопротивления, становились легкой мишенью для стрел своих противников или падали, пораженные их мечами и копьями. Одноглазый, который являлся предводителем варваров, в одно мгновение, потеряв своих товарищей, павших на месте после обстрела, вскочил на лошадь убитого варвара, и с отчаянием бросился на Криспа. Но он не успел приблизиться к беззащитному юноше, так как длинное копье, брошенное одним из вновь прибывших, пронзило его насквозь. Издав предсмертный крик и захлебнувшись собственной кровью, варвар, с застывшим полной ярости и отчаяния взглядом своего единственного глаза, бездыханно упал с лошади. Несколько минут продолжалось избиение, пока последний из варваров не испустил дух. Пощады не получил ни один из них. Тридцать три германца, семнадцать римлян полегло в этой кровавой бойне. Всадник, спасший императорского отпрыска от неминуемой гибели, выглядел, как настоящий римский воин, в отличие от своих товарищей, одетых и выглядевших по-разному.

Марцелл, который, к этому времени, уже пришел в себя, шатаясь, бросился в сторону Криспа.

– Мой мальчик, с тобой все в порядке? Клянусь всеми богами Олимпа и Капитолия ты настоящий воин, ты спас меня, а я наоборот, подверг тебя опасности, я твой должник!

– Трибун Марцелл, забудь, я просто защищался и сделал то, что на моем месте совершил бы любой другой!

– Нет, ты не любой другой, ты мужественный и храбрый воин! Клянусь Аполлоном, я готов умереть ради тебя, мой мальчик!

С этими словами опытный воин нежно, по-отцовски обнял мальчика, спешившегося с лошади и подбежавшего к нему. В этот трогательный момент к ним приблизился человек, спасший Криспа. По его внешнему виду и осанке можно было с уверенностью предположить, что он является командиром отряда, так вовремя подоспевшего на помощь римлянам. Оказавшись рядом с ними, незнакомец быстро соскочил с лошади и, сняв шлем, обратился к трибуну и Криспу:

– Очень сожалею, что не успел прийти раньше. Горные тропы и темнота задержали наше передвижение. Но я все-таки рад, что хоть кого-то удалось спасти…

– Позволь узнать твое имя, благородный человек, которому мы обязаны спасением своих жизней! – также сняв то, что раньше служило шлемом, поклонившись, спросил трибун.

– Сильвий Сильван, командовал когортой доместиков протеркторов (личной гвардии охраны) императора Флавия Севера Августа. В данное время предоставленный самому себе, вольный солдат и любитель горной охоты, оказываю услуги торговцам по сохранности перевозимого товара и безопасности их жизней, если нахожу с ними взаимопонимание, – последние слова Сильван произнес с усмешкой. Затем добавил:

– Позвольте узнать, кто вы и как оказались в этой дыре. Вас вряд ли можно принять за заблудившихся путников, возможно, вы везете очень ценный товар, который стоит огромных денег?

Сильван сразу после окончания сражения обратил внимание на мальчика, который явно не вписывался в отряд вооруженных римлян и слова Марцелла, услышанные им, его нежное отношение навели его на мысль, что нападение на отряд было не случайным и, скорее всего, целью варваров был симпатичный мальчишка.

Наступила небольшая пауза, во время которой Марцелл обдумывал свой ответ. Из слов Сильвана, а также по внешнему облику его товарищей, трибун пришел к выводу, что их спасителями оказались разбойники. От этого открытия, он немного помрачнел, но понял, что, солгав, может усугубить положение и вызвать недоверие неожиданных союзников. Сказать правду было не менее рискованно, но внешний вид Сильвана внушал доверие и, Марцелл, трезво оценив сложившуюся ситуацию, пришел к выводу, что их спасение зависит от его ответа, он медленно и уверенно произнёс:

– Ты правильно все заметил, уважаемый Сильван, мы не обычные заблудившиеся путешественники. Я военный трибун, командующий тремя галльскими легионами императора Константина, а эти люди – мои воины. – Сделав короткую паузу, он, еще раз обдумав ответ, продолжил: – мы, действительно сопровождаем бесценный груз и, когда великий август узнает какую услугу ты и твои товарищи оказали ему, клянусь Аполлоном, его щедрость вознаградит все ваши усилия и риски! – Затем, указав на юношу, Марцелл торжественно произнес: – Уважаемый Сильван, сегодня ты спас Флавия Юлия Криспа, сына великого августа Константина, и ты вправе просить любую награду!

Сильван был поражен ответом, он никак не ожидал услышать подобное. Быстро совладав собой, он понял, что у него появился шанс, который нельзя упускать. Мысленно поблагодарив всех богов, главарь разбойников низко поклонился мальчику и с большим уважением сказал следующее:

– Для нас единственная награда – это служить великому августу и его сыну, прошу тебя уважаемый трибун Марцелл и тебя, благородный Флавий Крисп, принять искренние уверения в нашей верности и готовности служить. Позволь мне и моим людям заполнить поредевшие ряды твоего отряда и сопровождать вас до самого конца вашего пути! Впереди вас могут поджидать много опасностей, поэтому помощники вам не помешают. К тому же, мы прекрасно ориентируемся в этих горах и поможем вам пройти кратчайшим и наиболее безопасным путем! – Затем вновь поклонившись Криспу, Сильван произнес искренним тоном, внушающим доверие:

– Для меня лично, и для всех моих людей большая честь сопровождать сына нашего августа! Клянусь Митрой, служить тебе – для нас лучшая награда!

Марцелл и Крисп, услышав слова главаря разбойников, в свою очередь, оказались в некотором замешательстве. В надежде на положительный исход, Марцелл не мог предположить, что ответ Сильвана будет настолько благоприятным для них. Искренность слов Сильвана не вызывала сомнений, так как в следующее мгновение, хитрый вояка громко прокричал, обращаясь к своим товарищам:

– Друзья мои, немедленно подойдите сюда! Здесь перед вами стоят сын императора Константина, Флавий Юлий Крисп и один из генералов галльской армии военный трибун – Марцелл. Прошу Вас, мои верные товарищи, последовать моему примеру и заверить их в нашей преданности! – Сказав это, Сильван выхватил меч и взмахнув своим оружием вверх, громко крикнул:

– Да здравствует великий август Константин и его сын Крисп!

Эти слова были подхвачены всеми разбойниками, которые окружили юношу и трибуна. Они размахивали своим оружием и вторили своему главарю. Марцелл, Крисп и трое оставшихся в живого легионера молча, стояли и слушали крики разбойников, которые эхом раскатывались среди одиноких скал. Марцелл был очень доволен таким поворотом событий. Юного Криспа охватили несколько иные чувства. Он, впервые за свою жизнь услышал, как его приветствуют вооруженные люди, наравне с его великим отцом. Юноша почувствовал гордость за самого себя и осознал превосходство своего положения. Неожиданно для Марцелла и всех остальных, скромно державшийся мальчик, подняв руку, и впервые произнес очень уверенным голосом, обращаясь к окружившим его людям:

– От себя лично и от имени моего отца, императора Константина Августа, я приношу благодарность всем вам за вашу преданность и храбрость. Клянусь Аполлоном, вы будете вознаграждены по заслугам. Август не оставит ваш подвиг без внимания. И те, кто сегодня пал в бою, защищая честь римского оружия и защищая меня, сына императора, не будут преданы забвению. От имени своего отца, я обещаю, что их семьи не будут нуждаться, и они получат щедрое вознаграждение, которое хоть на каплю окупит их жертву. Что касается лично меня, то я всегда буду помнить вашу отвагу и мужество, и все вы можете быть уверены в моей искренней признательности и всецело рассчитывать на меня!

Марцелл, лучше всех знавший мальчика, был очень удивлен услышанной речью Криспа, достойной настоящего императора и произнесенной с такой уверенностью и величием, несоответствующими его возрасту. «Достойный сын своего отца» подумал Марцелл, но его размышления были прерваны громкими возгласами всех присутствующих:

– Слава Криспу, сыну Константина Августа!