Читать книгу Шпага д'Артаньяна, или Год спустя - Ораз Абдуразаков - Страница 10

Лёгкость, с которой Людовик XIV взял верх над Кольбером, умело использовав его же доводы, вывела из равновесия обычно невозмутимого министра. Едва достигнув своего кабинета, «господин Северный Полюс» превратился в огнедышащий вулкан, дав волю обуревавшим его чувствам. Вся ярость его, впрочем, сосредоточилась на гроссбухе, которому злой судьбой было уготовано подвернуться под руку разбушевавшемуся суперинтенданту и быть брошенным о стену. Моментально успокоившись, Кольбер мысленно выбранил себя за несвойственное буйство и бережно подобрал гроссбух. Затем сел за рабочий стол и погрузился в тяжкие раздумья.

А поразмыслить было над чем. Четыре миллиона ливров, затребованные королём, возможно, не показались бы Кольберу чрезмерной суммой, располагай он ею. Но в последний год события явно складывались не в пользу французской казны. Военные расходы усугубились банкротством Ост-Индской компании, уничтожившим солидную доходную статью. Перестройка скромного охотничьего замка Людовика XIII в Версале обходилась в десять-двенадцать миллионов ежегодно, составив в итоге колоссальную сумму в триста миллионов. А если присовокупить к этому бремя содержания огромного двора и бесчисленные торжества, венцом которых обещало стать празднество в Фонтенбло, начинало казаться чудом, что суперинтендант до сих пор выискивает где-то средства для обеспечения прочих государственных нужд, не связанных непосредственно с августейшими утехами.

Кольбер знал, разумеется, о предстоящем переезде двора в другую резиденцию, как и о неизбежных тратах на балы и приёмы. Он даже с присущей ему щедростью выделил для этого миллион триста тысяч ливров, отложив ещё двести тысяч на непредвиденные обстоятельства. Однако названная королём цифра превращала все его старания в ничто, повергая в ужас всемогущего министра. Эта цифра полыхала огненными языками перед затуманившимся взором Кольбера, сводя с ума и заставляя забыть обо всём прочем. Европейское равновесие, Англия, Испания – всё утратило своё значение, и даже пугающий образ Арамиса уступил место мучительному вопросу: где раздобыть денег?

– Это моё… Во, – прошептал Кольбер побелевшими губами.

Как он понимал теперь страдания затравленного Фуке, уничтоженного беспрестанными требованиями золота! Как винил себя за то, что развил в юном Людовике поистине королевское расточительство, стоившее когда-то свободы утончённому хозяину Во-ле-Виконта. Но это же несправедливо, что та же напасть преследует теперь его самого: в конце концов, могущество Фуке стоило тому всего лишь моря пота да бесчисленных спекуляций, тогда как ему, Кольберу, досталось куда дороже – ценою затоптанных идеалов, подлости и предательства.

Ну, не мог же он заявить королю, что в казне нет больше денег на танцы. Его величество пожелал получить их, а на столь прямо высказанное стремление суперинтендант обязан ответить наличными – возражения тут неуместны. Не имело значения и то, что из этих четырёх миллионов по меньшей мере половина предназначалась на любовные похождения Короля-Солнце, а также на его фаворитов: сумма была оглашена, а всякое отклонение от неё являлось актом неповиновения и приравнивалось к оскорблению величества. Да, суверен имел полное право чувствовать себя оскорблённым, узнав, что истратил больше, чем мог себе позволить, – эту аксиому абсолютизма Кольбер усвоил слишком хорошо, чтобы пытаться противиться неизбежному.

Несмотря на все усилия, суперинтендант не находил выхода из тяжелейшего положения. Все счета на полтора года вперёд были уже не только учтены, но и оплачены, и в этот период не ожидалось никаких существенных поступлений. Из остатков, которые, впрочем, тоже имели своё назначение, невозможно было составить требуемой суммы.

Как раз в то время, когда в голову министра, вытесняя сумятицу лихорадочного и бесплодного поиска вариантов, стала закрадываться мысль об отставке, дверь кабинета приоткрылась и секретарь разложил на столе утреннюю корреспонденцию. Машинально выбрав из стопки депеш первую попавшуюся и скользнув по ней равнодушным взглядом, который, казалось, в это мгновение мог бы оживить лишь вид груды золота, Кольбер неожиданно замер. Крупная дрожь прошла по всему телу, губы беззвучно шевельнулись, а пальцы судорожно разжались, выпустив письмо, запечатанное чёрным воском. Кольбер узнал печать ордена Иисуса, равно как и имя пославшего письмо, горделиво красовавшееся на конверте. Мелкий почерк, некогда повергавший в сладостный трепет прелестную Мари Мишон, теперь, полвека спустя, заставлял содрогаться суперинтенданта финансов Людовика XIV.

Совладав с собой, Кольбер вновь взял письмо и торопливо распечатал его. Под буквами «AMDG»[1] и крестом Арамис написал нижеследующее:

«Господин Кольбер.

Нас немало удивили результаты переговоров, порученных преподобному д’Олива Королевским советом. Скорбная кончина Его католического Величества Филиппа IV остерегла меня от передачи послу титула генерала ордена, что было бы весьма опрометчиво в сложившихся обстоятельствах. Тем не менее я пребываю в уверенности, что сей факт не мог повлиять на процесс подписания конкордата. Полагаю, что иные причины сыграли роль в принятии Его христианнейшим Величеством решения об отказе.

Отец д’Олива сообщил мне о вашем желании встретиться со мною. Настоящим письмом уведомляю вас о том, что я, временно воздержавшись от разглашения итогов переговоров, выезжаю во Францию. Я располагаю всеми необходимыми полномочиями от правительства Её Величества, чтобы исправить ошибки, которые могли иметь место.

Что до письма маршала д’Артаньяна, то предположение, высказанное вами, оказалось верным, и второй целью моего визита в Версаль является желание уладить дела моего покойного друга.

Надеюсь, г-н Кольбер, на то, что вы разделяете моё стремление связать наши державы прочным союзом, ибо это отвечает общим интересам Франции и Испании. Прошу вас подготовить почву для возобновления переговоров и рассчитывать на мою дружескую признательность.

Герцог д’Аламеда».

Прочитав послание, суперинтендант огромным носовым платком утёр пот, выступивший на лбу, и несколько минут просидел без движения, уставившись в одну точку, осмысливая слова герцога. Затем лицо его неожиданно просветлело, он в третий раз схватил письмо и вслух, смакуя каждое слово, перечёл последние строки:

– «Прошу вас подготовить почву для возобновления переговоров и рассчитывать на мою дружескую признательность».

Убитого отчаянием министра было не узнать – теперь он просто сиял. Выпрямившись в кресле и обретя обычный уверенный вид, он удовлетворённо произнёс:

– Возобновление диалога – это чудесно, клянусь душою, но дружеская признательность – это просто восхитительно! Бесподобно! Бог мой, знали бы вы, как я на неё рассчитываю, дорогой Арамис. Будьте уверены, я подготовлю для вас превосходную почву.

Сказав это, он понизил голос до почти беззвучного бормотания, и последующие слова различить было невозможно. Но и без того стало ясно, что суперинтендант, по крайней мере в этот раз, изыскал для себя возможность не лишиться должности. А этого ему пока что было вполне довольно.