Читать книгу Вопрос и ответ - Патрик Несс - Страница 8

[Виола]

– Успокойся, дитя.

Голос…

Голос из света.

Я открываю глаза и часто-часто моргаю. Все вокруг такое ослепительно-белоснежное, что цвет почти переходит в звук. Из него доносится тихий голос, в голове у меня вязкая каша, бок болит, и вокруг слишком светло, слишком…

Погодите…

Стоп-стоп…

Он нес меня по холму…

Ведь это было только сейчас, мы спустились в Хейвен сразу после того как…

– Тодд? – хриплю я. В горло словно набили мокрой ваты, но я гоню это слово наружу, в ослепительно-яркий свет: – ТОДД?!

– Я сказала: успокойся. Сейчас же.

Мне незнаком этот голос, женский голос…

Женский.

– Кто вы? – спрашиваю я, пытаясь встать, щупая руками вокруг себя, чувствуя свежесть и прохладу…

…постели?

Во мне поднимается паника.

– Где он?! – кричу я. – ТОДД!

– Я не знаю никакого Тодда, дитя мое, – говорит голос. Из яркого света постепенно начинают проступать контуры и силуэты. – Зато я знаю, что ты сейчас не в том состоянии, чтобы о чем-либо расспрашивать.

– В тебя стреляли, – поясняет второй голос, моложе первого, справа от меня.

– Закрой рот, Мадлен Пул, – говорит первая женщина.

– Слушаюсь, госпожа Койл…

Я продолжаю моргать, и наконец картинка перед глазами начинает проясняться: я лежу на узкой белой койке в узкой белой комнате. На мне тонкая белая рубаха с завязками на спине. Прямо передо мной стоит высокая пухлая женщина в белом халате с вышивкой; протянутая синяя рука. У женщины тонкие губы и серьезное выражение лица. Госпожа Койл. За ней, в дверях, стоит девушка чуть постарше меня, в руках у которой тазик с горячей водой.

– Меня зовут Мэдди, – говорит она, тайком посылая мне улыбку.

– Вон! – даже не оборачиваясь, приказывает ей госпожа Койл.

Мэдди переглядывается со мной и напоследок снова улыбается.

– Где я? – спрашиваю я строгую госпожу, все еще задыхаясь.

– Ты имеешь в виду здание? Или город? – Она не сводит с меня глаз. – А может, планету?

– Пожалуйста, – выдавливаю я, и мои глаза вдруг наполняются слезами, я страшно злюсь на себя, но продолжаю говорить: – Со мной был мальчик…

Госпожа Койл вздыхает и на секунду отводит глаза, а потом поджимает губы и садится в кресло рядом с моей койкой. Лицо у нее строгое, а волосы убраны в такие тугие косы, что по ним впору лазать. Тело крепкое, большое – с ней шутки явно плохи.

– Прости, – почти с нежностью говорит госпожа Койл. Но только почти. – Я ничего не знаю о мальчике. – Она хмурится. – Боюсь, я вообще мало что знаю – тебя просто принесли в наш лечебный дом вчера утром. Ты была при смерти, и я не знала, сможем ли мы тебя выходить, хотя нам недвусмысленно намекнули, что от твоего выживания напрямую зависит наше.

Госпожа Койл умолкает и смотрит на мою реакцию.

А я понятия не имею, как реагировать.

Где он? Что с ним сделали?

Я отворачиваюсь и пытаюсь думать, но меня так крепко перетянули бинтами, что и сесть-то не получается.

Госпожа Койл проводит пальцами по лбу.

– Теперь ты очнулась, – улыбается она, – но вряд ли станешь благодарить нас за мир, в который мы тебя вернули.

Она рассказывает мне, как на волне слухов об армии – огромной и сокрушительной армии, которой ничего не стоит смести их город с лица земли, да что там город, спалить целый мир, – в Хейвен прискакал мэр Прентисстауна. Мэр Леджер решил сдаться и обругал всех, кто призывал дать врагу бой. Жители Хейвена почти единодушно согласились вручить город Прентиссу на блюдечке с голубой каемочкой.

– А потом лечебные дома, – сказала госпожа Койл с неподдельной яростью в голосе, – вдруг превратились в женские тюрьмы!

– Выходит, вы доктор? – спрашиваю я, но в груди у меня все обрывается, меня словно придавливает сверху огромным валуном: мы проиграли, наше бегство от армии оказалось совершенно бессмысленным.

Губы госпожи Койл растягиваются в едва заметной улыбке – затаенной, как будто я о чем-то проболталась, но беззлобной. Я замечаю, что уже почти не боюсь ее, куда меньше боюсь за себя, но гораздо сильней боюсь за него.

– Нет, дитя мое, – говорит госпожа Койл, склонив голову набок. – А ведь ты должна знать, что в этом мире нет докторов женского пола. Я – целительница.

– Разве это не одно и то же? – удивляюсь я.

Госпожа Койл снова проводит рукой по лбу:

– И впрямь. – Она кладет руки на колени и смотрит на них. – Хоть мы тут и взаперти сидим, кое-какие слухи до нас доходят. Слухи о разделении мужчин и женщин, об армии, которая явится сюда со дня на день, о резне, которую устроят солдаты, как бы мирно мы ни сдались… – Она переводит на меня решительный взгляд: – И вдруг появляешься ты, дитя мое.

Я отвожу глаза:

– И что? Я самая обычная девочка.

– Неужели? – Госпожа Койл явно мне не верит. – Девочка, ради прибытия которой очистили весь город? Девочка, чью жизнь мне приказали спасти ценой собственной? Девочка, – она подается вперед, чтобы лучше донести мысль, – прилетевшая из бескрайней черноты?

Я на миг затаиваю дыхание: надеюсь, госпожа Койл этого не заметила.

– Откуда вы все это взяли? – спрашиваю я.

Госпожа Койл снова улыбается – по-прежнему беззлобно:

– Я целительница. Первым делом я всегда вижу кожу, а кожа способна рассказать о человеке очень многое – откуда он, кто он, чем питается. У тебя, дитя, вид измученный, но сама кожа мягкая и белая – на планете фермеров такой не встретишь. – Я все еще прячу от нее глаза. – Ну, и потом есть слухи – куда без них! Беженцы поговаривают, что на нашу планету скоро высадятся новые переселенцы. Тысячи людей!

– Прошу вас, – тихо говорю я, и глаза мои вновь наполняются слезами, как бы я ни пыталась взять себя в руки.

– К тому же ни одна здешняя девочка не назовет женщину доктором, – добавляет госпожа Койл.

Я проглатываю слезы. Закрываю рот ладонью. Где он? Плевать я хотела на все это, главное, где он?!

– Я знаю, что тебе страшно, – говорит госпожа Койл, – но мы все здесь объяты страхом, ничего не поделаешь. – Она кладет шершавую руку на мою ладонь. – А вот ты, вероятно, сможешь помочь нам.

Я опять проглатываю слезы, но молчу.

Только один человек на этом свете заслуживает моего доверия.

И его здесь нет.

Госпожа Койл снова откидывается в кресле:

– Все-таки мы спасли тебе жизнь, дитя. Даже такое маленькое знание может принести большое утешение.

Я глубоко дышу и оглядываюсь по сторонам: из окна струится солнечный свет, а снаружи виднеются деревья и река, река – та самая, вдоль которой мы бежали навстречу надежде. Кажется, что в такой погожий день вообще не может происходить ничего плохого: за углами не таятся враги, и никакой армии нет на свете.

Но армия есть, и она близко.

Близко.

Для госпожи Койл они такие же враги, как для меня…

В груди больно тянет.

Но я набираю побольше воздуха…

И начинаю говорить:

– Меня зовут Виола Ид…

– Так значит, к нам летят новые переселенцы? – с улыбкой спрашивает Мэдди.

Я лежу на боку, а она разматывает длинный бинт, которым меня перевязали. Внутри все в крови, а кожа пыльная и какого-то ржавого цвета. В животе у меня маленькая дырочка, зашитая тонкой ниткой.

– Почему мне не больно? – спрашиваю я.

– Повязка с настоем корня Джефферса, – отвечает Мэдди. – Это природный опиат. Боли ты чувствовать не будешь, но и в туалет сама ходить не сможешь около месяца. А примерно через пять минут крепко уснешь.

Я осторожно, очень осторожно щупаю кожу вокруг раны. На спине с другой стороны точно такое же отверстие.

– Почему я не умерла? – спрашиваю я.

– А хотела бы? – Мэдди снова улыбается, но потом улыбка сменяется самым хмурым выражением лица, какое мне приходилось видеть. – Напрасно я шучу. Госпожа Койл всегда говорит, что я никогда не стану настоящей целительницей, если и дальше буду такой несерьезной. – Она окунает тряпочку в таз с горячей водой и начинает протирать мои раны. – Ты не умерла только потому, что госпожа Койл – самая лучшая целительница в Хейвене, лучше всех так называемых докторов. Даже злодеи это знают. Почему, думаешь, тебя принесли сюда, а не в клинику?

На девушке такой же белый халат, как на госпоже Койл, а на голове белая шапочка с вышитой синим рукой – Мэдди сказала, что так одеваются все ученики. Она почти моя ровесница, может, на пару лет старше, как бы на этой планете ни измеряли возраст, но руки у нее уверенные и нежные одновременно.

– Расскажи, – говорит Мэдди с напускной беззаботностью, – эти злодеи и впрямь так уж ужасны?

Дверь открывается. На пороге возникает невысокая девушка в такой же ученической шапочке, примерно одного возраста с Мэдди, но кожа у нее темно-коричневая, а сама она мрачнее тучи.

– Госпожа Койл говорит, чтобы ты заканчивала.

Мэдди, не поднимая головы, продолжает наклеивать на мой живот повязку с лекарством:

– Госпожа Койл прекрасно знает, что я еще и половины не сделала.

– Нас призвали, – говорит девушка.

– Коринн, ты так говоришь, будто нас каждый день призывают. – Повязка действует не хуже моего пластыря с корабля: лекарство уже проникает в кровь, я чувствую приятную прохладу и сонливость. Мэдди заканчивает спереди и поворачивается к столику за новой повязкой для спины. – Я здесь делом занята.

– Там человек с ружьем, – говорит Коринн.

Мэдди замирает.

– Всех созывают на городскую площадь, – продолжает Коринн. – Включая тебя, Мэдди Пул, занята ты или нет. – Она скрещивает руки на груди. – Похоже, армия явилась.

Мэдди смотрит мне прямо в глаза. Я отвожу взгляд.

– Вот и пришел нам конец, – добавляет Коринн.

Мэдди закатывает глаза:

– Знаешь, ты всегда такая жизнерадостная! Скажи госпоже Койл, что я сейчас прибегу.

Коринн бросает на нее недовольный взгляд, но уходит. Мэдди заклеивает мне спину – к этому времени глаза у меня уже закрываются.

– Теперь спи, – говорит она. – Все будет хорошо, вот увидишь. Они бы не стали тебя спасать, если б хотели только… – Она умолкает, не закончив мысли, поджимает губы и улыбается: – Я всегда говорила, Коринн по части серьезности нас всех переплюнет!

Ее улыбка – последнее, что я вижу перед сном.

– ТОДД!

Я вскакиваю, очнувшись от кошмара, в котором Тодд ускользал от меня…

С коленей Мэдди на пол с грохотом падает книга, а сама она просыпается и удивленно моргает, глядя по сторонам. Наступила ночь, в комнате темно, и только рядом с креслом Мэдди горит маленькая лампадка.

– Кто такой Тодд? – спрашивает она, зевнув и хитро улыбаясь. – Твой парень? – Увидев мой взгляд, она тут же мрачнеет. – Кто-то близкий и дорогой?

Я киваю, все еще тяжело дыша. Мокрые от пота волосы налипли на лоб.

– Да, близкий и дорогой.

Она наливает мне стакан воды из кувшина на прикроватной тумбочке.

– Что случилось? – говорю я, отпив. – Зачем вас созывали?

– Ах да! – Мэдди откидывается в кресле. – Было очень интересно.

Она рассказывает, как весь город – больше не Хейвен, а Нью-Прентисстаун (от этого названия у меня сердце уходит в пятки) – собрался смотреть на прибытие армии и казнь старого мэра.

– Вот только никакой казни не было, – говорит Мэдди. – Он его помиловал. Сказал, что и нас помилует. Что забирает у нас лекарство от Шума – этому никто не обрадовался, конечно, все-таки в тишине жилось очень хорошо – и что мы должны знать свое место, помнить, кто мы такие, и строить новый дом для переселенцев, которые скоро прибудут.

Мэдди приподнимает брови и ждет, что я скажу.

– Я и половины не поняла. Выходит, вы изобрели лекарство?

Девушка качает головой, но не отрицательно, а изумленно:

– Боже, ты и впрямь не здешняя, правда?

Я отставляю стакан с водой, подаюсь вперед и тихо шепчу:

– Мэдди, где-нибудь поблизости есть коммуникационный узел?

Она смотрит на меня так, словно я предложила ей полететь на одну из лун.

– Мне надо связаться с кораблями, – говорю я. – Это может быть что-то вроде огромной железной тарелки или башни…

Мэдди задумчиво смотрит по сторонам.

– На холмах есть старая железная башня, – наконец шепчет она в ответ, – но я не знаю, для чего она. Ее давным-давно забросили. К тому же туда не добраться – всюду солдаты, Ви.

– Она очень высокая?

– Довольно-таки. – Мы все еще перешептываемся. – Говорят, сегодня ночью перевезут последних женщин.

– Зачем?

Мэдди пожимает плечами:

– Какая-то женщина сказала Коринн, что спэков тоже отгородили.

Я резко сажусь и чувствую, как тянет под бинтами.

– Спэков?!

– Ну да, это такой местный вид…

– Знаю. – Я пытаюсь выпрямиться невзирая на повязку. – Тодд мне много чего рассказывал про ваше прошлое. Мэдди, если он решил отделить женщин и спэков, мы в опасности! Хуже и быть не может!

Я сбрасываю с себя одеяло, чтобы встать, но живот тут же пронзает молния боли. Я вскрикиваю и падаю назад.

– Ну вот, шов потянула! – с упреком говорит Мэдди, подскочив ко мне.

– Пожалуйста! – Я скриплю зубами от боли. – Надо выбираться отсюда. Надо бежать!

– В таком состоянии бегать нельзя, – говорит девушка, протягивая руку к моей повязке.

И в эту секунду в палату заходит мэр.