Читать книгу Кайфуй, гном - Павел Желтов - Страница 12

—

Алый твой парус и рот Мерлин Монро.

Милая, дай руку – спускаемся в метро.

«Коктейль Шаляпина»

Погода – прелесть. Тепло и влажно. День, день, летний день. Зелень тополей, воробьи со товарищи, отдалённый гул большого города, сырые тропки срезают углы тротуаров.

Я согнул руки в локтях, сжал кулаки, весь напрягся – потянулся. Потом встряхнулся, глубоко вздохнул, с ахом выдохнул, достал сигареты, с пояса снял «зиппо» – щелчок, едва слышный шелест загоревшегося табака, глубокая затяжка. Первая часа за три. Ну да. Аэропорт, перелёт, при попутчицах не курил, автобус. Сейчас вот закурил. Выпустил облако, затянулся ещё. Крепкие. Курю крепкие. Какой смысл в лёгких? В лёгких сигаретах, имеется в виду. И в электронках всяких. Впрочем, ношу в рюкзаке одну на всякий случай: для поездов, аэропортов и прочих «заповедных» мест.

Выбираться. Мимо носковой торговки не охота, пошёл дальше. Снова сплошной частный сектор. А ведь в моём телефоне тоже есть навигатор! Ну-ка, навигатор, где мы? А вот мы. А вот и остановка.

Пока ждал автобус, написал квартиросдатчице. Мол, прибыл, через час буду на адресе. Ответила: хорошо, станция метро «Уралмаш», адрес – проспект Космонавтов, номер дома, номер подъезда, код, этаж, квартира – все данные.

В автобусе задумался: на кой чёрт попёрся сюда, с попутчицами этими. На кой чёрт вызвался помочь? Не помог ведь нифига. Помочь – это отговорить от затеи отдать бабки непонятно за что. Вернее, понятно. За надежду. Но, чёрт возьми… Тьфу, отпускной настрой никак не вернётся. Сбили, черти. Старуха эта с бездной в глазах, гопоколдырь, что рюкзак обругал за тяжесть. Наверное, подвизается при богадельне. Такой же убогий, только не врождённая хворь, а воспитанная и приобретённая. Даже не скрывает, что работа, за которую ему дают кров и, вероятно, какую-никакую пищу, ему в тягость.

Зачем? Да блин. Затем. Мы разговорились. Иногда я на удивление легко располагаю к себе людей. К слову, так же мгновенно некоторые испытывают ко мне неприязнь. Что срабатывает? Рожа? Взгляд? Голос? Хрен знает. Эти расположились – что взрослая, что маленькая. Иначе, чего бы так хохотала. Поделились бедой, потом ещё одной, про которую ещё не знают, что она беда, думают, приехали лечиться. А я и поплыл. Не допустить! Урезонить! Но ведь не урезонил. Даже не попытался. Наверное, потому что чувствовал, что бесполезно. Сейчас Асия не в том состоянии, чтобы включать голову. Материнский инстинкт, слепая надежда – все ручки вправо. Что тут сделаешь?

Станция метро «Ботаническая». Стандартная будочка входа. А внутри – сплошной футуризм и насекомолюбие. Или пчелолюбие, если хотите. На потолке – светящиеся соты, на колоннах – соты, название станции на противоположной от платформы стене – тоже соты. У них тут пасека была раньше, что ли?

Написал Ире. Стою, еду. Вой электромоторов по восходящей – набираем скорость. Вагоны – старые московские. Жетоны, к слову, тоже – старые московские. Привет из девяностых. Турникеты, полагающиеся к таким жетонам – из той же семейки. Может, они и тётушек, что дежурят у эскалаторов и жмут на красную кнопку, если твой кед застрянет в движущихся ступеньках, тоже из столицы привезли? Хотя вряд ли: тётушки свежие, а те, что в девяностые в столице эскалаторы отключали, поди на пенсии уже, если живы.

Пикнул телефон – Ира вышла на связь. Мол, недалеко от твоего адреса живу, устраивайся и приходи к стеле – два квартала ходу. Ок, говорю. Поднял голову. И ощутил, как говорят мои полузабытые одногруппники, что стали работать по специальности, когнитивный диссонанс. Первая мысль: «Какого хера я делаю в Москве». Через три секунды отпустило. Но треснуло сильно. Метро ведь тоже пахнет. Я не о человечьих испарениях. Скорее, это смесь запаха резины и сгорающей в электричестве стали. Наземные электрички пахнут похоже, но всё равно не так. Звуки поезда, ветер в форточку, разгон, покачивания, торможение… Понятно, что мозг перенёс флажок моей геолокации в Москву: в екатеринбургское метро я спустился третий, наверное, раз. В московское спускался тысячи. Поржал.

Уралмаш. Вышел – снова через будочку-переход. Достал телефон: по навигатору, мне нужно на другую сторону дороги. Вон пешеходник. Светофор. Ждём, идём. И ещё трое идут со мной. И ещё несколько – навстречу. Никого не знаю. Никогошеньки! Даже теоретически не могу знать. Кайф! Избавление, освобождение. И зелено кругом. И тепло. И хочется улыбаться. Я уже не вертел головой по сторонам – поворачивался всем телом. Грязно, но дома. Люди незнакомые, но знакомых типажей. Вот – кто-то по делам. Вот – бестолковая молодёжь, из портативной колонки какой-то гнусавый вой. А вон и братья по оружию того парняги из богадельни, что унёс рюкзак, – местная богема. Ведёт образ жизни, позволяющий не слишком работать, но не забывать предаваться увеселениям в виде распития. Иногда и разбития – лиц, к примеру. Следы последнего – как минимум у двоих. Всего же на каменном основании кованного заборчика – пятеро. И дамы с ними. В красивых халатах, в красивых комнатных тапках. Личики кругленькие, животики тоже кругленькие, а вот ножки тоненькие. Близится время вина и любви. Это кружит им голову, но они не показывают виду. Все провожают взглядом меня. Я им не слишком интересен: шансы получить от меня подать равны нулю, а больше им ничего и не надо. Никакой классовой ненависти, только бизнес. То ли дело, тамбовские алкаши. Мы там были с папой на рок-фестивале: почему бы не показать отцу с полувековым стажем преподавателя фортепиано, какой ещё бывает музыка. Мы шли к остановке – нужно было ехать на фестиваль. Папа – пониже, я – повыше, оба в джинсах, оба в кроссовках, в футболках, кепках и очках. Оба – с рюкзаками. Алкаши тогда нас на несколько минут невзлюбили: «Турисссты», – сплюнули они нам вслед. Ну, а мы что? Мы – да, туристы. А на фестивале я, оставив отца на раскладном рыбацком креслице поодаль от сцены, нырнул в самую гущу – срывать голос и забивать ноги прыжками под «F.P.G»… И ещё кое-что делать. Хорошо, что меня не видят знакомые на концертах. Когда я ору вместе с музыкантами, что «набрался неслыханной нагласти…», из меня начинают рваться рыдания. Они не выходят наружу, остаются где-то внутри горла. Однако рожа у меня в такие моменты, полагаю… А потом вернулся к папе, довольный. «Как ты?» – спрашиваю, перекрикивая грохот гитар. Показывает большой палец и снова обхватывает колено руками, смотрит на сцену. Обращаю внимание – по танц-полу бегает крупная девица в бандане и футболке с какой-то группой – наверное, «Король и Шут», тут таких много. Бегает и от избытка чувств даёт всем «пятюню». Запомнился внушительный бюст, который подпрыгивал во время бега. Подлетает к папе, чуть наклоняется и замахивается. Папа смотрит на неё. Она ждёт. «Подставь ей ладонь!» – ору. Он выставляет руку, она радостно хлопает и мчится дальше.

В общем, екатеринбургские алкаши мне показались не такими, как тамбовские. Сорт, что ли, другой? Общество, где все равны. Тебя уважают, даже если ты сегодня в одних трениках, а пиджак потерял ещё вчера и найти не получилось. Все объединены одной целью. Причём цель эта, скорее духовная, чем материальная. И если у тебя «есть чё», то ты сегодня король, пуп, ты на коне. И да, дамы тоже все твои.

Впрочем, будет потешаться. Нам во двор.

Ого! Высоченная жилая свечка. Наверное, одна из первых в Екатеринбурге. Двор огорожен. Калитка на магнитном замке. Кнопка на коробочке с надписью «охрана». С той стороны – собака. Овчарка. Одна. Поворачивает голову на мои шаги, блестит глазами – слепая. И, судя по всему, старая. Страшно? Немножко. Опасаюсь незнакомых собак. Жму кнопку. Из динамика сверчок, магнит отпускает калитку, толкаю. Собака сторонится. Видимо, ей хватает одного только слуха, чтобы сложить в голове картину происходящего рядом. Подъездов всего два. Так что нужный нашёл легко. Код, на себя, внутри – кадки с цветами и почему-то пахнет куриной лапшой. Консьержка показывает строгое лицо в окошке своего поста. Потом руку с перстом указующим. Перст указывает направление к лифтам. Надо же. Ни одного вопроса. На лбу, что ли, написано?