Читать книгу Кайфуй, гном - Павел Желтов - Страница 6

—

С утра! С утра! На Кировский завод пора!

«Бригадный подряд»

Открыл глаза, когда будильщик появился в начале улицы и собирался заорать своё заунывное: «Пробужда-а-а-йся, люд честно-о-ой!». Годовая привычка сказалась. Что интересно, свой нечастый выходной Микула этого завывания не слышал – продолжал спать. Как-то задумался о природе такого явления. Пришёл к выводу, что на самом деле не спит весь, душа как бы делится на того, кто спит, и того, кто сторожит. Последний и командует, когда первому пора открыть глаза, если утром надо идти на завод. А если не надо – то и не командует.

Микула вообще много о чём думал.

Он выбрался из одеяльного гнезда, почесал, где чесалось, потянулся, чтобы разогнать кровь и пошёл к кадке с водой. Солнечные лучи ещё не добрались до узенького – в одно бревно – оконца. Самому солнцу ещё было рано, да и его предвестнице – заре не пришёл урочный час. Микула нащупал на маленькой полочке изжёванную с одного конца палочку, послюнил, помакал в толчёный мел и принялся натирать зубы. Старался добраться до самых недоступных уголков. Эту процедуру ему привили мать с отцом – шибко грамотные крепостные. Девкой мать служила у барыни умывальщицей – там и подсмотрела. И своим после велела делать так же. Сначала Микула удовлетворился объяснением, что так можно отогнать зубовные хвори. А потом и сам докумекал, что мелкий порошок, размешанный с водицей, отчищает от зубов такие же мелкие частицы плохого, что вызывает гниение, боли и прочие неприятности. А в плохое превращается хорошее – то, что недавно ел. Оно начинает преть и сгнаивает вместе с собой зубы. А потому это надо убрать. Если не хочешь умирать от боли, как Денис Лукъянович, который сначала просто выл, а потом его лицо распухло до неузнаваемости, от чего старик и помер.

Микула набрал из ковша в рот воды, погонял её меж зубов и вышел за избу. Там он отвернулся от стенки, сплюнул белую водицу наземь, туда же опростал мочевой пузырь. Вообще-то сделать это было первым его желанием после пробуждения. Но вместо того чтобы ходить дважды, можно и немножко потерпеть.

Грязь прихватил севший за ночь морозец, поэтому идти сейчас на завод было легче, чем вчера с завода. Под лаптями похрустывал ледок, изо рта вырывались размеренные клубы пара, не видимые, впрочем, в темноте. Вот, кстати, тоже. Кто-то говорил, что это на холоде душа выходит из человека, и, если слишком много выйдет, то можно заболеть. А Микула думал, думал да решил, что это так же, как над кипящей в чугунке водой – вода, которая стала паром. Ну, то есть, пока она горячее, чем воздух вокруг, её видно. И в дыхании тоже есть вода. И она горячее, чем воздух вокруг. Микула подозревал, что и с туманом, и даже с облаками дело обстоит примерно похоже.

Он догнал троих, что тоже шли на завод. В темноте было не разобрать, кто именно идёт. Говорили приглушённо. «Слышали, Григорий Семёнович, говорят, совсем умом повредился. Ждёт, когда сок застынет, колет его киркой и смотрит. Говорит, что видит по нему, какой чугун получился». В ответ смех.

Григорий Семёнович – мастер-установщик. Старший из двух. Плавил руду сколько себя помнил. Был когда-то подмастерьем, потом стал мастером, а потом и собственную литейную фабрику заимел – на одну маленькую домну. А потом его наняли купцы Демидовы. В руки дали столько, сколько он не брал, будучи хозяином фабрики. Оттого и старается теперь, боясь потерять прибыток. Да только методы его иногда вызывают оторопь. Нет, знамо дело, смотреть на цвет огня и дыма, смотреть, как течёт и как расплёскивается сок – так качество чугуна определяли всегда. И решали, наддать воздуху из мехов в домнино нутро или, наоборот, попридержать, чтобы не слишком кипело. А тут – колоть застывший сок. «Интересно, что он там увидел», – думал Микула. Он уже знал, что размышления эти – его основное занятие на весь день. Ну, а кучи руды ворочать да короба с углём опрокидывать в жерло – дело привычное, мысли о нём много места в голове не занимают.

Красное свечение впереди разделилось на два огненных столба, поднимающихся над домнами. Кожей лица Микула почувствовал, что стало теплее и суше. Он стащил с трёхпалой левой руки рукавицу и почесал шею под обгорелой бородой. Завтра последний рабочий день из восьми, потом выходной, а значит, завтра вечером баня. Микула не ходил в общую парилку. Он сделал баню себе сам. Срубил маленькую клеть позади избы, соорудил очаг и поставил рядом средних размеров кадку. Как и изба, баня топилась по-чёрному. А выходил из неё Микула, чувствуя себя белее тех самых облаков, что суть вода в небесах. Он раздевался в избе, голым заходил, согнувшись, в клетушку парной, притворял дверь, опускался на корточки у очага и начинал жечь огонь. Когда как следует разгоралось, он бросал туда камни – булыжники размером с кулак, которые притащил сюда специально для этого. Дождавшись, пока голыши раскалятся, брал их деревянными щипцами, которые сделал сам, и бросал в кадку. Короткое шипение сопровождало каждую такую манипуляцию. Он складывал в огонь очередную порцию камней, за это время булыжники из первой партии успевали отдать воде свой жар. Микула выуживал их теми же щипцами и складывал рядом с очагом. Процедура ему нравилась. И даже то, что снова приходилось иметь близость с огнём, Микулу не расстраивало. Главным здесь было ощущение покоя и отдыха. На такую процедуру уходил не один час. Но куда спешить? Думать, строить схемы и разгадывать загадки было любимым его занятием. А это можно было делать и на колоше, и в бане. Просто в бане спокойнее. Пока вода в кадке прогревалась, Микула успевал хорошенько пропотеть. Пот вымывал из пор въевшуюся сажу. А потом, когда был готов кипяток, малый брал лыковое мочало и хорошенько тёр себя, стирая с кожи прах здешних недр. Но это будет завтра.

Микула вместе со всеми вошёл в приоткрытые ворота. Подошёл к своему крюку, снял с него парусиновый фартук, повесил вместо него зипун и уличную шапку. На нём были штаны да просторная рубаха чёртовой кожи. Костюм дополнил фартук и кожаный колпак – чтобы совсем волосы на голове не сгорели.

Микула направился к похожей на крепостную башню домне. Печь возвышалась над стенами завода – адскому её пламени не была страшна никакая погода. Его целью была площадка на самом верху, в центре которой был провал – там кипела руда. Площадка эта и называлась колошей. А человек, который там работал – колошничий. Микула знал, что наверху его дожидается сменщик – такой же колошничий, который ворочал руду да уголь всю ночь. Он не сможет уйти с колоши, пока там не появится Микула. Ни минуты нельзя допустить, чтобы площадка пустовала. Потому что домна не может остановиться.