Читать книгу Работа над ошибками - Павел Михайлович Кучма - Страница 2

Из глубокого сна его вырвали лучи утреннего солнца, которые залили ярким светом всю спальню. Он рывком поднял своё, ещё не до конца проснувшееся тело, и принял сидячее положение. В данную минуту он напоминал человека, который очнувшись от сна, первым делом бросает испуганный, но полный надежды взгляд на часы, стоящие на тумбочке около кровати, и его мозг простреливает лишь одна мысль: «Проспал».

Но он точно знал, что ему некуда торопиться, для таких как он время не имеет никакого значения. Точнее для тех, кто попал в такую же жизненную ситуацию, как он. К тому же его взгляд был устремлён не на табло часов, стоящих в противоположной части спальни. Его взгляд, словно опытный гипнотизер, приковало к себе окно. Глаза заворожено смотрели в одну точку, и в них читалось не только удивление, но ещё и испуг, словно он увидел, что-то такое, чего не могло быть.

Первые секунды после пробуждения он пребывал в недоумении и отказывался верить увиденному.

– Этого не может быть, – произнёс он шёпотом и протёр глаза руками, смахивая с них последние следы сна.

После этого он вновь посмотрел на окно и понял, что ничего не изменилось, глаза его не обманывают.

Он рывком сдёрнул с ног одеяло и встал с кровати. Медленно, как заворожённый подошёл к окну, ловя каждую деталь его интерьера. Его мозг работал, как поисковая система, выдавая на запрос пользователя, миллионы сайтов с огромным количеством информации, которую он не мог принять, как реальность.

Стоя около окна, он в очередной раз подумал, что это сон и всё увиденное им, нереально, поэтому закрыл глаза и провёл пальцами руки по лбу, после чего дал себе мысленную команду проснуться и сильно сжал пальцами мочку уха.

Ощутив резкую боль, он открыл глаза и посмотрел удивлённо на тоже окно, через которое спальня наполнялась теплыми лучами весеннего солнца.

– Что за бред?! Этого просто не может быть! – произнёс он вслух.

Глаза в это время опустились вниз и смотрели на подоконник, где стояли горшки, с растущими в них фиалками – любимыми комнатными цветами его жены.

Он не любил, когда солнечные лучи утром проникали в спальню, поэтому всегда вечером, перед сном плотно закрывал окно шторами. Для этого они с женой даже купили шторы из плотной тёмной ткани, которые практически не пропускали солнечный свет в комнату.

По распорядку дня его жена принадлежала к хронотипу жаворонков: просыпалась рано утром, весь день порхала аки пчёлка, под вечер сдувалась, а ночью впадала в тяжёлый анабиоз. Проснувшись рано утром, она тихо одевалась и выходила из спальни, стараясь не будить его. Затем собирала детей в школу и детский сад, умывалась и готовила завтрак. Сделав утренние дела, она заходила в спальню, отдёргивала шторы и приоткрывала окно, чтобы проветрить комнату. При этом она всегда приговаривала, что людям, как и цветам нужны свежий воздух и солнечный свет, особенно по утрам, для хорошего настроения и прекрасного самочувствия.

Он работал на заводе по сменному графику, и когда выпадали дневные смены, его жена, проснувшись утром, сразу же отдёргивала шторы и приоткрывала окно, чтобы он просыпался и собирался на работу.

В это утро, когда он стоял около окна после пробуждения, шторы были отдёрнуты, створка окна была приоткрыта для проветривания, а на подоконнике стояли фиалки. Хотя накануне вечером, когда он ложился спать, окно было плотно закрыто и занавешено шторами, а последние фиалки засохли ещё несколько лет назад, когда жена и дети ушли из его жизни навсегда.

В какой-то момент одно из его пяти чувств, отвечающее за обоняние, уловило в воздухе знакомый, но давно забытый запах. Он как собака-нюхач выделил этот едва уловимый аромат, в окружающем воздухе, из букета других запахов. Его ноздри словно сопла втягивали этот аромат, который проходил по носовым пазухам, как по аэродинамической трубе и вонзался в извилины мозга, отвечающие за память, тысячами игл, призывая серое вещество к ответу. И мозг взорвался легендарным восклицанием Архимеда, ставшим выражением радости в случае решения трудной задачи – «Эврика»!

– Это же овсяная каша!

Жена всегда по утрам варила каши из разных круп, утверждая, что каша полезна для пищеварения и здоровья в целом. Первое время их семейной жизни он относился к этому скептически, но затем это вошло в привычку и стало ритуалом, вытеснив бутерброды и глазунью. Каждое утро начиналось с ритуального приготовление и поедания каши. Особенно он любил, когда жена добавляла в горячую, исходящую паром кашу, кусочек сливочного масла и ложку мёда, а затем для пущего аромата присыпала её корицей.

Пока он разворачивался в сторону выхода из спальни, мысли о каше мелькнули в его голове за долю секунды, но этого хватило, чтобы железы выделили в ротовую полость обилие слюны, а желудок грозно заурчал, требуя кинуть в него, что-нибудь съестное. Со ртом полным голодной слюны, и прилипшем к позвоночнику желудком, он выскочил из спальни и по коридору устремился в сторону кухни.

Пробегая мимо детской комнаты, он машинально отметил, что дверь в комнату открыта, а внутри светло и чисто. Появилось огромное желание заглянуть в детскую, чтобы проверить есть ли в ней дети, но оно моментально было подавлено чувством любопытства, так как он отчётливо слышал, что на кухне кто-то есть. К тому же, дурманящий аромат овсяной каши, пробудил в нём первобытное чувство сильнейшего голода, во сто крат усиленное любопытством. Он как дикий голодный зверь шёл на запах и шум.

Добежав до кухни, он остановился у входа, как вкопанный. Перед ним стояла его жена. Он не мог вымолвить ни единого слова, и стоя в дверном проёме, смотрел на неё так, как будто впервые в своей жизни увидел её.

– Надя?! Наденька! – единственное, что он смог выдавить из себя, так как подступивший к горлу ком, и появившиеся в уголках глаз слёзы, мешали ему нормально дышать, не то чтобы говорить.

После произнесённых слов, у него закружилась голова, ноги стали ватными, и чтобы не упасть, одной рукой он упёрся о дверной косяк, а другой вытер, выступивший слёзы. После первых секунд сильного эмоционального потрясения он, наконец, взял себя в руки и, сделав глубокий вдох, посмотрел на жену.

– Прости меня, Наденька! – сказал он.

– О чём ты говоришь, Слава?! – спросила Надя, перестав помешивать кашу, и смотрела на мужа удивлёнными глазами.

Он проигнорировал вопрос, подошёл к ней и крепко её обнял. Прижав Надю к себе, он зарылся лицом в каштановую копну её волос, вдыхая их дурманящий, и такой родной запах. Руки машинально проникли под майку, ощутив нежность и тепло её кожи. Он уже не мог сдерживать слёз. В очередной раз, проглотив ком в горле, он поцеловал Надю в голову и сказал:

– Пожалуйста, Наденька, прости меня!

– Да что случилось, Слава?! – в недоумении спросила Надя. – За что ты просишь прощение?

Он вновь проигнорировал вопрос. Осторожно взял её лицо руками, убрал с него прядь волос и стал покрывать его многочисленными поцелуями. Сперва, он целовал её глаза очень нежно и аккуратно, затем распаляясь, перешёл к щекам и уголкам губ. Он почувствовал солёный привкус на губах. Медленно отстранил её лицо и увидел, как в огромных карих глазах, слёзы прорвав бездонные озера, ручьями стекают, по её раскрасневшимся от его поцелуев щекам.

– За что ты просишь прощение, Слава? – дрожащим голосом произнесла Надя.

– Я тебя очень сильно люблю, Надя!

После этих слов он нежно вытер подушечками больших пальцев слёзы на её щеках и поцеловал в губы.

Поцелуй из нежного стремительно перерос в страстный, пробудив в нём сильное желание. Он обхватил талию жены руками и прижал к себе. Возбуждение в нём нарастало с каждой секундой всё сильнее, поэтому он не заметил, как руки сползли ниже талии и, обхватив ягодицы Нади, сильно прижали низ её живота к его телу.

Он почувствовал, как его возбуждение передалось жене. Надя выронила из рук ложку, которой мешала кашу и обвила, словно виноградная лоза тонкими руками его шею, запустив пальцы в волосы на затылке.

Ощутив во рту вкус её языка, он почувствовал, как дрожь пробежала по всему телу. Сердце застучало сильнее, отдавая каждым ударом в виски, и погнало кровь к его чреслам. Дыхание сразу же участилось, а в паху приятно заныло.

Более он не мог ждать, потому что страсть рвалась наружу, а возбуждение достигло своего предела. Сильное желание овладеть телом жены, удовлетворив животный инстинкт насыщения плоти, напрочь отбило его способность к мышлению. В данную минуту он не задавался вопросом, как его жена оказалась в их квартире после двухлетней разлуки. Схватив Надю на руки, он в считанные секунды преодолел коридор, разделяющий кухню со спальней, и уложил жену, в ещё не остывшую после ночного сна кровать.