Читать книгу Золотая Звезда - Павел Саксонов - Страница 11

Весь следующий день Корикойлюр посвящала дона Пабло в премудрости верований своего народа. Дон Пабло слушал, и голова у него шла кругом: от обилия имен, смешения функций, непонимания того, как бог или богиня могут быть камнем или кристаллом, а еще – от удивительной на его взгляд перемены верховенства. В юности, как подобало в то время, ему преподавали мифологию греков и римлян. Верования кечуа чем-то походили на нее, но различий было столько, что он ничего не понимал.

– Если, – спрашивал он Корикойлюр, – Инти, бог солнца и сын Виракочи, стал главным, значит, он убил своего отца или заключил его в этот… как его… Уку Пача? В подземный мир? В мир мертвых и нерожденных?

– Что ты! Что ты! – Отвечала Корикойлюр. – С чего ты взял? Как это можно – убить собственного отца?

Тогда дон Пабло рассказывал о рождении Зевса, свержении Крона и заточении Крона в Тартар – как получалось, почти аналог здешнего Уку Пача. Корикойлюр внимательно слушала и качала головой:

– Нет, всё не так. Инти не свергал своего отца.

– Но если Инти его не сверг, значит, Виракоча всё-таки главный?

– Нет. Главный – Инти.

– Но как же так?

Корикойлюр старалась объяснить, но всё, что мог понять дон Пабло – это то, что однажды некий Инка Пачакутек, в тот момент – верховный правитель государства, приказал считать главным не творца всего, а своего собственного предка – бога солнца. Выходило, что в человеческой власти поменять местами богов, а это было уже не только странно, но и нелепо.

– Но ведь, – парировала Корикойлюр, – твой народ верит в то, что Сын главнее Отца, чему же ты удивляешься?

– Христиане, – отвечал дон Пабло, – верят в Троицу, в которой Отец, и Сын, и Святой Дух едины. Это не разные боги. Это один Бог.

Корикойлюр смеялась:

– Как сын может быть одновременно собственным отцом? Извини, но твои соплеменники – loq’okuna! Больные на голову. Сумасшедшие!

На это дон Пабло только хлопал глазами, и рассказ о верованиях погибшего Тавантинсуйу продолжался.

Мама Килья – богиня Луны, сестра и жена Инти, мать Манко Капака, основателя и первого правителя государства, откуда традиция, чтобы Инка – верховный Инка – женился только на родной сестре. Всем остальным такие браки запрещены. Пачамама – богиня плодородия, и она же сотрясает землю…

– Подожди, подожди! – Взмолился дон Пабло. – Разве землетрясения улучшают урожаи?

– Нет. Они разрушают каналы, сбрасывают плодородную землю с полей17, губят посевы и всходы.

– Зачем же тогда богиня плодородия устраивает землетрясения?

– А зачем христианский бог устроил потоп?

И снова дон Пабло только хлопал глазами, не зная, что и ответить кроме банального «за грехи». Но если ответить так, значит, и Пачамама имела полное право наказывать людей за грехи? Причем всего-то лишая их урожая, а не убивая всех скопом! И ведь каково: предусмотрительные правители Империи понастроили по всему государству продовольственных складов, так что тряси Пачамама землю, не тряси, а люди голодать не будут! Это тебе не утопить всё живое разом, оставив на плаву одного только Ноя с семейством и «каждой твари по паре»!

– Ильяпа, бог грома и молний, у него мы просим хорошую погоду.

– Чего-чего? – изумился дон Пабло. – Это как? Хорошая погода от бога грозы?

– Но ведь просят христиане хорошую погоду у пророка Ильи, которого называют громовержцем?

Дон Пабло разинул рот:

– Откуда ты всё это знаешь?

Корикойлюр усмехнулась:

– Миссионеры – в каждой энкомьенде. Такие смешные вещи рассказывают! Ты спрашиваешь меня, почему погоду просят у бога. Почему тебя не смущает, что за ней обращаются к тому, кто и богом-то не является?

Дон Пабло сделался мрачен. Он понял, что больше ничего не понимает. Где правда, а где ложь? Чем христианство отличается от язычества? Он даже не рискнул расспрашивать Звёздочку о человеческих жертвоприношениях, которые, по слухам, в Империи осуществлялись каждый год – на главной площади Куско, перед храмом Кориканча, храмом того самого Инти, который являлся главным при живом отце и стал таковым всего лишь волей простого человека. Догадался: Корикойлюр и на это найдется с ответом! Например: чем не человеческие жертвоприношения истинному Богу – сожжение еретиков или отступников вроде него самого, Пабло? И всё же, как и на рассвете, билась в нем страшная мысль о расколе мира, о тягостном преступлении, за совершение которого никогда ему не будет прощения. Он смотрел на Корикойлюр, и только – так же, как и на рассвете – еще более сильный страх, страх потерять ее, удерживал его от того, чтобы не заткнуть уши и не броситься прочь. А Корикойлюр продолжала рассказывать, и голос ее звучал так красиво, и слова она подбирала и выговаривала так удивительно, и в глазах ее плескались такие золотистые искорки, и ее волосы так манили своим шоколадным оттенком, и губы – слегка припухлые, и улыбка – за нее можно было умереть! И родинка у левой брови: дон Пабло смотрел на эту родинку и понимал еще и то, что даже если прямо сейчас к нему снизойдет ангел и предложит на выбор остаться с Корикойлюр или погибнуть навсегда, он выберет первое. Потому что уже не мыслил себя без этой родинки. Его сердце сжалось, на душу накатила такая тоска, что на глаза невольно навернулись слезы.

– Почему ты плачешь? – прервав рассказ, спросила Корикойлюр.

– Не обращай внимания, – ответил дон Пабло. – Это… это от счастья.

– Правда?

– Конечно.

Корикойлюр склонилась с лошади и пальцами провела по лицу дона Пабло, вытирая с него слезы. Прикосновение было таким нежным и в нем было столько любви одновременно – дон Пабло это почувствовал – с искренней тревогой, что, уже не сдерживаясь, он заплакал навзрыд.

– Звёздочка… – захлебываясь слезами и еле ворочая языком, выговорил он. – Звёздочка… что ты со мной делаешь?

– Я тебя люблю, – ответила Корикойлюр и соскользнула с лошади.

– Я тебя люблю! – повторила она, всем телом прижавшись к обнявшему ее дону Пабло.

– Я тебя люблю!

Всхлипывая, дон Пабло приподнял ее – так, чтобы их лица оказались на одном уровне. Корикойлюр обхватила его ногами, обняла руками за шею и поцеловала. Сердце дона Пабло, только что сжимавшееся в почти безжизненный комочек, затрепетало, расправилось и забилось с такой быстротой, что чудо, как оно не разорвалось.