Читать книгу Золотая Звезда - Павел Саксонов - Страница 3

Ранним утром 31 марта он проснулся от женского крика и отборной испанской брани, звучавших прямо под дверью его гостиничного номера. Вскочив как был и выглянув в коридор, он обнаружил здоровенного детину, одетого с претензией на принадлежность к армии. В руках детины билась и кричала маленькая, по возрасту уже немолодая, лет тридцати, но все еще поразительно красивая индианка. Очевидно, происходило насилие: вообще-то нередкое, но с таким дон Пабло еще не сталкивался.

– Это что? – спросил он, глядя детине в глаза.

Тот с презрением отмахнулся от вставшего на пути худого голого человека, посоветовав ему тихонечко убраться обратно в номер.

Дон Пабло кивнул и действительно ушел в комнату, но уже через несколько секунд вернулся с дагой в руке и… просто перерезал горло не успевшему ничего сообразить детине. Тот выпустил женщину, обеими руками, тут же покрасневшими от крови, схватился за рану и, шатаясь на заплетавшихся ногах, попятился. Дон Пабло подтолкнул его к входу в номер, и там он и упал. Индианка смотрела на это расширившимися глазами, но, как подметил дон Пабло, страха в ее взгляде не было. Скорее, удивление и… любопытство.

– Заходи!

Индианка вошла в номер. Дон Пабло закрыл дверь, положил дагу на стол, присел на корточки над телом детины и принялся обшаривать его камзол.

– Ага… вот… – пробормотал он, вытаскивая из кармана бумаги. – Черт побери!

В документах значилось, что убитый был никем иным, как личным телохранителем некоего дона Франсиско Уртадо – богатого и влиятельного энкомендеро, некогда явившегося в Перу нищим голодранцем, но быстро превратившегося в уважаемого члена общества. То есть общества таких же, как и он сам, безродных бандитов и проходимцев. Уж на что за доном Пабло тянулась репутация бесчеловечности и бессердечности, но Франсиско Уртадо и подобная сволочь могли бы дать ему сто очков вперед.

Дон Пабло бросил бумаги на пол и задумался. А потом посмотрел на индианку и обомлел: в ней не то что не было страха, наоборот – она с явным интересом рассматривала его, Пабло, и тогда он, Пабло, спохватился: да он же стоит в чем мать родила!

Странно, но факт: дон Пабло смутился. Он столько раз бывал в таком же положении перед женщинами, за которых платил, и перед женщинами, которые сами ему отдавались, а вот поди ж ты! Что-то пробормотав, он бросился к стулу, на который с вечера свалил одежду, и начал быстро натягивать на себя штаны. Запутался в рубашке, но и с ней совладал. Подскочил к тазику с водой, ополоснул лицо и посмотрел в зеркало: уши – красные, худое лицо – в пятнах стыдливого румянца!

– Allin kanki… – послышалось со стороны.

– Что? – обернулся к индианке дон Пабло.

– Ты добрый, – повторила та по-испански, выговаривая слова как можно тщательней. – Iman sutiyki? Как тебя зовут?

– Пабло, – машинально ответил дон Пабло, не веря своим ушам: добрый? Он? Кто и когда его так называл?

– Ты – дон? – спросила индианка, причем «дон» прозвучало как «том»: ей плохо давались звонкие, несвойственные ее родному языку, звуки.

Но это дон Пабло понял и ответил «да».

– По крови?2

– Да.

Индианка улыбнулась:

– Rikun.

– Что?

– Сразу видно.

Дон Пабло смутился еще сильнее: видно? Сразу? Сам всмотрелся в удивительную женщину, и сердце его ёкнуло. Солнце уже светило в окно; в его лучах, еще вот только что казавшиеся черными, волосы женщины превратились в оттенок шоколадного: такого прекрасного оттенка дон Пабло отродясь не видел. А у левой брови обозначилась родинка, нарушавшая симметрию правильных черт лица. Глаза еще представлялись черными-черными, но каждую секунду в них вспыхивали золотистые искорки, превращавшие черное в карее – почти под цвет волос, хотя и не совсем.

Дон Пабло моргнул, потом еще раз и чуть ли не грубо спросил:

– Тебя саму-то как зовут?

– Корикойлюр, – ответила индианка.

– Как? – переспросил дон Пабло.

Он, зная об активности миссионеров и о готовности индейцев принимать христианские имена, ожидал услышать что-нибудь вроде «Мария», «Инес», «Кармен», «Консуэло», но это имя к христианству явно не имело никакого отношения.

– Корикойлюр, – повторила индианка.

Задумалась и перевела:

– Золотая Звезда.

Дон Пабло сглотнул, попятился, уперся в кровать и сел на нее с ошеломленным видом. Промотавшись на родине, он переплыл океан в поисках золота, и вот оно, золото, было перед ним. Не в слитках или в монетах, а в облике прекрасной женщины. На мгновение сердце перестало биться, во рту появился отчетливый металлический привкус.

– Так не бывает… – пробормотал дон Пабло и провел ладонью по лбу.

– Почему?

– Откуда ты?

Индианка, тщательно подбирая испанские слова и стараясь выговаривать их так, чтобы не слишком сильно коверкать, рассказала, что она – из энкомьенды того самого Франсиско Уртадо, телохранителя которого убил дон Пабло. На нее выпал жребий, мита, прислуживать в городском доме. Вчера ее забрали из поселка, а потом…

Что было потом, дон Пабло уже знал. Знал он и о мите, колониальными властями и землевладельцами лицемерно выдаваемой за продолжение традиций разрушенной империи, но по факту превращенной в самое настоящее рабство3.

– Разве мита распространяется и на женщин?

Индианка едва уловимо пожала плечами.

– Понятно…

Дон Пабло поднялся на ноги. Что было силы пнул мертвеца. Взял со стола дагу, сунул ее за пояс, продел в портупею шпагу, подхватил со стула плащ и, подойдя к индианке, накинул плащ на нее. Маленькая женщина почти утонула в этом плаще.

– Пойдем. Нам нужно отсюда выбираться. Мне-то, пожалуй, ничего не будет, а вот тебе…

– Куда? – просто спросила индианка.

– Ну…

– Я не могу вернуться в энкомьенду.

Дон Пабло кивнул:

– Не можешь.

– Тогда куда?

Во взгляде дона Пабло появился нехороший огонек:

– Ты знаешь Вилькабамбу?

Индианка вздрогнула:

– Willka Pampa? – уточнила она на своем языке.

– Да. Наверное.

– Это невозможно!

– Ну вот еще! Я слышал, там вовсю орудуют миссионеры, а король4 и сам принял христианство. А еще я слышал…

– Это очень, очень далеко, – перебила индианка и, чтобы показать насколько далеко, широко развела руками. – Много тупу5. Мы не дойдем.

Дон Пабло улыбнулся:

– А мы и не пойдем. Мы поедем. И там ты будешь свободна!

– Нас поймают.

– Нас, – это «нас» дон Пабло выделил особо, – нет.

И хлопнул по ножнам шпаги. А потом, как будто говорил неправду, хвастался или незаслуженно старался вырасти в глазах индианки, добавил, чувствуя, что краснеет:

– Еще никто и никогда не мог остановить Пабло де Ленью-и-Аморкон! Поверь, я сумею тебя защитить.

Взял женщину за руку и покраснел еще сильнее: ее рука оказалась удивительно нежной, податливой и теплой.

– Идем… звездочка. Золотая!