Читать книгу Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником - Петр Ингвин - Страница 4

Мир ходил ходуном. Глаза по возможности сосредоточились, перед ними обнаружились склизкие доски, сверху из квадратного отверстия бил свет. Я лежал в дурно пахнущем деревянном помещении, заваленном всякой всячиной. Выгнутость стен и покачивание объяснили, что я на корабле.

– Очнулся? – Надо мной склонилась темная фигура.

– Где я?

– Встречный вопрос: кто ты? – Голос с хрипотцой принадлежал немолодому мужчине.

– Чапа.

– Это имя такое?

В голову ударило: дурень! Даже намека не должно быть на ту сторону реки, здесь меня звали по-другому.

– Ваня, – поправился я. – Чапа – прозвище.

Рука, что попыталась подняться, сделать этого не смогла – оказалась связанной. Не перетянутой до остановки крови, но чтоб не рыпался.

Меня расположили в трюме на подстилке между нагромождениями сундуков, непонятной рухляди и полных мешков, и укрыли. Липкое тело сообщило, что много потел. Сил пока хватало исключительно на движения конечностями и на легкие повороты, голова кружилась. Сколько я пролежал в отключке?

– Откуда мешок с оружием и доспехами? – продолжился допрос.

– Это мои вещи.

– Не морочь голову, Ваня. Рассказывай, чей ты и откуда.

– Из семьи Немира, кузнеца.

– Это где же такой обитает? В городе?

– Деревенские мы. Зырянковские.

Судя по вопросу, человек, который со мной разговаривал, не имел понятия о внутренних делах княжества. Это подняло дух. Легенда могла пройти.

Но не прошла.

– Хочешь сказать, что у подмастерья деревенского кузнеца могут быть Терентьевский нож и щит Афонинской работы? Или скажешь, сам выковал?

– Щит мне Селиверст Афонин подарил! – выдал я.

И прикусил язык. Если спросят, как именно подарил, версия о Немировском подмастерье пойдет прахом. Или придется рассказывать все.

– Хорошо сваливать на человека, о котором все знают, что погиб. – Силуэт надо мной хмуро покачал головой.

– Как?!

– Ушкурники, если почему-то не слышал. И не мог такой скаредный жучара кому-то просто так что-то дарить. Я его знал. Мы с Афонинскими и Терентьевскими дела ведем много лет.

– А вы откуда? – посмел спросить я.

– Еще с тобой не разобрались, – отрезал мужчина. – Вижу, ты парень ушлый, может и был подмастерьем, но спёр дорогих вещичек и сбёг, да болезнь подкосила. Так?

– Нет.

– Вижу, правды не добьемся. Отдать тебя папам?

В ответ на мою заминку человек улыбнулся:

– Так и думал. Предлагаю сделку.

Тон, которым это произносилось, приятным не был, и сделка, судя по всему, хорошего не сулила. Но от меня ждали ответа.

– Какую?

– Про мешок забываем, будто не было, на таможнях выдаем за своего, а ты молчишь. Лечение и еду отрабатываешь, и через шесть лун свободен, как ветер в поле. Если честно, я давно скормил бы тебя рыбам, да команда поредела, помощники нужны.

– У меня есть выбор?

– Конечно. Рыбы ждут.

– Ваше общество мне симпатичней.

Голос капитана подобрел:

– Договорились. Сегодня полежишь, с утра начнешь работу на палубе. Не бойся, пока не оклемаешься, перенапрягать не буду. Мне нужна здоровая команда.

Капитана сменил молодой парень, который, как оказалось, ухаживал за мной все это время.

– Оська, – назвался он.

Доспехи на Оське висели как на пугале. Даже не доспехи в полном смысле, а пара необходимейших элементов, которые прикрывали плечи и грудь. Остальное напоминало кожаную амуницию рыкцарей. На длинном худом теле защита смотрелась чужеродным элементом, парня могли пристроить в юнги без особого его желания, как меня. Выбор между службой и жизнью в таких случаях очевиден.

У челна было имя. «Везучий». По рассказу Оськи, оно себя оправдывало. Опыт капитана этому способствовал или размеры, но уже несколько лет «Везучему» сопутствовала удача – судно приносило прибыль и не попало ни в одну передрягу. Не раз за ними гонялись ушкурники, но без толку – спасали спаянная боевая команда и неописуемые для здешних мест размеры. Существовал даже трюм, куда меня и расположили. Под низком потолком приходилось сгибаться в три погибели, Оське это особенно досаждало.

Он рассказал про команду – около тридцати человек, которых, по его словам, для челна таких размеров было мало. Капитана звали Венцемир, за ним тянулся шлейф слухов о лихом прошлом. Команда боготворила капитана, вместе с его успехами росло общее благосостояние, каждый надеялся однажды скопить на собственный челн. Оську, как выяснилось, Венцемир купил у погибавших с голоду родителей, через несколько лет он отработает и сможет вернуться домой, если там еще кто-то жив.

В открытый люк я видел некоторых членов команды. При себе у каждого имелся короткий меч – оружие для абордажа или боя-свалки, за спиной или в пределах досягаемости – лук. Бывалые морячки. Небольшим суденышкам речных пиратов взять таких можно только ценой больших жертв, а жертвенность в среде разбойников не в ходу. Дело Венцемира процветало, и меня на «Везучем» ждала завидная судьба обеспеченного в будущем моряка. Или речника – еще не выяснил, как правильно называть. Оська сообщил о перспективах сразу, словно уговаривал остаться, если капитану Венцемиру почему-то предпочту рыб. Это напрягло. Если юнга допускает, что такой выбор имеет право на существование…

Почему везде мерещится подвох? Просто рад парень, что появился кто-то младше, и шишки теперь будут сыпаться на другого.

Подвешенные на бортах щиты, частично видимые снизу, имели овальную форму. У Селиверстовой команды они были каплевидные, а в подарок мне, как чужеземцу, преподнесли круглый. Видимо, каждая местность имела свои оружейные традиции.

– Вы откуда, из какой страны… или местности? – Будь у меня немножко больше знаний, не пришлось бы выглядеть невеждой. – Имею в виду как всех вместе, так и по отдельности. Сам откуда родом?

– Неважно. – Оська насупился. – Тебе тоже советую забыть. Даже имя сменить, чтоб слухи не дошли.

– Какие слухи?

– Всякие. – Парень поднялся, для чего ему пришлось г-образно согнуться, и направился к лестнице.

– Развяжи, – попросил я, пошевелив связанными руками.

Оська испуганно замотал головой:

– Приказа не было!

– Но я теперь член команды.

– Все так говорят. А потом… – Он осекся и умолк.

– Что? – тихо спросил я.

– Ничего.

– Оська! – позвали сверху. – А ну тащи сюда свою тощую задницу!

Парень унесся, гулко топая по сыроватым холодным доскам.

Через некоторое время я не выдержал.

– Развяжите меня! – унесся мой крик в небеса.

В люке показалась чья-то голова, из-за резкого контраста черты не просматривались.

– Зачем?

– Я теперь один из вас!

– Вот и докажи – молчанием и послушанием.

Я узнал этот голос – он принадлежал капитану.

– Ты абсолютно свободен в пределах, которые необходимы, – объявил Венцемир. – Слишком много свободы – опасно.

– Слишком мало – тоже опасно, – буркнул я.

– Именно. Полная свобода нужна лишь тем, кто умеет пользоваться. Поэтому ты связан. Подумай над этим.

В освободившемся проеме мелькнул сворачиваемый парус – ветер переменился, а косых парусов с умением ходить галсами еще не придумали. Судя по тому, что челн не тащили вдоль берега, а движение продолжалось, мы шли вниз по течению. К большим городам, как говорил Селиверст. Вру, он не упомянул направления, большие города могли быть в другой стороне. Тогда кому же Селиверст вез товары? Без сомнений, там, ниже, что-то есть. «Везучий» тоже идет туда, и я скоро узнаю, зачем.

Снова память подводит. Селиверст не упомянул количества, когда ответил на вопрос о городах. Город может оказаться единственным, как крепость в стране башен. Пусть моя миссия по спасению царевны Асиной откладывается, но открывается сказочная перспектива узнать что-то об окружающем мире. Неплохая альтернатива казни как черта или житью в качестве живой мебели за спиной царствующей Томы.

Насчет количества городов надо расспросить Оську. Еконоград – город. Москва, откуда бежала Ясна – тоже. Нужно узнать, что в местных понятиях означает «большой город» – это любая столица или зависит от количества населения?

Час шел за часом, снаружи кипела моряцкая жизнь (или как это сказать о речниках?), а в трюме ничего не происходило. Меня сморил сон. Болезнь давала о себе знать, голова гудела и трещала, посторонние звуки едва проникали в сознание. Кажется, плакал Оська, кто-то ругался, кто-то громко топал по доскам над головой, отчего на лицо сыпались грязь и щепки.

Разбудил Оська.

– Настой на травах. – Он поставил на пол глиняную кружку.– Чтоб быстрей поднялся на ноги.

– Развяжи, – снова попросил я.

– Нельзя. – Одна его рука приподняла меня под лопатки, вторая поднесла к губам кружку.

Горьковатая жидкость обожгла горло. Отлично, именно горячего мне не хватало. Я выхлебал до дна, Оська собрался уйти. Только сейчас я сообразил, что в люке темно, а команды не слышно.

– Подожди, – окликнул я парня, едва видного в темноте. – Ночная стоянка?

Он кивнул. Обязанности звали на берег, но уходить не хотелось, и Оська радовался любой причине оттянуть этот момент.

– Все у костра, – подтвердил он. – Мне надо идти.

– Один вопрос, – снова остановил я благодарно остановившегося парня. – Куда мы плывем?

– Плавает знаешь что?

Ясно, у местных мореманов те же заморочки, что и у наших. Несмотря на то, что моря нет. Или есть?

– Куда мы идем? – поправился я.

– В Еконоград. Завтра будем на месте.

Странно. Из района Зырянки, откуда отплыли несколько дней назад, Еконоград находился перпендикулярно вглубь и тоже недалеко. А из крепости-заставы на порогах, где казнили Никодима с командой, столица еще ближе, конязь за день добрался.

– Разве Еконоград стоит на этой реке? – спросил я.

– Где же ему еще быть?

– Как называется река?

– Главная.

– Она разве не вправо заворачивает?

Место, куда из вотчины Западной границы выносит течение, находится на изгибе. До сих пор все утверждало, что вниз по течению мы уходим от Еконограда, а не приближаемся к нему.

– Главная река петляет, – объяснил Оська. – Затем раздваивается. Еконоград стоит на мелеющем старом русле, а основное новое действительно уходит вправо.

– До самых гор?

Главная река, она же Большая вода, огибает страну башен и запирает ее, прижав к горам.

Сальные вихры Оськи помотались из стороны в сторону.

– Так далеко не ходил, но вроде бы да.

– Почему русло называется новым? Что произошло, почему река потекла еще в одну сторону?

– В стародавние времена, до или во время первой всеобщей бойни, Каиново племя прорыло перешеек и пустило воду в обход Еконограда. Им не препятствовали, даже радовались, что те земли превратились в недосягаемые. Одним врагом стало меньше, бойня сошла на нет, с тех пор живем спокойно. Жили. – Парень печально вздохнул.

Первая всеобщая бойня в моем понимании соответствовала заречному Акопалипсу и звучала как Мировая Война. Начальная цифра в названии намекала, что должны быть другие. Оськин вздох навел на нехорошую догадку:

– Вторая бойня – то, что происходит сейчас?

– Так многие говорят, – подтвердил парень. – Дикая империя рушит порядок и меняет границы. Сообща можно было бы остановить, но кому это нужно, если каждый за себя?

– Дикая империя настолько опасна?

– Опасны законы, по которым она живет.

– Например? – Неужели даже местная молодежь понимает важность идеологии, что не люди, а идеи меняют мир? Меня этим пичкал зомбоящик, и вдалбливали учителя.

Законы оказались набором фраз, но со временем они вполне могут составить новое святое писание от императора. Их запишут на скрижалях, вокруг встанут храмы. Я запомнил несколько:

«Лучше делать и каяться, чем не делать и каяться».

«Мы добрые люди, но не каждый заслуживает видеть нас такими».

«Если все хвалят – ты мертв».

«Общественное мнение – мнение тех, кого не спрашивали».

«Никогда не спорь, но доходчиво объясняй, что прав именно ты».

«Не оправдывай слабого телом или духом. Если в зад воткнуть букет, он не станет вазой».

«Брат не всегда прав, но всегда брат».

«Рожденный умереть смерти не боится».

Просто идеально для настольного цитатника или для монастыря в стиле Шао Линя, где духовные практики сливаются с мирскими. Одно не понятно.

– Чем эти правила отличаются от других разбойничьих или, к примеру, ушкурничьих?

Оськин палец покрутился у виска:

– Совсем не понимаешь? Ушкурники умирают и убивают ради добычи, а империя сделала это смыслом жизни!

Не вижу разницы. На всякий случай я сменил тему:

– Конязь уже выбрал наложницу?

– Ему не до того. Убегайцы бунтуют, империя у дверей, и папы свою игру ведут. Не уверен, что конязь вообще жив. Честно говоря, я давно не интересовался Еконоградской жизнью.

Веселенькие новости. Тогда перейдем к главному.

– Случайно не слыхал про девушку, которая мечом владеет, драться умеет и вообще многим парням своего возраста в боевом искусстве фору даст?

– Такие бывают?!

– Ясно, не слыхал. Имя Селиверст что-нибудь говорит?

– Еще бы. – Оська присвистнул. – Богатый оружейный купчик, один из самых успешных в последние годы. О нем легенды ходили. Говорят, даже с Каиновым племенем якшался, с оборотнями дружил. Чего ты о нем вспомнил? Покойник уж сколько месяцев. Свой же в засаду завел, потом конязь об этом узнал, подлеца на кол посадили. Говорят, до последней минуты клял оборотней, которых Селиверст привечал.

Оськины ноги то делали шаг по направлению к лестнице, то замирали, перетаптываясь на месте. К костру он не хотел.

– Еконоград – большой город? – поспособствовал я его подспудному желанию остаться.

– Большой.

– Насколько?

Оська замялся.

– Просто большой. Настоящий город.

– С крепостной стеной? – Заметив непонимание, я переформулировал точнее. – Он окружен каменной или деревянной стеной? Или земляным валом?

– Зачем?

– Для защиты.

Оська удивился:

– Для защиты у конязя дружина и служивые папы.

Понятно. Город здесь не в старорусском значении, как нечто огороженное, а в современном мне понятии населенного пункта.

– Какие еще города поблизости?

– Откуда им тут взяться?

– Прости, неправильно спросил. Какие еще можешь назвать города?

Оська помедлил с ответом.

– Странно, что ничего не знаешь про конязя и город, – проговорил он. – Разве не местный? – Его голос понизился до шепота. – Ты не был учеником кузнеца, да? Ты из братвы?

Он бросил боязливый взгляд вверх – не услышат ли?

– Из какой братвы?

– А то сам не знаешь.

– В деревне, где я жил, не было никакой братвы.

– Да ладно, я никому, могила! – продолжил шептать Оська.

– Повторяю: я ученик деревенского кузнеца, и слово братва кроме как о родственных отношениях мне ничего не говорит.

Собеседник обиделся:

– Мог бы сказать. Не хочешь как хочешь, твое дело.

Снова меня принимают за другого. Ничем хорошим такое не заканчивается.

– Расскажи, что за братва.

– Сам все знаешь. – Он сделал пару шагов, руки взялись за лестницу.

– Стой! – крикнул я. – Мне нужно по нужде.

Сработало.

– Повернись на бок, – распорядился вернувшийся Оська.

Он стянул с меня покрывало и приставил горшок.

– Развязывать меня, как вижу, совсем не собираются? – спросил я в разгар процесса.

Ассистирующий Оська мотнул головой куда-то вглубь трюма.

– Только после этого.

– Оська! – заорали снаружи, с берега. – Заснул, что ли?

– Бегу!