Читать книгу Разбой - Петр Воробьев - Страница 8

– Вместо жареного кабана, в пиршественный покой внесли отрубленную голову чёрного быка.[137]

Это был знак приспешникам Кре́хтонов. По нему, за спиной у каждого из пировавших встали по два воина, схватили их, и вытащили во двор замка. В то же время, а предзамке Крехтоны перерезали всю стражу Дубх Глайсов. Пировавших вытащили во двор, и всему клану Дубх Глайс отрубили головы – не только воинам, но и жёнам, детям, коням, и даже волкодаву ярла. Чтобы духи убитых не могли преследовать убийц за предательство, шаман клана Крехтон приказал закопать тела на перекрёстке двух дорог, в цепях, вниз лицом, а Вули ярлу велел пришить голову его же волкодава.

– Нет чтоб тканевой лентой приклеить, – шепнул Самбор.

– Ли́рмонт скальд сложил про то так:

Слушая рассказ о беде ярла Вули и его рода, Мегайро не смог удержаться от мысленного сравнения давних событий на острове Альба с участью Эрскеренскрага: и там, и там присутствовали предательство, разорение, даже истребление детей и жён, наконец, Тико тоже отрубили голову. На такую драму мог быть способен только облачённый во всё чёрное исконный гутан. Замогильным голосом, Вамба продолжал:

– Шаман Крехтонов не знал, что на его род легло не только скальдическое проклятье Карайда Лирмонта. Диде́аг, жрица клана Дубх Глайс, начала говорить тайные слова, когда над её головой уже поднималась крехтоновская секира. Это было одно из тех заклинаний, что отблёскивают из нашего мира в следующий, и когда отрубленная голова колдуньи катилась по полу, губы продолжали двигаться, пока не произнесли все заветные слова – в то самое время, когда голову волкодава взгромоздили на плечи Вули Дубх Глайса.

– И он поднялся из мёртвых? – спросил кто-то из детей.

Вамба астроном покачал головой:

– Из края вечной молодости никому из смертных возврата нет.

– А приклеил бы тканевой лентой, восстал бы, – уверенно заметил Самбор.

Чадо на нижнем ярусе нар тоненько закашляло. Хи́ледд бросила в его сторону обеспокоенный взгляд. Кашель прекратился.

Астроном продолжал:

– Но заклинание, произнесённое и в этом мире, и в следующем, открывает духу временный путь обратно с островов Кли́ны[138], особенно если остались неоконченные дела. Только и обычный-то дух мало что может сделать в нашем мире. А что ж тогда дух, злым умыслом сшитый наполовину из ярла, наполовину из верного пса? Неприкаянный дух, не то что с телом разлучённый, а дух-калека, у кого тела никогда и не было?

Гутан выдержал трагическую паузу. Мегайро подумал, что между Вули и Тико имелась и разница. Убитый Фалскефельтом старшина, старше Мегайро всего на пять лет, родился не в высоком замке, а в ярко побелённом домике в два окна с синими ставнями под красной черепичной крышей. Именно по его настоянию, Мегайро на время перестал на четвереньках таскать руду из низкой лавы, вернулся в школу, а там выучил грамоту и танско-венедский. В почти таком же домике, как у Тико, только с крышей из осиновых чешуек над деревянным вторым ярусом, жила и семья Скомено, отца Мегайро. Из-за дыма коксовых печей Эрскеренскрага, побелку на домиках приходилось обновлять каждый год. Справно, чисто, но без великолепия.

Правда, могло оказаться, что разница между ярлом и старшиной и не была такой уж важной. Рядом на скамье сидел Самбор, по восхищённым словам Лютослава, властитель знаменитого Пеплинского замка. Насмотря на это, молодец был вполне понятен, скор на слово, и обладал достаточным здравомыслием – совершенно необходимые качества для подземного электротехника. Вырасти такой хоть во дворце гегемонов, но одень на него каску с фонарём и намордник, и хоть сейчас посылай к распредустройству искать, где утечка выбила защиту. Может, и Вули Дубх Глайс был из той же породы…

Мысли старшины были прерваны окончательно загробным откровением Вамбы:

– В первую годовщину Чёрного обеда, ярла Лиама Крехтона нашли бездыханным, с выражением ужаса на лице, у дверей в тот самый покой….

Помимо полудюжины детишек на нарах, захватывающее и леденящее душу повествование слушали, сидя вокруг теплившегося очага, Ке́ридвен вдова, её подруга Хиледд, мрачный и труднопроизносимый муж подруги Грвн, Кая, Альфрик, Самбор, и Мегайро. Керидвен уступила молодожёнам с юга свой схрон, перебравшись с чадами (двое постарше, на верхнем ярусе) к Хиледд с Грвном. В знак признательности, Вамба и вызвался уложить мелюзгу спать.

– Что за жуть? – наконец осведомился Альфрик энгульсеец.

– Это не жуть, – заступился за товарища Самбор. – «Привидение с собачьей головой» – старинный альбингский миф.

С этими словами, венед поднялся с подставленного к очагу ларя и стал протискиваться к выходу, втянув голову в плечи, чтоб не удариться о брёвна низкого потолка. Старший проходчик Бездырь, тоже из венедов, успел объяснить Мегайро, что на самом деле, Самбора следовало называть поморянином, в то время как сам Бездырь, Лютослав, и Требомир принадлежали к племени мемличей, издавна славному в горном деле. Точно так же, Альфрик происходил не просто из энгульсейцев, а из углекопов-деме́тов[139]. Впрочем, древность этих варварских родов была смехотворной в сравнении с родословными горняков багряной гегемонии, где некоторые штольни Лау́риона, по рассказам Скомено, начали пробивать ещё в Хризоэон[140].

– Альфрик, не перебивай! – сонно пискнул с верхнего яруса нар кто-то маленький. – Вамба, расскажи, как дух пёсика за себя отомстил…

Один из детей снова закашлял. На этот раз, на него с тревогой посмотрели и Керидвен, и Хиледд, и сам старшина. Скомено тоже сначала кашлял и курил вонючую трубку, потом кашлял и плевал кровью, а потом оставил Мегайро и его сестёр сиротами, едва успев разменять пятую дюжину лет.

– Сейчас слабого пива подогрею, и с мёдом ему дам, – Кая откинула крышку ларя, извлекая небольшой котелок.

– Умница, – прошептала Керидвен.

– Им молочка бы, – Хиледд вздохнула.

– Ну, если привидение с собачьей головой – это не жуть… – начал Альфрик.

Мегайро тронул товарища за плечо. Тот махнул рукой и поднялся со скамьи. Вамба продолжал:

– Вторым пришёл черёд Керрина шамана…

Вдвоём, горняки вышли из схрона. Старшина осторожно расправил прикрывавшую вход шкуру короткомордого медведя, чтобы свет очага и коптилок не просачивался наружу. Различимый чуть поодаль Самбор поднял правую руку со слегка раздвинутыми в стороны пальцами – призыв к тишине.

Когда глаза чуть получше приспособились к свету пошедшей на ущерб луны, пробивавшемуся сквозь ветви, старшина увидел, что поморянин спрятался от кого-то за вековой сосной, повернувшись спиной к схронам. Горняки, стараясь не шуметь, присоединились к Самбору.

На дальнем берегу ручья, откуда жители потайного посёлка брали воду, кто-то крупный осторожно двигался через лес. Движение можно было распознать только по странной игре теней между стволами осин. Раздался негромкий, но странно раскатистый звук – что-то среднее между рычанием и кашлем. Несколькими мгновениями позже, прозвучал похожий, хоть основательно послабее, ответ. К освещённой луной скале у ручья вышла зверюга длиной в добрую сажень, и никак не менее полсажени в плечах, осторожно держа за шкирку недовольно барахтавшегося зверёнка, росточком с волкодава. Зверюга опустила детёныша на землю и снова кашлянула. Ответом на зов пещерной львицы стало появление тени на краю леса – по размытым очертаниям, мохнатой, но уверенно стоявшей на задних лапах.

Самбор вытащил из кошеля на поясе цилиндрический предмет, что-то повернул, отчего внутри затлел зелёный свет, и приставил предмет к глазу.

Львёнок попытался удрать, но мать снова взяла его за шкирку и поднесла прямо к двуногому существу. То негромко заурчало и ловко подхватило детёныша в передние лапы. В одной из этих лап блеснул металл. Львёнок запищал. На загривке львицы поднялась шерсть, она подняла правую переднюю лапу Двуногий снова заурчал, одновременно гладя львёнка. Урчание продолжалось, пока львица не улеглась у воды. Раздался металлический щелчок, потом ещё один.

Поморянин передал зрительную трубу Мегайро. Подкрутив резкость, старшина увидел подсвеченный, увеличенный, и почему-то зелёный образ того, что происходило у скалы. Там Нирлик со львёнком на руках присел на валун. На бедре детёныша была выстрижена шерсть, и судя по движениям хирургических ножниц в левой руке северянина, тот снимал зверёнку шов. В то же время, детёныш не то слюнил, не то жевал правую Нирликову руку. Нирлик спрятал ножницы за оторочку рукава кухлянки и принялся вытаскивать разрезанные нити. Пару раз зверёнок недовольно пискнул, но львица оставалась у воды. Наконец, Нирлик ещё раз погладил львёнка и опустил его на каменистую почву. Хромая, детёныш пошёл к матери. Та лизнула его языком размером с рушник и поднялась. Львица уставилась на Нирлика, кашлянула, развернулась, и медленно двинулась вдоль берега, вверх по течению ручья. Львёнок отправился за ней, хромая заметно меньше. На мгновение, мать глянула и через ручей, прямо в направлении дерева, за которым прятались Мегайро и его товарищи. Она негромко рыкнула, обнажив двухвершковые клыки, тряхнула огромной головой, и возобновила движение, скоро скрывшись вместе со львёнком в лесу. Тем временем, Нирлика и след простыл.

Мегайро вернул зрительное устройство Самбору, тот снова сделал что-то хитрое с его частями, отчего зелёный огонь погас.

– Так что ещё раз этот Инну[141] у вас делает? – очень тихо спросил Самбор.

– Сперва его к нам отрядили по просьбе верфанцев, как эколога, – объяснил Мегайро. – Следить за артелью.

– А артели-то зачем эколог? – удивился поморянин. – Вы ж не китов в Море Тьмы Островов промышляете…

В голове у Мегайро пронёсся кусок чёрно-белой хроники.

На носу головного вельбота китобоев с Изогнутого Острова, здоровенный гарпунёр-колошенец готовится метнуть ракетный гарпун в горбатого кита. Откуда ни возьмись, между китом и вельботом вклинивается кашайская лодка на подводных крыльях, с шаманами, бьющими в бубны и дудящими в дудки, вырезанные из удоподъёмных моржовых костей – уусиков. За лодкой – косяк косаток, на спинах у некоторых – Инну в гидроскафандрах, цепляющиеся за саженные спинные плавники. Животные слаженно бьют хвостами и подныривают, гоня волну и опрокидывая крайний вельбот. Наконец, огромный самец косатки, с бледной шкурой, покрытой росписью, поднимается из воды на три сажени и ломает головное судёнышко китобоев пополам. Косатки тащат барахтающихся в воде колошенцев к лодке шаманов, горбатые киты продолжают своё неспешное путешествие между Винландом и Изогнутым Островом.

– Эколог? – спохватился старшина. – Вот за хвостами смотреть, там ли оставляем, за лесом, не много ли на крепь переводим. А война ударила, оказался и неплохим следопытом.

– И сильным шаманом, – с уважением сказал поморянин. – Звериное слово знает. Я про такое раньше только в книгах читал. Выходит, не только к Бирю из леса звери выходили лечиться.

– Пора на совет, – напомнил Мегайро. – Про львицу просто так не растабаривайте.

В лучах лунного света закружились снежинки. Вскоре луну затянули облака. Искать дом гаёвщика[142] пришлось почти наощупь. Днём, сруб под островерхой гонтовой крышей выглядел заброшенным. Впечатление создавалось паутиной на окнах, облупившейся краской на криво висевших ставнях, и было искусно усугублено осторожно уроненной рядом с трубой сосной. Ночью, все окна плотно занавешивались, а труба прикрывалась колпаком искрогасителя, чтоб ничего не было видно со «Смертевоза». Помещения в верхнем ярусе служили пристанищем для двух горняцких семей с совсем маленькими детьми, а нижний ярус, украшенный чучелами, черепами, и древним охотничьим оружием, прекрасно подходил для встреч совета горняцкого цеха в изгнании.

Старшина помахал сидевшему в развилке сосны часовому с диоптром, закутанному в плащ из волчьей шкуры, пропустил вперёд Альфрика энгульсейца и Самбора, и вошёл в дом, плотно закрыв за собой дверь. Внутри очага жужжала маленькая коккоэ́стия[143], распространяя приятное тепло. За столом, освещённым парой переносных электрических ламп, уже сидели Айлви́н спелеодезистка[144], Лютослав Рельсоблуд, Бездырь Мозоленогий, Тру́го Шнырь, Каллан, и Неоссо врач.

– Котяховки[145]? – десятник проходчиков Бездырь тряхнул в воздухе бутылью с мутной жидкостью.

Мегайро выставил перед собой кулак правой руки, затем распрямил указательный и средний пальцы. Проходчик кивнул и поочерёдно плеснул напиток в три стоявших на столе стеклянных банки, примерно на полвершка по высоте в каждую. – Кос по́би? – Айлвин двинула к новопришедшим любимое деметами устройство для плавления сыра.

На каменном диске над синеватым пламенем горелки стоял керамический горшок на ножках. В нём булькала и пузырилась, судя по запаху, смесь вина, оливок, колошенского чёрного чеснока, медвежьего лука, и орехов. Возможно, в вареве присутствовало и достаточно сыра, чтобы оправдать название («жареный сыр» по-деметски).

Старшина сел за стол, глотнул котяховки, взял из миски ломоть хлеба, макнул его в горшок, и закусил, как раз вовремя, чтобы перебить резкую отдушку. Альфрик и Самбор повторили ту же последовательность действий. Поморянин поболтал банкой перед носом и состроил рожу:

– Это часом не стеклоочиститель?

– Что-что, а не стеклоочиститель, – Труго сварщик покачал головой. – Посмотри, какие разводы на банке оставляет.

– Зато нутро греет, – Бездырь похлопал по бутыли. – Надо ж чем-то утепляться.

– От зимы не спасёт, – Мегайро покачал головой. – Снег повалил.

– На пол-луны раньше, чем обычно, 'ан, – сказал Каллан.

– От горячительного тепла нет, одна видимость, – Неоссо неодобрительно посмотрел на проходчика. – Напьёшься, ещё вернее замёрзнешь.

– И в обычную-то зиму мы бы в землянках нагоревались, – добавил Труго. – А если верно, что схоласты говорят…

– Тво… Воч… – Самбор проглотил хлеб. – В точности сказать, как худо будет, нельзя. Уравнения сложные, в решениях хаос. Но будет худо.

Лютослав уважительно кивнул и повторил:

– Хаос.

– Можно крепость на скале подлатать, – предложил Каллан. – Там предки Шако́кову зиму пересидели.

– Легче новую построить, – Айлвин нахмурилась. – Вспомни, сколько дней мы туда припасы к пушке тащили. Потом, больше двух дюжин семей не влезет, а нам надо восемь дюжин пристроить.

– А в Осгодовом замке стены саженные, рядом постоялый двор, тёплые конюшни, – Бездырь плеснул себе ещё котяховки. – И рабочий посёлок, каменные дома. Всего и дела было бы лестницы на стены кинуть, шкрябы сами разбегутся…

– Кабы не «Смертевоз», – закончил Альфрик.

– И вот о какой беде подумайте, – Мегайро повернул голову в сторону занавешенного окна. – Холодно будет, топить станем, «Смертевоз» нас по дыму найдёт. Что там с ходом под стены?

– Два предыдущих шкрябы обрушили, – напомнила Айлвин. – Замок на камне стоит, любую работу за рёсты слышно. Ещё сегодня слухачи говорили, новый подземный звук какой-то появлялся, очень громкий, на четверть часа. Может, шкрябы под нас тоже копают.

– Как они так насобачились ходы рвать? Может, нашёптывает им кто? – Бездыря пробило на измену.

– Кто ж будет шкрябам нашёптывать? Такое хуже, чем с собственной тёщей переспать, – осерчал Альфрик.

– Я мою раз по пьяни оприходовал, кажется, – с параноидным сомнением сказал проходчик.

Неоссо застонал. «О слёзы Дакриодоры»! – про себя побожился Мегайро. В школе, он слышал от дидакта Тифлопонтико, что божиться именами Четырнадцати – ещё глупее, чем призывать варварских богов, потому что Четырнадцать – даже не боги, а всего лишь ипостаси демиурга, придуманные софистами, чтобы сделать его непостижимую сущность чуть понятнее смертным. Это не казалось старшине особенно вразумительным. Как могут могучий и суровый Бикането, на коне, с наборным луком, прекрасная Дакриодора, плачущая слезами сочувствия ко всем смертным, или сильный и искусный молотобоец Экзе́врето, покровитель горняков, быть частями одного и того же?

– А пушку к замку перетащить? – предложил Труго.

– Её на скалу грузовой аэронаос завозил, – с благодарностью в голосе (о чём угодно, только не о Бездыревой тёще!) напомнил сварщику Мегайро. – Да я и не уверен, возьмёт ли она броню.

– Самборов самолёт сбила ведь? – Лютослав посмотрел на Самбора, ища подтверждения. – Винт отстрелила.

Поморянин вновь понюхал котяховку, отставил банку подальше, и ответил:

– Не говорите Вамбе, но винт нам отстрелил, сдаётся мне, он. Так ли, нет ли, винт был деревянный, оболочка из рыбьих пузырей, а у «Смертевоза» броня и стальные лопасти в стальных кожухах с решётками, так?

– Как вообще такая гора железа летает? – в который раз возмутилась Айлвин.

– Схоласт шафранного дракона вам бы ответил в точности, – Самбор зачерпнул «кос поби» горбушкой.

– А ты какого? – спросил Бездырь.

– Янтарного. Но законы сохранения есть законы сохранения. В воздухе эта байда держится недолго?

– С четверть часа, – ответила Айлвинн.

– А на заправку сколько уходит?

– Совсем мало, пара диалептов, – спелеодезистка поправила очки. – Мы пробовали его заманить подальше от стен, чтоб топливо сжёг, а потом, пока на крыше стоит, угловую башню взять. Снова взлетел, как раз когда лестницы поднесли. Так девятерых враз потеряли.

– Как он вооружен?

– Полувершковый пулемёт под брюхом, в вертлюге с поликарбонатной полусферой, – пояснил Альфрик. – Хвала Нертус, хоть бомб нету. Зато как пойдёт змеиной отрыжкой шмалять…

– Погоди, змеиная отрыжка – это что? – удивился поморянин.

– Вместо пули – термитный заряд, – Мегайро скривился. – Огненный язык…

– Саженей на десять, – определил Бездырь проходчик, созерцая пустое дно своей банки.

– Так бы и сказали, дыхание гранатового дракона, – Самбор улыбнулся. – Думаю, взяли обычный тетрако́пос[146], заменили винты на стальные, прорезали в брюхе дырку, а потом понавешали брони, так что еле взлетает. Поэтому места для топлива в обрез, а для бомб вовсе не осталось.

– Только как нам это помогает? – проходчик с тоской взглянул в сторону бутыли.

– Не думали лагерь передвинуть? – предложил схоласт. – Куда бандеарги не долетят? Далеко бы двигать не пришлось, хоть в соседнюю долину?

– С какой стати? – Айлвинн сложила руки. – Пусть Клапа уходит, он верфанцам за землю пять лет как не платит!

– Если уж каждое лыко в строку, – Бездырь прищурился, наклонив бутыль над банкой. – Ты ещё вспомни, что бандеарги поезда на Астландском перевале останавливают и грабят. Что Скарстан, что Клапа, хозяин его – разбойники.

– Неизвестно, кто из них главный разбойник, – вспомнил Мегайро. – Скарстан-то сперва не просто кого попало грабил – рабовладельцев у Костяного Берега тряс, рабов на волю выпускал.

– Ну, Клапа тоже школу с рабочим посёлком построил, – возразил Бездырь. – «Мой завод – просвещённый промышленный биомеханизм». Так то когда было. С тех пор, он свои клятвы уже раз пять предал, а законом задницу подтёр.

Неоссо прервал это рассуждение:

– Сколько судили уже, и рядили. Закон за нас, да толку-то.

– Не в вашем законе дело, – отрезал Каллан. – Уходить нам некуда. В соседней долине Хиноно'этийт на зимовье встали.

– Это еще что? – попросил уточнения Самбор.

– Не что, кто. Племя. Скотоводы, лица навозом красят. Не дружим мы с ними, дикие они, – верфанец сложил ладонь в пригоршню и опрокинул, давая понять, что тема раскрыта исчерпывающе.

– И раз здесь снег идёт, на перевалах, поди, уже с аршин навалило, – добавил Неоссо.

– Броню пули не берут? – Самбор обратился к Альфрику.

– Разрывные на треть вершка, и то пробовали, – ответил тот. – Старшина из слонобоя бил, да попасть трудно, «Смертевоз» на месте не висит.

– Понятно, статической подъёмной силой всё то железо долго на весу не продержать. Бумага и стилос есть? – не дожидаясь ответа, схоласт принялся рассуждать вслух. – Разрывные третьвершковые не берут… Броня стальная?

– Вроде.

– Примем, что толщина – четверть вершка. Какой длины «Смертевоз»?

– Сажени четыре, – Лютослав, отошедший от стола, снял с полки «Книгу похвал гаёвщику» в переплёте из оленьей шкуры, и принялся листать. – Здесь заполнено меньше трети. Пойдёт, Самбор-схоласт?

Поморянин кивнул, принял протянутую книгу и свинцовый стержень, и стал рассуждать дальше, чертя стержнем по разлинованной странице:

– В первом приближении, четыре в длину, одна в высоту, одна в ширину. Площадь в саженях – полторы дюжины. В аршине вдвое по восемь вершков, в сажени три аршина, стало быть, объём… поболее трёх с половиной вёдер. Плотность возьмём в восемь раз против воды, стало… два с малым гросса пудов!

Самбор хлопнул по столу.

– Тише, детей разбудишь, – остерегла Айлвин.

– Не перебивай схоласта! – Лютослав стоял за спиной Самбора, благоговенно сложив руки.

– Четырёхсаженный тетракопос столько не свезёт! Полтора гросса от силы! – заключил учёный.

– А что это значит? – спросил верфанец.

– А значит это, что будь «Смертевоз» закован в броню со всех сторон, он не взлетел бы! – Самбор торжествующе оглядел соседей по столу. – Кто-нибудь его сверху видел?

Альфрик и Неоссо отрицательно покачали головами.

– «Ворон Итсати» нам бы сейчас так к спеху пришёлся, – схоласт сгорбил плечи. – Чем же его сверху взять? Хоть воздушного шара у вас не завалялось? С юга от Айкатты, может, залетали?

– Какой шар, – Неоссо помрачнел. – Как Эрскеренскраг сгорел, бежали, в чём были. Кто вообще успел. Собак, котов, кур, коров с козами, и тех на погибель бросили. Ты, Самбор, может, скажешь, «Что о собаках горевать»?

– Не скажу. Горе это.

– Горе и бесчестье. Они-то нам верны были. А мы… без верфанской милости, сами б давно с голодухи передохли.

– На'а, какая наша милость, – Каллан провёл по правой ладони указательным пальцем левой руки. – Лес кормит.

– А если снизу по «Смертевозу» навесить? – с надеждой сказал Альфрик, но тут же погрустнел. – Хотя в него и прямым-то не всякий раз попадёшь, не то что в навес…

– Или, может, Самбору его из лука сбить, как тот вертолёт в южном Винланде! – восторженно выпалил Лютослав.

– Что ж, сиилапан есть, так? – схоласт оживился. – От навесной дороги? Нет, не пойдёт.

– Почему ж не пойдёт? – Бездырь уронил несколько капель «кос поби» себе в бороду.

– Кожухи с решётками, – объяснил поморянин. – Стрелу перемелет вмиг. Погоди, Альфрик, что ты там говорил про стрельбу в навес? Если только навесить так, чтоб накрыло наверняка. Каллан, наберётся в твоём племени с пару дюжин добрых лучников?

– Две с половиной дюжины. Не с такими луками, как твой.

– Наборные пойдут. Погоди, они самодельные?

– Какие ж ещё?

– Как бы и это в счёт взять… У каждого натяг тетивы выйдет разный…

– Как случайную переменную? – предложила Айлвин.

– Дело говоришь! А промежуток доверия опытом определить! Теперь… разрывные и зажигательные пули есть?

– Найдутся, – Мегайро кивнул. – К стрелам приладить?

– Так! Вместо наконечников! И зарядить ручные пулемёты, ваш третьвершковый и… для пищальки с «Ворона» тоже найдутся?

– Разрывные были, – подтвердил Альфрик. – А когда нападём?

– Сейчас! – гаркнул Лютослав.

– Не спеши, коза, все волки твои будут, – иронически начал Самбор. – Хотя почему бы и нет? Сколько до полуночи? Полтора часа? А сколько идти до замка?

– У нас, горняков, сказано, – Мегайро сделал паузу, по драматизму, конечно, несравнимую с многозначительными мрачными молчаниями Вамбы.

– «Лучше плохо ехать, чем хорошо идти»! – хором сказали все горняки.

– За девять диалептов доберёмся, – заключил старшина.

– Навесная дорога? – осведомился поморянин.

– А в ходах – лента, – довольно сказал энгульсеец. – Ложишься, и едешь. – А может, сперва дождаться, пока Стейнгладовы наёмники уберутся? – с сомнением предположил Неоссо.

– Кто тебе сказал, что они вообще уберутся? – возразил Лютослав. – Потом, если сейчас нападём, может, самого Стейнглада застукаем!

– Допустим, мы открываем один ход, стреляем по замку. «Смертевоз» вылетает, соседний ход открывается, там стрелки, Самбор даёт знак, – Мегайро поймал себя на том, что начал верить в этот наспех слепленный несуразный замысел. – Стрелки́ ставят завесу огня, «Смертевоз» падает, открываем все ходы, берём замок. Альфрик, Каллан, Труго – сколько вам на подготовку?

– Лучников разбудить и собрать – полчаса, – верфанец ответил первым.

– Стрелы за три часа переделаем, – определил энгульсеец.

– Ходы готовы, и готовее не будут, – завершил сварщик.

– Мне нужен будет час с лучниками, подалее от замка, – вдогон добавил поморянин. – И толику стрел с пулями.

– Старшина, ты и вправду решил? – в голосе Айлвин чувствовалось сомнение.

– Проголосуем. Самбор не в совете, но справедливо будет ему слово дать?

Горняки закивали, за исключением Бездыря, заснувшего, подперев голову руками.

– Говори.

Поморянин обвёл собравшихся взглядом и начал:

– Скажу, только не знаю, смогу ли беспристрастно.

– Это еще почему? – спросил Неоссо.

– Не перебивай схоласта! – шикнул Лютослав.

– Да у меня кончилось терпение, – Самбор вздохнул. – Летел в Винланд встретиться с одним учёным. Рассказать про мою теорию, договориться, чтоб тот её проверил опытом, через две недели вернуться. Я в Винланде второй месяц, с опытом всё как у козла с молоком, и домой охота!

– Понятное дело, – Мегайро в согласии потёр нос.

Поморянин продолжил:

– Мой совет – нападать, и чем скорее, тем лучше. А пристрастный этот совет, нет ли – судите сами. Нападём – и домой попаду быстрее, и любо. Пальнатоки с Фюна, кому я жизнью обязан, от Стейнгладова имени хотел плеваться. Наконец, вам помочь – это и по-товарищески.

– Верно! – Бездырь проснулся, полный любви. – Кто ж проходчику с забойщиком товарищ, как не электротехник? Кто опрокид наладит? Кто коническую передачу заменит?