Читать книгу Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль - Страница 46

Миновало два месяца. На вилле «Блезус» стало многолюдно и суетно. Весной сюда съехались молодые люди, слетевшиеся к их кумиру Максиму Горькому, словно мотыльки на свет лампы. За большим кухонным столом стало тесно. У хозяев появилось немало связанных с ними забот, и они отдавались этому со всей страстью предназначенья. Рутенберг нашёл для себя расположенную на соседней улочке недорогую квартирку и перебрался туда. Мария Фёдоровна попрекнула за это, но он обещал приходить к ним на обед и показываться ежедневно. Она его тепло обняла, и он почувствовал приятный запах дорогих французских духов.

Его воспоминания успешно продвигались, и во второй половине апреля он передал рукопись Горькому и попросил его взять на себя сношения с издателем, а вырученные деньги послать ЦК. Алексей Максимович прочитал, одобрил и готов был переслать её Ладыжникову, владельцу берлинского издательства, специализировавшегося на выпуске марксистской литературы, его произведений и книг писателей его круга. В письме к нему он на другой день написал: «На днях вышлю Вам рукопись Рутенберга… Пока держите это в секрете – история большая и громкая». Её проталкиванием занимался помощник Ладыженского Аврамов. Уже в конце мая Роман Петрович сообщил Рутенбергу о результатах своих поездок в Лондон и Париж, где он вёл переговоры с редакторами солидных газет «Times», «Daily Mail» и «Matin». Аврамов писал, что они советуют дополнить брошюру кратким предисловием, объяснить, кто эти лица, о которых идёт речь, и сделать ещё правки и примечания, чтобы удовлетворить их требованиям. Гонорар, на который он рассчитывал, посчитали недоразумением, и максимум он может получить до 7000 марок.

Увы, у Рутенберга не оказалось ни сил, ни терпения удовлетворить требования издателей. Он уже исторгнул из своей души и тела болезненные воспоминания и выплеснул их на бумагу. И теперь у него не было настроения к этому возвращаться, что не могло не испортить отношений с Горьким. Причиной этого являлся отказ следовать его плану публикации из-за неистребимого желания забыть эту кровавую историю и начать новую страницу своей жизни. Но время лучший лекарь душевных ран, и он тогда не мог себе представить, что настанет пора и он вновь захочет довести дело до конца.

За месяцы, проведённые на Капри, он переосмыслил свою жизнь и осознал, что некоторые ценности и принципы, которым следовал прежде, потеряли теперь для него свою значимость. Вместе с ощущением предательства вождей партии, которым безгранично доверял, пришло чувство разочарования в революционной деятельности и желание посвятить себя работе, дающей заработок и моральное удовлетворение. Прогулки по острову, которые он предпринимал один или с кем-либо из гостей Горького, постепенно укрепляли его тело и дух. Безграничная даль неба, просторы моря, то спокойного, то мятежного, примиряли его с жизнью и давали недолгое успокоенье и снимали напряженье, с которым жил весь прошедший год.

Между тем деньги, заработанные в Париже, кончались, да и жить нахлебником он себе не позволял, считая недостойным и неприличным. Несколько раз выбирался на судёнышке, курсировавшем между Капри и Неаполем, на большую землю в поисках работы. Со временем понял, что ему нужно перебраться на богатый промышленный север и что на аграрном патриархальном юге шансы устроиться по специальности невелики. Знакомства во влиятельных мафиозных кланах, на которые ему намекали сотрудники муниципалитетов Неаполя и ближайших к нему городов, Рутенберг решительно отвергал. Мария Фёдоровна всякий раз спрашивала его после поездки и по-дружески успокаивала, говоря, что у него всё будет хорошо. Неудачи поправить своё материальное положение неизменно накладывались на нескончаемый конфликт с руководством партии. Горький не мог не заметить, что по вечерам Рутенберг с Андреевым заводили собравшихся на вилле предложениями выпить за его здоровье. Однажды после обеда он пригласил Рутенберга на террасу подышать воздухом.

– Василий Фёдорович, не замечал я раньше за тобой пагубную страсть к алкоголю, – лукаво заметил он.

– Прости меня, Алексей Максимович. К этому я вообще не склонен.

– Я, кажется, начинаю понимать, у тебя проблемы, – по-доброму произнёс Горький.

– Да. А когда выпьешь, забываешь их на какое-то время, – усмехнулся Рутенберг.

– Ты можешь жить у меня, пока они не решатся. Заодно поможешь в издательстве.

– Я тебе искренно благодарен. Но мне пора выбираться отсюда. Иждивенцем никогда не был и не желаю быть. Я, дорогой Алексей Максимович, инженер. У меня диплом с отличием. Ради чего я учился? В России я ещё трудился на Путиловском заводе. А два года назад поменял профессию и стал революционером. А сейчас мне нужно зарабатывать и содержать двоих детей.

– Василий Фёдорович, делай то, что считаешь нужным. Я тебе в этом не советчик. Но свои записки всё же напечатай. И тебе сразу станет легче.

– Я это когда-нибудь обязательно сделаю. А сейчас хочу начать работать. Говорят, на севере Италии я быстрее решу этот вопрос.

– К сожалению, в этой сфере деятельности у меня нет полезных знакомств, – вздохнул Горький.

– Вы и Мария Фёдоровна мне уже и так очень помогли. Но всегда приходит момент, когда нужно сделать шаг.

– Мы тебе устроим весёлые проводы, Василий Фёдорович.

Они обнялись и вернулись в гостиную.

Рутенберг собрался быстро. Накануне отъезда он расплатился со священником местного прихода за комнату. Мария Фёдоровна распорядилась накрыть стол и купила в посёлке в магазинчике у винодела хорошего вина «Капри».

– Василий Фёдорович, всегда помни, что выгравировано на кольце царя Соломона, – сказал Горький.

– Я это никогда не забуду, Алексей Максимович. Конечно, всё проходит. Только нужно набраться терпения и что-то делать.

– Это правильно. За тебя, дорогой друг.

Все выпили, а Леонид Николаевич иронично произнёс:

– Василий, в твоём лице я потерял надёжного собутыльника и свидетеля революционных бурь.

– Я свою роль уже сыграл. Если я вернусь в Россию, меня ждёт виселица или каторга. Как говорится, «Мавр сделал своё дело, мавр может уйти».

– А знаете, откуда эта фраза? – спросил Горький.

– Это из драмы Фридриха Шиллера «Заговор Фиеско в Генуе». Её произносит мавр, оказавшийся ненужным после того, как помог графу Фиеско поднять восстание против диктатора Генуи.

– Василий, ты же в Геную как раз и плывёшь, – засмеялась Мария Фёдоровна. – Прошу тебя, не поднимай там восстание.

– Для этого нужны деньги. Много денег. Поэтому я пока что буду просто зарабатывать.

– Верно, Василий Фёдорович, – поддержал его Горький. – Кроме того, революции в Европе давно уже прошли. Это Россия несколько задержалась.

Потом они погрузились в две повозки и поехали на пристань. Ветер с Тирренского моря крепчал и гнал волны. Бухтя паровыми машинами, причалило судёнышко. Рутенберг тепло попрощался с «двоюродной сестрой», Горьким и Андреевым и поднялся на борт. С кормы он ещё долго смотрел на них, машущих ему вслед. И на островок, подаривший ему несколько месяцев покоя и красоты.