Читать книгу Ты погляди без отчаянья… (стихотворения) - Рабиндранат Тагор - Страница 9

Глуп, невоспитан, нескладен на вид он

         и рожей на черта похож,

Если в доме пропажа, вещь не ищется даже, —

         Кешта взял, следа не найдешь.

Я проклял отца и деда его, а он ничего —

         словно сердца нет.

За службу старик получать привык

         ударов более, чем монет.

Вовек Кешта сам не явится к вам,

         ори до зари, коли в чем нужда,

А он, чтоб не слушать, заткнет себе уши

         или уйдет неизвестно куда.

Из хрупкой вещицы, если рядом случится

         хоть миг простоять, он сделает три.

А из трех, что вы дали, и одну-то едва ли

         сохранит у себя от зари до зари.

Ночей ему мало, уснуть где попало

         способен он среди дня,

Давно его рады избить без пощады

         друзья мои и родня.

«Казнить тебя мало! – кричу я бывало. —

         Бездельник страшней врага!»

И все же, признаться, мне жаль с ним расстаться —

         как-никак, а старый слуга.

Жена заявила: «Нет силы, мой милый,

         дом наш разграблен им,

Постели нет в доме, хоть спи на соломе

         вместе с Кештой твоим.

Одежду, посуду, циновки, что всюду

         висели, девал он бог весть куда.

Где он верховодит, там деньги уходят,

         словно в песок вода.

С подобным слугою не знаешь покоя, —

         он в отлучке целые дни,

Терпеть я готова любого другого,

         а Кешту гони, не тяни!»

Как спорить мне с нею? От злости краснею,

         С базара его волочу,

Гремя громче грома: «Исчезни из дома,

         больше видеть тебя не хочу!»

Он уходит прочь, где-то бродит ночь,

         поутру же, когда встаю,

Он рядом опять: «Как изволили спать?» —

         и трубку набьет мою.

Не хранит обид тот, кто часто бит,

         дал огня – и вся недолга,

Хоть до смерти бей, не уйдет, злодей, —

         как-никак, а старый слуга.

Но в один из дней пал на долю мне

         в крупной сделке изрядный куш,

И подумал я, если вся семья

         бога чтит, пусть хотя бы муж

Съездит в Бриндабон[10], помолиться он

         сможет Кришне и за жену.

Грех жены – мой грех, денег нет на всех,

         и не слать же ее одну!

Браслетами тонко звеня, вещи в узлы для меня

         собрала, как должно, жена

И, заплакав, сказала: «Горя видел ты мало,

         но с Кештой хлебнешь до дна!»

Я вскипел тогда: «Если в нем беда,

         пусть поедет хоть Ниборон!»

Собран весь багаж, подан поезд наш,

         и уже позади перрон.

Стоянка в Бурдване, и там лишь, не ране,

         с Кештой столкнулся я,

Хитер старикашка – он понял: мне тяжко

         и трубка пуста моя.

Кричал я полдня: «Когда от меня

         ты уйдешь хоть на два шага!

Уезжай назад!» – а в душе был рад —

         как-никак, а старый слуга.

Вот и цель – Шридхам, всех приезжих там

         грабят панды[11], крича о том,

Что приют дадут и к святым сведут.

         Мы, отбившись от них с трудом,

Славный дом нашли, дни за днями шли,

         я уже обжился вполне

И друзей завел, заявив, что, мол,

         жить приятно хочется мне.

Но к девушкам Браджа[12] я холоден стал,

         и Кришна меня волновать перестал,

         и стали цветы не нужны,

Исчезла граница ночи и дня, – оспа стрелой

               поразила меня

         и сказала: «Дни сочтены!»

Чуть свалился я, как мои друзья

         поразъехались кто куда,

И за брата брат умирать не рад,

         Кешта лишь не сбежал тогда.

В неродном краю кончить жизнь свою

         человеку трудней вдвойне.

Как отец родной, он ходил за мной, —

         умирать не давал он мне.

На Кешту гляжу, подойти прошу,

         мысль о нем и та дорога,

Он ни день, ни ночь не отходит прочь, —

         как-никак, а старый слуга.

«Ну, хозяин, как?» – говорит чудак

         и лекарство вливает в рот;

Мой лоб – что огонь: на лоб мой ладонь

         кладет он – не ест, не пьет.

«Будешь вновь здоров, под родимый кров

         к старой матери и жене,

Избежав беды, возвратишься ты», —

         он твердит неустанно мне.

Что ж, конец скрывать, я уж стал вставать,

         когда с Кештой стряслась беда.

Я вот ем и пью, и болезнь мою

         взял старик на себя тогда.

Он стонал три дня, звал в бреду меня, —

         так и принял последний час.

Есть грустить с чего; гнали мы его, —

         а теперь он ушел от нас.

Я в тоске, друзья, безутешен я, —

         чересчур уж судьба строга.

С чем идти домой? – Умер спутник мой, —

         как-никак, а старый слуга.