Читать книгу Неприятности – мое ремесло - Рэймонд Чандлер - Страница 23
Свидетель[8]
2
ОглавлениеНароду было много, особенно для вторника, но публика не танцевала. Часов в десять маленькому оркестру из пяти человек надоело мусолить румбу, на которую никто не обращал внимания. Музыкант, игравший на маримбе, бросил палочки и потянулся под стул за стаканом. Остальные закурили сигареты и просто сидели с усталым видом, разглядывая публику.
Я прислонился боком к стойке бара, который находился в той же части зала, что и оркестр, и вертел в руках маленький стаканчик с текилой. Главные события разворачивались за центральным из трех столов для игры в рулетку.
Бармен перегнулся ко мне через стойку:
– Похоже, этой рыжей везет.
Я кивнул, не поворачивая к нему головы:
– Горстями кидает. Даже не считая.
Рыжеволосая девушка была высокой. Я видел блестящую медь ее волос среди голов сгрудившихся за ее спиной зрителей. Рядом маячила прилизанная голова Лу Харгера. Похоже, все играли стоя.
– А вы не играете? – поинтересовался бармен.
– Только не по вторникам. Однажды во вторник я здорово продулся.
– Правда? Вы пьете эту штуку неразбавленной или вам ее малость пригладить?
– Чем же ты пригладишь этот горлодер? Разве что рашпилем.
Бармен ухмыльнулся. Я сделал еще глоток текилы и поморщился:
– Интересно, ее специально такой изобрели?
– Не знаю, мистер.
– А какая тут максимальная ставка?
– Тоже не знаю. Должно быть, все от босса зависит.
Ряд столов с рулеткой расположился вдоль дальней стены. Низкий барьер из позолоченного металла соединял их торцы, и игроки располагались за барьером.
За центральным столом возник какой-то спор. Несколько человек с двух крайних столов забрали свои фишки и направились туда.
Затем раздался отчетливый и очень вежливый голос с легким иностранным акцентом:
– Пожалуйста, потерпите, мадам. Мистер Каналес будет через минуту.
Я подошел к столу и протиснулся к самому барьеру. Рядом со мной, голова к голове, стояли два крупье. Один медленно водил лопаточкой для фишек взад-вперед по столу рядом с неподвижным колесом рулетки. Оба смотрели на рыжеволосую девушку.
На ней было черное вечернее платье с глубоким вырезом, открывавшее изящные белые плечи. Красивой ее, пожалуй, не назовешь – но и не просто милашка. Ее длинные ресницы трепетали. На столе перед девушкой лежала большая куча фишек и денег.
Она говорила монотонным голосом, словно повторяла эту фразу уже не в первый раз:
– Давай крути колесо! Как забирать деньги, так это вы враз, а платить не нравится.
Работавший за столом крупье улыбался спокойной, ровной улыбкой. Он был высоким, смуглым и невозмутимым.
– Стол не может принять вашу ставку, – бесстрастно произнес он. – Если только мистер Каналес… – Он пожал изящными плечами.
– Это же твои деньги, дылда. Не хочешь отыграться?
Лу Харгер, стоявший рядом с девушкой, облизнул губы, сжал пальцами ее локоть и горящими глазами посмотрел на груду денег.
– Подожди Каналеса… – тихо проговорил он.
– К черту Каналеса! Мне везет, и я хочу играть.
В стене за столами открылась дверь, и в зал вошел чрезвычайно худой и бледный мужчина. У него были прямые и тусклые черные волосы, высокий шишковатый лоб и спокойные, непроницаемые глаза. Две тонкие линии аккуратно подстриженных усов расходились под прямым углом и опускались ниже уголков рта на целый дюйм, придавая лицу восточный вид. Бледная кожа блестела.
Он проскользнул за спиной крупье, остановился возле угла среднего стола, посмотрел на рыжеволосую девушку и дотронулся до кончиков усов двумя пальцами, ногти которых имели багровый оттенок.
Внезапно мужчина улыбнулся, хотя уже через мгновение казалось, что он никогда в жизни не улыбается, и заговорил бесцветным, насмешливым голосом:
– Добрый вечер, мисс Гленн. Вы позволите отправить с вами сопровождающего, когда поедете домой? Будет жаль, если эти деньги попадут в чужие руки.
Рыжеволосая неприязненно посмотрела на него:
– Я никуда не ухожу, если только меня не выкинут.
– Нет? – удивился Каналес. – И что вы собираетесь делать?
– Сорвать банк, черножопый!
Толпа притихла. В зале повисла мертвая тишина – ни шепота, ни других звуков. Лицо Харгера постепенно бледнело, приобретая оттенок слоновой кости.
Каналес и бровью не повел. Он поднял руку, медленным и точным движением достал из кармана смокинга бумажник и бросил на игорный стол перед крупье.
– Десять тысяч, – глухим скрипучим голосом объявил он. – Это моя максимальная ставка.
Высокий крупье взял бумажник, раскрыл, извлек из него две пачки хрустящих банкнот, быстро пересчитал их, проведя пальцем по краю, закрыл бумажник и подвинул к Каналесу.
Каналес не стал брать его. Никто не шевелился, за исключением крупье.
– Поставь на красное, – приказала девушка.
Крупье перегнулся через стол, аккуратно сложил ее деньги и фишки, передвинул ставку на красный ромб и взялся за колесо рулетки.
– Если не возражаете, – Каналес ни на кого не смотрел, – только мы двое.
Все закивали, но никто не произнес ни звука. Крупье провернул колесо и едва заметным движением левой кисти пустил шарик по желобу. Затем убрал руки и демонстративно положил ладони на крышку стола, на виду у всех.
Глаза рыжеволосой девушки загорелись, губы приоткрылись.
Шарик покатился по желобу, упал вниз, едва не задев один из сверкающих металлических ромбов, скользнул по краю колеса и застучал по зубчикам напротив чисел. Потом внезапно, с глухим стуком остановился – рядом с двойным «зеро», на красном номере 27. Колесо замерло.
Крупье взял лопатку, медленно подвинул две пачки купюр к ставке девушки, потом убрал выигрыш с размеченного поля.
Каналес спрятал бумажник в нагрудный карман, повернулся, медленно вернулся к двери и вышел из зала.
Я разжал пальцы, судорожно стискивавшие барьер. Публика повалила к бару.